Обжигаясь о платину

- Я бы не советовала тебе лазать по заброшенным зданиям, Алиса. Ведь я тоже очень часто в далеком детстве по ним бродила. Но однажды провалилась крыша, и меня задавило. Вот так я и умерла. На бархатной, чрезмерно накрахмаленной постели, впитавшей в себя запах духов, которыми мать щедро поливала дочь, маленькая восьмилетняя девочка с тугим пучком волос пшеничного цвета сидела, скрестив ноги, и с детским наивным восторгом глядела на подругу. Догорала маленькая восковая свечка. То был отнюдь не дом восемнадцатого века - освещался он не свечами, а вполне себе современными лампами. Но неужели ласковый полумрак когда-нибудь сравнится со слепящим глаза электрическим светом? Счастье для Алисы заключалось в том, чтобы лечь около свечи, излучающей добро и свет, зарыться в теплое одеяло, обжигать ладони и губы горячим чаем с малиновым вареньем, слушать, как неустанно барабанит по стеклу дождь и жадно впитывать в себя плавную, словно река горького меда, речь ее любимых друзей. На самом же деле любовь Алисы было чрезвычайно сложно завоевать. Девочка даровала ее лишь призрачным товарищам, которых почему-то родители в упор не признавали, и Танечке - ее няне. Если судить по ласковому имени, то женщину можно представить хрупкой и тонкой, похожей на мышь. Но на самом деле Танечка была ростом в два метра, крупной, грузной, но совершенно мягкохарактерной особой. Сопоставив образ няни и ее уменьшительно-ласкательное имя, можно прийти в недоумение. А как же родители? Неужели к ним любовь Алисы не относится? Отчасти. Мать и отца девочка видела настолько редко, что забывала порой их внешность. Они были вроде чужих людей, непонятно как оказавшихся в одном доме с Алисой. Знала девочка о них лишь то, что мать работала в каком-то театре артисткой, играющей далеко не главные роли, а отец всегда сидел в запертом кабинете и писал книги. Да, родители редко общались с Алисой. И дело было не в частых командировках, напротив - Подбельниковы-старшие практически всегда находились дома, но с дочерью пересекались крайне редко. Нет, бывали, разумеется, дни, когда мать вызывала девочку к себе и начинала спрашивать о том, что же нового она узнала от домашних педагогов или нянечки - в школу ходить дочке запрещала мать, опасаясь, что под влиянием сверстников она станет избалованной, что негоже для знатной особы - а за неправильные ответы больно ударяла линейкой по ладоням, но такие моменты нисколько не были пропитаны любовью. Алиса зевнула. Обычно она ложится спать в одиннадцать часов, а сейчас еще даже девяти не натикало. Возможно, все дело в тучах, которые заполонили свет небесного изящества, луны и звезд. Живот урчал и умолял о еде, но Алиса за годы научилась не обращать на него внимания. Просто ее мать всегда придерживалась мнения, что аристократка должна быть стройной и питаться строго по расписанию. - Давай, расскажи еще о себе, - едва ли слышным шепотом попросила Алиса, пытаясь не разрушить созданную и столь горячо любимую ей атмосферу. - Ну? Чего молчишь-то? Почему ты так редко ко мне приходишь? Я очень мало о тебе знаю... Вот Толстый Джон постоянно ко мне шастает, он меня уже замучил своим рассказом, как его муха чуть не убила. Дед Архип тоже частенько заглядывает. А ты? Почему ты - редко? Тебе скучно со мной? Эй, ответь! - Вовсе нет, - слабо улыбнулась девушка уголками губ. Алиса еще в раннем детстве отметила, что каждый призрак отличается чем-то особенным. От кого-то веет теплом, от кого-то - холодом. Кто-то сияет великолепным синим светом, а от некоторых даже исходит тихая-тихая прекрасная мелодия. А от Светловолосой Девушки (имени ее Алиса не знала, не знала его и сама потусторонняя гостья) всегда пахло арахисом. Девочка не находила причину сего, да и Светловолосая Девушка лишь удивленно пожимала плечами на такое заявление. Но факт оставался фактом, поэтому в сознании Алисы ее призрачная подруга всегда ассоциировалась с этим орехом. - Тогда почему? - продолжала девочка насыщать свое любопытство. - Тебя не было уже месяц! Что случилось? - Знаешь, Алис, ты должна понять, что мне тоже хочется иногда побыть с любимыми людьми... На этом слове Светловолосая Девушка замолчала и с нотками едва ли уловимой тоски взглянула в окно, словно ее сердце рвалось в сумасшедших терзаниях о родном человеке, к которому она была уже не в силах вернуться... Пустой живот Алисы вновь заявил о себе, и девочка изо всех сил надавила на него руками, чтобы уменьшить чувство голода. - Расскажи о них, - с легкой бестактностью попросила Алиса, зевнув так сильно, что у нее свело челюсть. - А то чего? Начала и молчит. Скучная ты. - Они? Они живут в мире. В другом мире. Отвратительном, грязном, разрушенном, где царит сплошное зло, но... этот мир идеален для меня. Я вновь хочу оказаться там, потому что это мой дом, и лишь в нем есть место для такой, как я. Жаль, что мне уже не дано оказаться вновь рядом с любимыми людьми, потому что они живы, а я... Алиса в очередной раз зевнула. Веки ее отяжелели настолько, что, казалось, на них лежал неподъемный груз, а в голове вдруг так приятно защекотало, словно она находилась под воздействием сильного наркоза. Алиса всегда считала Светловолосую Девушку скучной, а речь ее - чрезмерно утомительной, нудной и излишне пессимистичной. Она была несравнима с манерой говора, скажем, Толстого Джона, который, хоть и засыпал Алису вымышленными байками, но был искренним, веселым и вечно счастливым. Жизель - невероятной красоты дева в легком платье, постоянно пела песни, пьянящие своим изяществом и подчиняющие себе каждый закоулок даже самого черствого сердца. Дама постоянно навевала уют и спокойствие, она могла каким-то волшебным образом избавить голову от забот и грустных мыслей, даруя истинную безмятежность. И даже смерть ее была какой-то изысканной, красивой, великой, хотя Жизель не любила упоминать о своей кончине в разговорах. Дед Архип не был весельчаком, как и великим певцом тоже. Но он знал такое количество различных легенд, сказок, историй, что любой, послушавший старика, вмиг заявил бы о его безрассудстве - еще бы, устная культура всех стран и народов в одной маленькой голове! Кто рассказал Алисе про домового, лазающего по чердакам? Кто познакомил девочку с мифами про кикимору и лешего? Кто открыл ей древнегреческую мифологию? Ответ всегда будет один - Дед Архип. - Алиса, я вижу, ты совсем меня не слушаешь, - голос Светловолосой Девушки прозвучал, словно она сейчас находилась за толстой стеной. Но даже такой Алиса любила свою знакомую, и это было основано лишь на одном факте - Светловолосая Девушка была призраком. С раннего детства у девочки сформировалось обожание этих существ, что являлись для нее кем-то вроде родных людей, ну, или лучших друзей. Призраков Алиса начала лицезреть, как только появилась на свет, и ничуть не боялась, ведь она видела их гораздо чаще, нежели папу или маму. Когда различные нянечки с большими усилиями научили Алису говорить - к слову, разговаривать она стала довольно поздно - та стала вести с потусторонними друзьями диалоги. - Нет, я слушаю, это просто ты замолчала, ну а мне чего говорить? Ты ж молчишь, как всегда, - едва различимым в звуках дождя шепотом проронила Алиса и прижала к себе краешек одеяла. - Рассказывай дальше. Общения - вот чего не хватало сейчас ей. Танечка постоянно занята, о родителях и вспоминать нечего, а призраки почему-то стали являться к Алисе все реже, поэтому голос Светловолосой Девушки, пусть даже нудный и скучный, девочка впитывала в себя с поражающей жадностью. - Нет, я вижу, ты засыпаешь. Ложись спокойно, я не стану тебя тревожить, - призрачная гостья, только что писавшая на бумаге какой-то текст, сейчас отложила листок и поднялась с дивана, который стоял около окна. Было немного странным такое соседство - кровать с белоснежной простыней, позолоченной спинкой, ножками в виде львиных лап и старый полуразвалившийся диван, на котором, вдобавок, никто не спал. Алиса с истерикой отстаивала право ветхой мебели находиться в комнате, потому что на нем жили все любимые куклы девочки, которые выручали ее в дни горького одиночества. - Не уходи, пожалуйста! - взвыла Алиса и неумело попыталась выдавить слезу. - С кем я тогда буду?! Танечка вяжет, постоянно нудит "Не мешай, не мешай..."! А из призраков ко мне уже недели так две никто не приходил! В куклы играть?! Так я уже слишком взрослая для кукол! Мне восемь лет, вспомни на минуточку! - Ну да, скоро замуж выдавать, - неумело попыталась пошутить Светловолосая Девушка, но Алиса юмора не поняла. - Поиграй со сверстниками. Я уверена, рядом с твоим домом есть множество семей с твоими ровесниками. - У меня уже есть друг, - заявила девочка с такой гордостью, будто друг этот был сыном самого президента. - Его Федькой зовут! Он меня на три года старше, ему одиннадцать. Федя такой умный, как мудрый мудрец! Вот. Мы с ним расследование проводим, мы хотим узнать, откуда вы беретесь. Вы же не говорите, приходится нам самим... Только мама запрещает мне с другими детьми общаться, она думает, что все они злые и некультурные, и что я тоже стану такой. Но я ее обхитрила! Знаешь, как? Я ночью, когда Танечка ложится спать, в окно вылезаю. Мы с Федькой около рощи встречаемся, он один с отцом живет, а тот всегда поздно с работы возвращается... - Но не будешь же ты вечно сбегать, - постучала пальцами по столу Светловолосая Девушка. - Книга - вот главное лекарство от одиночества. Ты умеешь читать? - Умею, но плохо. И вообще, книги - это фигня, - заявила Алиса и тут же осеклась, словно сказала на редкость ругательное слово. Опомнившись, что родителей рядом нет, и ее дружбу с Федькой вычислить не сможет никто, девочка продолжила. - Меня Танечка пытается заставить читать, но это так скучно! Устаешь так, как будто весь дом пять раз обежала. И как вообще люди могут получать от чтения удовольствие?! Фу, гадости какие-то - книжки эти... Пускай их всякие толстые ученые читают. Светловолосая Девушка грустно вздохнула. - Я бы рекомендовала тебе полюбить книги. Тогда... Алиса грустно вздохнула. - Да мне все это рекомендуют, да что толку с ваших рекомендаций? Ну не умею я, и все тут. Не люблю, точнее, но говорю, что не умею, чтоб не лезли. Эти черные-пречерные буквы... бе-е-е! А ты ведь знаешь, что я книжки, по правде если, не люблю! Но специально так делаешь! Уж молчала бы лучше, а то никогда не молчишь. Выплеснув бурю своего возмущения, Алиса с некоторым удивлением заметила, что её гостьи уже нет. Почувствовав легкий укол совести, от которого девочка впоследствии отмахнулась, как от назойливой мухи, Алиса задула уже почти догоревшую свечу. Запах потухшего огня мгновенно окутал девочку, одурманивая и затаскивая за собой в мир грез. Алиса, едва ли в последний раз в этот день взглянула на привычные темно-синие очертания силуэтов в ее комнате и медленно, словно растягивая наслаждение, закрыла глаза... - Алиса! Ты где?! Немедленно подойти сюда!   ***   Комната - маленькое, но надежное убежище для каждого человека. Комната - даритель вдохновения, любимый друг и добрый спаситель. Комната - это крохотный мирок для каждого, где человек может открыть секреты своей души и сердца. Алиса рухнула на кровать, крепко-крепко обняв одеяло, словно именно оно сейчас было для нее тем, кто поймет и поддержит. Она ненавидела свою мать. Ненавидела всей душой. Сейчас женщина вызвала дочку к себе и начала спрашивать о прочитанном романе "Анна Каренина". Вернее, непрочитанном. Узнав, что Алиса не притрагивалась к роману, Эрика Вячеславовна закричала, что девочка совершенно отбилась от рук, и пригрозила, что в случае ее дальнейшего такого поведения она вышвырнет мягкохарактерную няню и наймет строгую гувернантку, лишенную жалости и сострадания. Алиса всегда понимала, что мать не имеет цели воспитать из дочери достойную и грамотную особу, тем самым обеспечив ребенку светлое будущее. Нет, Эрике Вячеславовне нужно лишь одно - продемонстрировать гостям, что у нее образованная дочка, и повысить себя в глазах других благородных господ. Девочка была нужна женщине лишь как украшение, вроде крохотной собачки. Самое интересное, что при всей строгости матери Алиса ощущала себя совершенно свободной и беспризорной. Женщина вызывала дочь раз в месяц, а то и реже. Конечно, эти моменты нельзя назвать счастливыми, зато потом мама забывала о дочери еще на несколько недель, надавав предварительно кучу заданий для выполнения. Стоит ли говорить, что никаких уроков из воспитания матери Алиса не извлекала? Будет девочка послушной или не будет, ей все равно раз в месяц влетит - это она уже воспринимала как ритуал. Первый раз в своей жизни девочка воспылала ненавистью к призракам. Ненавистью, возникшей на почве сильной обиды. Ну почему они являются к ней реже, чем раз в неделю?! По какой причине они стали оставлять Алису в одиночестве?! Ей нужен был один, хотя бы один человек, любовь которого смогла бы вытащить девочку из безумной пропасти. Дверь комнаты скрипнула. - Лисочка? Малышка всхлипнула от переизбытка чувств, вскочила с кровати и подлетела к няне, едва не сбив ту с ног. Прижавшись к мягкому, словно шерстка крохотного котенка, халату Танечки, захлебнувшись запахом булочек и хозяйственного мыла, Алиса тихонечко, боясь получить в ответ всплеск агрессии, захныкала. - Хорошая моя! - уголки глаз нянечки заблестели. - Ну, хватит... Ты разве мамку свою не знаешь? Покричит, а потом снова про тебя забудет... Ишь чего вздумала - аристократиху воспитать! Двадцать первый век на дворе, сейчас все в драных джинсах ходят, модно это нынче, а на тебя платья до пола напяливает! Совсем сдурела баба из-за своей, видите ли, чистой крови! Граф какой-то у нее в предках был, так она императрицей себя возомнила! Лисочка, хочешь, я тебе булочки с чайком принесу? Сама пекла, твои любимые! Алиса утерла краем своей ночной рубашки мокрое лицо и, с невероятной благодарностью взглянув на няню, кивнула. - Ой, так я мигом! - просветлев, крикнула Танечка и довольная скрылась в дверном проеме. Алиса вдруг ощутила бурный приступ непередаваемой любви к няне. Сердце ее сжалось от мысли о том, что есть на свете живые люди, кто искренне ее любит и жаждет помочь. Жизнь без Танечки никак не желала оставаться в мыслях Алисы, вообразить без единственного родного человека девочка себя не могла. Она прошлась по комнате, путаясь ногами в длинной бежевой ночной рубашке. Ночнушка была очень старая, в некоторых местах подшитая и пахнущая старыми палеными тряпками. Сейчас такие уже не продавали - это была мода прошлых веков. Кажется, данная ночная рубашка досталась матери от бабушки, а той - от прабабушки. Эрика Вячеславовна оттого так и помешана на этой ночнушке - дескать, ее носила сама графиня. На тумбочке лежал обрывок бумаги, на котором Светловолосая Девушка что-то написала. Поскольку почерк на записке корявый, а привыкла Алиса читать только печатный текст, написанное было ей непонятно. Кто знает, а вдруг здесь изложена какая-то ужасная тайна или указано местонахождение сундука с сокровищами? А вдруг... вдруг здесь такой секрет, который прольет свет на всех призраков и поможет им вернуться домой?! Алиса повертела в руках записку, впитавшую в себя запах арахиса. Совершенно точно, в этом кроется какая-то тайна! Первая буква, кажется, "Т". Но что может быть на "Т"? Торт? Трава? Тролль? Танк? - Лисочка! Алиса обернулась. На подносе у няни была дымящаяся чашка с чаем и три аппетитных творожных булочки, наверняка еще теплых, поскольку Танечка обычно печет их вечером. Также там неясно зачем лежала какая-то зеленая тетрадь. - Это что? - изумленно подняла брови Алиса. - Тетрадка? Зачем она нужна-то? - Читать будем учиться! - радостно сказала няня. - А то вдруг твоя мамка возьмет и правда меня выгонит? Как ты одна-то будешь? Наймет в этот раз какую-нибудь злыдню, будет она тебе мозги грызть... - А... а почему читать не книжку, а тетрадку? - недоуменно спросила девочка, по-прежнему не до конца понимая смысл происходящего. Танечка поставила поднос на маленький журнальный столик, усадила Алису на колени и с любовью прижала к себе. От няни веяло теплом и каким-то добрым домашним уютом, а мягкий халат приятно согревал, подобно ласковой кошке. - Я тут подумала... - сбивчиво начала Танечка, явно подыскивая слова, чтобы начать. - Ну ее, Каренину эту. Не такие книги в детском возрасте читать надо. Какой тут, елки-палки, смысл можно понять, когда тебе восемь лет? Я в свои пятьдесят - и то не понимаю! Поэтому знаешь, что я придумала? Я сама написала для тебя сказку, чтобы тебе было интересно! Детских книжек я не нашла, поэтому придумала сама! Писала печатными буквами, чтобы тебе было понятнее! Давай почитаем, а? - Да, конечно, - неловко произнесла Алиса, сползая с колен няни. - Давай. Только, по правде если... Я почитаю потом сама. А ты лучше... Ты лучше скажи мне, что написано вот здесь. Девочка протянула Татьяне Романовне записку. Няня поправила очки. - "Там, где мы собирали грибы"... - с выражением прочла няня и вопросительно взглянула на Алису. - Кто это написал? Девочка вся засияла: еще бы, затрагивалась ее любимая тема. Энергично жестикулируя, Алиса начала: - Это Светловолосая Девушка оставила! Она призрак. С ней интересно иногда, но... она какая-то скучная. Хотя пахнет арахисом! Я долго разгадывала, почему, а потом не стала. Да ну ее! И арахис этот. Гораздо интереснее узнать, кто она вообще такая, и откуда она берется. Где живет, когда ее тут нету? Вот это я думаю-думаю, а додумать не могу. Няня добродушно рассмеялась, ласково потрепала девочку по волосам, а потом, не страшась гнева Эрики Вячеславовны - мол, косы у девушки должны быть убраны всегда - распустила длинную золотистую шевелюру Алисы, которая водопадом заструилась по хрупким плечам, яркими переливами отражая сияние богатой люстры. - Какая ты красавица! - всплеснула руками Танечка. - Ну настоящая русская красавица! Косы пшеничные, глаза васильковые, ресницы длинные! Вырастешь - отбоя от парней не будет. - Тань, ты перескочила! - возмутилась Алиса. Про красоту девочки няня говорила по сто раз на дню. Зато, едва только начнешь заводить разговор о призраках, как Танечка тут же сменяет тему. Няня улыбнулась, подняла Алису на руки, уложила ее на кровать и заботливо укрыла до пояса одеялом, а в руки дала горячий чай с малиной, имбирем и, кажется, корицей. - Ну, расскажи мне о своих призраках, - подперев щеку кулаком, попросила Танечка. Алиса воодушевилась настолько, что отставила чай, чтобы он не мешал ей жестикулировать. Она мигом села и, как и полагается человеку, которому задали вопрос на излюбленную тему, начала: - Я помню, как еще давно-предавно, когда я была совсем маленькой, к моей кроватке часто подходили странные люди. Ну, это тогда я думала, что они были людьми. А так-то они не люди, ну, по правде если. Призраки такие... полупрозрачные, бледные до голубизны и... Знаешь, когда они ко мне прикасаются, я чувствую странную воду на коже, словно они и состоят из нее, ну, из одной воды. Привидения часто играли со мной... чаще, чем это делала мама, хотя я вообще не помню, чтобы она когда-нибудь это делала. Они гораздо ближе ко мне, чем родители. Ну, про папу я вообще молчу, хорошо, если он мне за месяц хоть слово скажет, для него я не существую. А мама... нет, ее я тоже не люблю. Я только тебя и призраков, хотя они, заразы, приходить перестали. Бывает, сидишь-сидишь, разговариваешь с ними, а они - хлоп! - и исчезнут. И появляться стали тоже как-то странно... То из шкафа выйдут, то в окно прилетят, то в картине появятся. Я помню, как однажды стою, смотрю в зеркало, застегиваю платье, а позади меня человек повешенный. Я тогда так испугалась! А это Толстый Джон решил пошутить. Шуточки у него... дурацкие. Честно. Няня рассмеялась, вновь дотронулась до головы девочки. - Тебе бы книгу сочинить, - посоветовала Танечка. - Про привидений. Хочешь, я тебя писать научу? Знаешь, как это интересно! - Не хочу, - отрицательно мотнула головой Алиса. - Не хочу я ничего писать, это скучно. И ты мне не веришь. Никто мне не верит. Как будто призраки - это что-то сверхъестественное, ей-богу! Они всегда исчезают, когда появляешься ты или мама, но раз их никто не видел, это ведь не значит, что их нет! Танечка вздохнула, с какой-то едва уловимой грустью взглянула на сказку, сочиненную ей, а затем печально сказала: - Ладно. Пойду я тогда спать, что ли... Сладких снов тебе. И... почитай, пожалуйста. Ну посуди - и тебя мать похвалит, и меня не выгонят. Прошу тебя, открой книжку, ты же хочешь, чтобы я осталась... Погасив свет, нянечка ушла к себе. За окном продолжал барабанить дождь. Алиса закуталась в одеяло. Нет, ну чтение - это слишком сложно! Чрезвычайно сложно! Ну нет в этом никакого смысла, девочка жила без этих книг в довольстве, и дальше проживет. Выгонят няню? Да никто ее не выгонит! Мама зачастую так ее припугивает, но ни разу слова не перешли в действия. Да, влетит, конечно, Алисе, но ей ведь не привыкать? Минут двадцать потерпеть ремень, зато неделю не мучиться и не гнуть спину над этими противными книжками. С этими утешающими мыслями девочка и позволила черным бархатным сновидениям окутать ее сознание. А во сне ей предстало место, куда они с Танечкой однажды ходили по грибы...   ***   На столе стоял привычный завтрак. Танечка всегда считала своим долгом принести воспитаннице еду, когда девочка еще спит, намериваясь сделать Алисе приятный сюрприз. Как бы странно это не звучало, но несмотря на то, что восемь лет из утра в утро девочка просыпалась и видела перед собой еще теплые ароматные булочки с корицей и бодрящий чай, это всегда останется для Алисы приятным сюрпризом. С невероятной страстью и поглощающим все прочие чувства желанием девочка ждала ночи. Время, когда можно вылезти из окна, и мокрая трава приятно покалывает и холодит твои босые пятки. Когда ты бежишь, и звуки твоих шагов растворяются в ночной тишине... Ты бежишь навстречу другу - тому, кто учит тебя быть настоящей современной девочкой. Кто научил Алису лазать по деревьям? Кто объяснил ей все тонкости рыбалки? Кто подарил ей хотя бы более-менее сносное детство, чтобы прожить ничем не хуже сверстников? Ответ в этих случаях один - Федор, Федор Круптузов. Он был на районе этаким беспризорником. Отец Феди уходил, когда мальчик еще спал, и приходил, вечно заставая спящего сына. Видел Федор папу только по выходным, но в субботу и воскресенье отец сидел возле компьютера и с напряженным лицом стучал по клавишам. Это называлось "Я кормлю семью". Именно поэтому у Феди было столько воли, что, порой, эта свобода начинала пугать мальчика. Дружить Федору с остальными мальчишками было скучно - они были неглупыми. Пацаны и так знали хитрости рыбалки и лазанье по деревьям. Рассказывать им об этом не имело смысла. Поэтому вскоре общению Федька предпочел до дыр зачитывать всевозможные энциклопедии, валявшееся где-то вглуби шкафа отцовского кабинета. Это было этакой усладой во дни липкой скуки. Ребенок - по натуре существо любознательное, и вместо родителей ответы на интересующие вопросы ему давали книги. Но однажды, идя по грибы, он увидел девчонку с какой-то громадной пожилой женщиной. Девочка эта отличалась старомодной одеждой и, чего греха таить, говором. Тогда Федька понял, что нашел самый настоящий клад. Совершенно отсталая от жизни девочка поглощала рассказы друга с жадным интересом, ее старомодные манеры забавляли мальчика, поэтому неудивительно, что вскоре они стали неразлучными друзьями. Он пообещал из этого существа восемнадцатого века сделать существо века хотя бы двадцатого. День прошел невыносимо, просто непозволительно медленно. Оскорбляла Алису и вечная занятость Танечки - видите ли, ей какой-то шарфик дороже, чем любимая воспитанница! Делать было совершенно нечего. Алису едва ли не выводили из себя реплики няни о том, что "надо читать, мать тебя тогда похвалит. Открой книжку, станешь умной". Звучит как реклама, честно говоря. Она, наверное, раз пятьдесят за день посмотрела на уже изрядно опостылевшие ей огромные часы, которые не работали столько, сколько Алиса себя помнила. В доме они стояли по веской, с точки зрения матери, причине: они принадлежали покойной бабке-графине, поэтому данные часы - предмет несомненно важный, он подчеркивает старину и аристократию дома. Не находя себе места от грызущей ее скуки, девочка даже рискнула заглянуть в кабинет отца, но мигом была изгнана, получив еще вдобавок волну оскорблений - дескать, а вдруг Алиса ненароком испортит какую-нибудь богатую вещь или ценную бумагу? И если в жизни девочки и мелькали дни, когда она сидела в комнате наедине с матерью, то отец предпочитал быть обычным сожителем, ни капли не заинтересованным в судьбе дочери. Так или иначе, но ночь, наконец, наступила. Чувства Алисы было не описать словами. Убедившись, что в доме стало тихо и что все уснули (ложились в доме рано), Алиса аккуратно вынула из тайника под кроватью старые мальчишеские джинсы - их подарил Федька на день рождения подруги. Хоть он и клялся, что купил их, Алиса сомневалась в данном факте. Также в этом тайнике была теплая вязаная кофта - это уже Танечка постаралась и создала для воспитанницы такой прекрасный подарок. Скинув с себя ненавистное шелестящее платье, Алиса с превеликим облегчением влезла в джинсы и надела кофту, после чего аккуратно забралась на спинку стоящего возле окна дивана, распахнула створки и, держась за карниз, повисла на улице. Когда она нащупала босыми пятками скамейку, девочка встала на нее, а затем осторожно спрыгнула на землю. Ступая по мягкой траве, подобной дорогому ковру, Алиса, не медля ни секунды, ловко перелезла через ажурную ограду. Идти до поселка было долго - особняк Подбельниковых высокомерно огородился от остальных домов, в одиночестве возвышаясь возле леса. Но чудесно, что Федька преодолевает это расстояние на велосипеде. Он всегда первым приезжает к Алисе и стоит в метрах ста от особняка, чтобы в случае чего родители девочки не смекнули о ее дружбе со скверным мальчишкой. Да. Федор преданно стоял возле своего двухколесного коня. Его челюсть усердно перемалывала жевательную резинку. - Светловолосая сказала в лес идти, где мы грибы собирали! - эта фраза была своеобразным приветствием, разнесенным по всей улице. Федор поперхнулся и сиплым голосом, сильно растягивая буквы, воззвал: - Ну. Грибы так грибы. Чего орать-то? Мамашка твоя помешанная услышит, или еще кто. А... а где вы грибы-то собирали? Я... это... забыл. И чего в грибах можно интересного найти? Червей одних, которые их жуют? Или зелье какое из мухоморов варить будем? Они, кстати, целебные. Знала? Так где грибы-то? Или по мху на деревьях искать будем? Алиса на секунду наморщила лоб, вытаскивая из недр памяти далекий момент, затем довольно щелкнула пальцами и произнесла: - Пошли, я показать могу. Мы только один раз в этот лес ходили, потому что, по правде если, после этого Танечку наказали, вроде как нельзя меня по крестьянским местам водить, есть и другие, ну, чтоб грибы собирать. Потом я уж сколько няню не уговаривала, она меня больше никуда с собой не брала. Мать боится. Ребята шли молча, озаряемые серебряным светом почти полной луны. Тучи, будто рваное одеяло, в некоторых местах закрыли собою космическое великолепие звезд. Пахло рябиной - видимо, вдоль дороги цвела эта прекрасная ягода, которая придавала изумительный вкус чаю. Где-то из леса раздавались какие-то сказочные звуки, похожие на уханье сов. - Алис... - вдруг подал голос Федор, когда ветка под его ногами хрустнула. - А ты не боишься... ну, волков всяких? У хищников ночью... этот, как его... Они на охоту, в общем, выходят. А еще они очень остро реагируют на человеческий запах, плохо дело будет. Алиса было прыснула в кулак, но потом вспомнила, с какой серьезностью Федор относился к незнанию девочки таких вещей, как рыбалка, мяч или войнушка, а потому - откашлялась и пояснила: - Нет, нет здесь никаких волков. - Откуда знаешь? - продолжал недоумевать Федя. - Откуда я знаю? Танечка сказала! А Танечка, по правде если, всегда не врет! А если хочешь - спроси у Эрики Вячеславовны. Перспектива идти к матери Алисы Федора отчего-то не вдохновила, и дальнейший путь они продолжали молча. Грибное место было значительно недалеко от особняка Подбельниковых, а потому - найти его не составило труда. Идти прямо по тропинке. Ничего сложного. Ребята сохраняли смелость. Алиса - потому что непозволительно оспаривать знания Танечки. А Федя - потому что он мальчик, он старше, а старшим мальчикам полагается быть храбрыми. - И что здесь должно быть? - скептически спросил Федор, скрестив на груди руки. - Сундук с сокровищами, дверь в потусторонний мир? Сокровищ здесь точно быть не может, поскольку их обычно прячут всякие древние племена, а я узнавал, что никаких племен здесь не было никогда, вот. А дверь в мир... если рассуждать логически, она состоит из двух сфер реальности, а врата в нее находились бы не так близко к селению. Ну ты сама подумай - так бы всякий мог по мирам шастать! Плохо дело было бы тогда. Так ты знаешь вообще, что мы ищем-то? Не то что бы он так не верил, просто, как бы он не демонстрировал смелость, торчать в ночном лесу ему совершенно не хотелось. - А я... а я не знаю... - растерянно сказала Алиса и сконфуженно потопталась на месте. Действительно, здесь не имелось ничего мистического, лишь травы было чуть меньше, коряг - больше, а к небу вздымало ветви игрекообразное дерево - так именовала его когда-то Танечка. Его Алиса помнила, ведь именно под ним была найдена большая часть грибов. - Слушай, а, может, сундук закопан под деревом? - выдвинула робкую гипотезу Алиса, по-прежнему неуверенно топчась на месте. - Если раскопать... - Я копать не буду, - тревожно оглядываясь, предупредил Федька. - По крайней мере, не ночью. Днем. Так безопаснее, я считаю. Слушай, ты точно место правильное нашла? - Если бы не игрекообразное дерево, я бы не была так уверена, но... - Какое дерево? - восхищенно переспросил Федор, пораженный знакомым словом. - Игрекообразное? Игрек - это же математическая зависимая переменная! Неужели здесь будет что-то научное?! Алиса мигом вспыхнула - ну вот, даже у Федьки в уме одна наука! - До завтра, - сухо бросила девочка, поправив кофту. - Я как-нибудь постараюсь завтра днем прийти. Если не приду - жди послезавтра. А если и тогда меня не будет, значит, если по правде, то не приходи, меня наказали. Немного разочаровавшись, Алиса направилась домой. Ну ничего, скоро они возьмут у Федьки лопату и выкопают тайник под игрекообразным деревом. А что, если и там ничего не будет? Что, если Светловолосая Девушка их обманула, или же записка ровным счетом ничего не значила? Дом был непривычно красивым в блеске луны. Алиса встала на спинку лавочки, схватилась за карниз, подтянулась на руках и влезла в открытое окно. В комнате девочки горел свет. На диване сидела мать и с неописуемым выражением на лице уничтожала взглядом Алису.   *** Алиса задыхалась, уткнувшись лицом в подушку и уже насквозь промочив ее. Легкие готовы были разорваться от нехватки воздуха. В горле был какой-то отвратительный тяжелый ком, отдавая боль и горечь на сердце. Руки тряслись. От чего она так сильно рыдала? Алиса не знала сама. Из-за жестокости матери? Но Эрика Вячеславовна была на удивление сдержана в ту ночь, она удостоила дочку лишь презрительно-надменным взглядом, сжала губы и (что было весьма странно) не сказала ни слова, лишь торжественно удалилась из комнаты, не желая даже выслушивать жалкие оправдания Алисы. Вот это девочку удивило и напугало больше всего. Не отдавая отчет себе в разумности действий, Алиса хваталась за мать, царапая и изрезая себе руки огромными перстнями родительницы. Эрика Вячеславовна лишь с ненавистью отшвырнула дочь от себя и с этого момента больше не пересеклась с ней ни разу. Но ужасно было не это. Скорее всего, в переизбытке эмоций мать неспособна была проронить хоть слово, захлебнувшись возмущением по поводу отвратительного поведения дочери. Она даже не поинтересовалась, где была Алиса и, что важно, с кем. Вероятно, Эрика Вячеславовна готовила и обдумывала нечто ужасное, что способно приструнить негодную дочь. А что самое в этой ситуации пугающее, так это то, что Танечка неожиданно куда-то пропала. Няня, конечно, не раз говорила, что очень скоро у нее отпуск, и она уедет в какую-то деревню, но Алиса и не предполагала, что этот отпуск наступит так скоро. Более того, если бы Танечка действительно уехала лишь на время, она бы, наверное, об этом сказала. Неужели мать все-таки сдержала слово и уволила няню?.. И тогда... тогда она наймет какую-то злую гувернантку, как и обещала?! Алиса взвыла и еще сильнее впечатала лицо в подушку. Голова у девочки уже кружилась от бесконечного плача и нехватки воздуха, но Алисе было все равно. Отсутствие Танечки отдавало яркой болезненной пустотой в сердце девочки. Неужели больше не будет запаха булочек, пробуждающего Алису каждое утро? Не будет интересных разговоров? Не будет опостылевшей фразы "Какая ты растешь красивая"? Не будет ласковых морщинистых рук, пахнущих молоком и медом? Не будет мягкого халата, к которому так уютно прижиматься?.. Неужели теперь у девочки совсем не будет никакой любви?! Но разве она заслужила к себе такое отношение?! Ведь других детей папы и мамы любят, они заботятся, так почему же Алиса живет не так, как все?! Хотя... что скрывать, заслужила, сбежав поздней ночью из комнаты. Если бы не тот злосчастный побег, все текло бы как раньше. Танечка снова встречала бы Алису запахом булочек с корицей и чая с имбирем, а мать не была бы так жестока к девочке. Уже неделю, а может, больше, Алиса не выходила из своей комнаты никуда, за исключением уборной. Еду теперь ей приносил дворецкий дядя Леша, и еда эта была в виде каких-то малопривлекательных на вид морепродуктов. О булочках теперь можно было и не мечтать. Если, конечно, Танечка не вернется. Алиса решилась. Она встала с кровати и, отчего-то слегка пошатываясь, направилась в кабинет матери. Ей уже было все равно, главное для Алисы заключалось в том, чтобы узнать ответ на самый главный вопрос, терзающий ее душу - где Танечка? И что девочке следует ожидать дальше? У Эрики Вячеславовны был гость. Судя по всему, снова какой-то влиятельный господин - в последнее время такие господины появлялись в доме Подбельниковых все чаще. Но... что-то было в нем такое... что отличало его от всех прежних людей... Его глаза. Крупные, впалые вследствие поразительной худобы обладателя, но выражающие такой холод, что Алиса на мгновение потеряла дар речи, едва этот взгляд скользнул по ее лицу. Казалось, что глаза мистическим образом видели душу насквозь, читали все мысли, и невозможно скрыть хоть что-нибудь, пока твоя душа открыта перед взором господина. Поэтому у маленькой Подбельниковой создалось впечатление, что мужчина в долю секунды вычислил все ее секреты и страхи, и, унимая клокочущее сердце, Алиса в ужасе увела взгляд. - Ты посмела отвлечь меня своим необоснованным визитом, но при этом, войдя в запрещенную для тебя комнату, не изволишь проронить хоть слово? - насмешливо спросила Эрика Вячеславовна, выстукивая ручкой по столу благозвучный ритм. - М... мама... - вся смелость куда-то пропала. Отчего-то господин не желал оторвать от Алисы взгляд, и его преувеличенное и даже в каком-то роде некультурное внимание заметила бы даже Эрика Вячеславовна, если бы не была так увлечена ручкой. Под этим напористым взором чужого человека все мысли в сознании Алисы путались, превращаясь в бессмысленную кашу. - Т... Т... Ну, я пришла сказать... То есть, я давно сказать хотела... но забыла... Хотя я помнила... А потом опять забыла... Алисе показалось, или мужчина усмехнулся, продолжая уничтожать девочку льдом своего взора? Эрика Вячеславовна же напротив - нахмурилась, но сдержала себя - то ли для того, чтобы не показаться в мыслях господина истеричкой, то ли потому, что у нее было хорошее настроение. - Иди в комнату, - процедила мать, устав слушать бессмысленную речь Алисы. Мужчина наконец отвел оценивающий взгляд от девочки и поправил золотые часы на своем запястье. Дважды повторять не пришлось - Алиса немедленно покинула кабинет матери, поспешно юркнув в свою комнату. Ощущение, что этот взгляд будто бы прилип к душе, не намеривалось покидать девочку. Ну и неприятный тип! Неужели, когда Алиса вырастет, она тоже будет вынуждена беседовать с подобными людьми? Жуть, аж мороз по коже... Девочка рухнула на кровать и закуталась в одеяло - как в старые добрые времена, когда горел уютный огонек свечи, а Танечка рассказывала удивительные истории (безрассудство, но для Алисы эти времена действительно представлялись старыми). Но добиться уюта не получилось. Одеяло в этот раз было не приятным и мягким, а противным, толстым, заставляющим все тело содрогаться от жары, и Алиса с ненавистью откинула его. Грациозного полумрака также не было в комнате - за окном светило солнце, нещадно паля и изрезая своим навязчивым ярким светом глаза. Неужели отсутствие одного человека способно так сказаться и на окружающей атмосфере? Алиса выбралась из противного толстого одеяла, сковывающего ее движения. В эту же минуту дверь комнаты распахнулась. На пороге стоял он - тот самый господин с пронзительным взглядом. Идеально выглаженный костюм прямо-таки болтался на тощем телосложении. Кожа до безумия бледна, а впалые щеки заросли щетиной. Почему-то Алисе пришла в голову мысль, что он болен - недужные люди выглядят именно так. Вот только что он забыл в ее комнате?! Пришел спросить у нее разрешение на подпись каких-либо бумаг? Договориться о неком деле? Или просто ошибся дверью? Что было по-настоящему странным, так это то, что гость не спешил войти. Аккуратно поставив на пол небольшой черный портфельчик, господин неспешно скрестил руки на груди, совершенно не торопясь входить в комнату и по-прежнему находясь на пороге. Слегка нахмурившись, он в упор смотрел на Алису, и снова под этим взглядом она ощутила себя словно не в своей тарелке. Когда прошло уже минуты три с тех пор, когда открылась дверь комнаты, Алиса не выдержала и крикнула: - Чего вы стоите-то? Гость вздернул одну бровь и прищурился. Его черная блестящая туфля начала выбивать по полу ритм. - Послушайте! - воззвала Алиса, сжав руки в кулаки. - Я вас не знаю, и никогда не видела, вот! И вообще, сколько еще вы будете находиться на пороге?! Господин вальяжно взглянул на золотые часы, затем снова уставился на девочку. Кашлянул и, смакуя и растягивая каждое слово, произнес: - Столько, сколько посчитаю нужным. Возможно, ты осознаешь несуразность своего поведения и исправишь допущенную ошибку? Во всяком случае, времени у меня предостаточно, я могу и подождать. - Чего вы хотите от меня-то?! - взвыла Алиса, едва ли не плача от овладевшей ею безысходности. Зрачки господина сузились. Вновь бросив взгляд на наручные часы, он устало проговорил: - Не утомляй меня своим тугодумием. К тебе пришел взрослый незнакомый человек. Ты обязана поздороваться с ним. Где твой этикет? И тут до Алисы дошло, чего хочет этот странный тип. - А няня говорила, - радостно начала девочка, найдя подходящий аргумент в споре с господином, - что здороваться или нет - выбор каждого. Если мы хотим пожелать человеку здравия, мы делаем это, а заставлять вот такое вообще-то нельзя. Вот. Это... это няня сказала... по правде если... Мысли запутались в голове у Алисы, едва только она вновь посмотрела в ледяные глаза мужчины. Ответ его явно не устроил. - Ты так считаешь? - с наигранной усмешкой поинтересовался гость, но в его голосе чувствовалось нескрытое отвращение. Алиса в бессилии упала на кровать. Этот бессмысленный диалог мог продолжаться вечно, и он девочку сильно тяготил, а потому, не найдя лучшего выхода, она бросила короткое "Здравствуйте". - Добрый день, - удовлетворенно ответил гость, поднял с пола портфельчик и, аккуратно закрыв за собой дверь, прошел в комнату. От него пахло приятным одеколоном и гуталином. Единственное, что в его внешности было способно приковать восхищенный взгляд, так это часы, уже не раз замеченные Алисой. Украшение было богатым, безумно красивым и, судя по всему, господину оно тоже очень нравилось, потому как обращался он с ним аккуратно и бережно. - Кто вы? - оторвав наконец взгляд от часов, спросила Алиса. Господин начал неспешно доставать из портфельчика какие-то бумаги, книги и блокноты. В его движениях чувствовалась уверенность, он явно знал, что делает. За небом сгущались иссиня-черные плотные тучи. В комнате становилось темно. Выгрузив все содержимое портфеля, гость, бросив короткий взгляд на Алису, важно опустился на диван, закинул ногу на ногу и медленно сказал: - Меня зовут Мирон Львович Соколов. Биографию описывать не буду, полагаю, она тебе совершенно неинтересна. Впрочем, важные моменты все же упомяну. Имею высшее педагогическое образование, школу окончил с золотой медалью, а университет - с красным дипломом, поэтому сомневаться в моей личности тебе, думаю, не стоит. Эрика Вячеславовна наняла меня твоим гувернером вместо прежней воспитательницы, которая была уволена около недели назад. - Что?! Уволена?! - завопила Алиса, вскочив с места. - Да не может этого быть! Все вы врете! Врун-ворчун! Этого не могло случится... Это все неправда. Это слишком ужасно, чтобы быть правдой... Мирон Львович кашлянул, вздернул брови и с расстановкой отчеканил: - За неуважительное обращение к старшему последует наказание. Ровно сутки ты не покинешь эту комнату. Исключение составляет уборная комната. Еда будет доставлена прочей прислугой. Еще есть вопросы? - Да! - яростно прошипела Алиса. - Где Танечка?! - Наказание увеличивается до двух суток, - спокойно ответил гувернер. - Что?! Это почему это?! - Причина все та же. Неуважительное обращение к старшим. На улице раздался глухой грохот. Вначале можно подумать, что это едет грузовик, однако знающий человек однозначно скажет - начинается гроза. Алиса задохнулась всплеском ярости, рвущимся наружу. Вцепившись в ткань своего платья, девочка крикнула: - Да не обзывала я вас сейчас! Я просто задала вопрос! Спросить нельзя, да? Сразу орете?! - А кто сказал, что речь обо мне? - как ни в чем не бывало продолжал Мирон Львович. - Ты грубо отозвалась о своей бывшей няне. - Грубо?! - Именно грубо. Пренебрежительное "Танечка"... Даже вообразить не могу, как ты ненавидела няню, чтобы так о ней говорить... Ее имя, если я не ошибаюсь, Татьяна Романовна. И называть ее рекомендую так же. Комната воссияла вспышками молний. Грохот - уже совсем не глухой - был слышен все громче и чаще. Окно задрожало от стекающих по нему струй. И тут Алиса просто вскипела. С ненавистью отшвырнув игрушечный детский стульчик, она, захлебываясь яростью, закричала: - Она была не против, когда я так ее называла! Слышите вы?! Она была не против! Почему вы решаете за нее?! Почему вы тут раскомандовались?! Еще десяти минут здесь не проработали, а уже приказы раздаете! Этот человек девочку до ужаса раздражал. Его напыщенные аристократичные манеры напоминали мать, и это Алису добивало окончательно. Более того, он бесстыдно продолжает врать про увольнение Танечки! Для чего? Чтобы унизить Алису?! Молния - уже до ужаса яркая - осветила помещение. Спустя две секунды грянул грохот, который был способен едва ли не оглушить. Казалось, что под напором струй окно сейчас лопнет. - Увеличу, пожалуй, наказание до трех суток, - задумчиво произнес Мирон Львович, поглаживая свои часы. - Да не имеете вы права меня наказывать! Танечка никогда этого не делала! - До четырех, - гувернер вздохнул. - Продолжим дискуссию? Алиса застыла с раскрытым ртом, затем поджала губы и вновь уселась на кровать. - Чудесно. Я рад, что мы нашли взаимопонимание. Там, - Мирон Львович небрежным жестом указал на стопку книг, вынутых из его портфеля, - то, что мы с тобой будем изучать. Ежедневные занятия займут сто восемьдесят минут. Я буду смотреть, как ты усваиваешь материал, и, возможно, буду увеличивать количество часов. Один займет математика, другой - русский язык, третий - литература. Исключение от данных предметов составят суббота и воскресенье. В субботу у нас будет музыка, в воскресенье - оздоровительные физические процедуры. - Но... - в голове Алисы еще не могла уложиться информация, сказанная Мироном Львовичем. - Сейчас же лето... Педагоги ко мне не ходят... Летом дети не учатся... Она не могла представить, что Танечка исчезла из ее жизни навсегда. Не ушла в очередной отпуск, не уехала на время к сестре на дачу, а действительно уволилась. Алиса силилась представить жизнь без любимой няни, но ее мысли больше походили на бредовые фантазии. Неужели в доме теперь возникнет пустота?.. Некого будет обнять? Совершенно некого! - А разве это учеба? - брови гувернера взметнулись вверх. - Это всего лишь подготовительные занятия. Учеба будет несколько позже. Я думаю, нам не стоит тратить понапрасну время. Предлагаю заняться литературой прямо сейчас.   ***   - Целых десять страниц?! Да вы издеваетесь надо мной! Мирон Львович откинулся на спинку дивана и наслаждался ароматным кофе, который предназначался Алисе. "Маленьким сей напиток вреден", - изрек гувернер, и девочка была поражена, ведь Эрика Вячеславовна прямо-таки против воли Алисы заставляла ее пить этот мерзкий кофе, который ей ни капли не нравился. "Это добавляет аристократичности", - заявляла мать, удовлетворенно глядя на попытки дочери глотнуть горький кофе без сахара. Сахар - поблажка плебеев, чего уж говорить о молоке. И когда Алиса по привычке хотела взять черный напиток, он был немедленно забран гувернером. Теперь девочка не могла понять, а кто же из них двоих прав: тот, кто говорит, что кофе маленьким детям пить нельзя, или та, кто заявляет, что без оного напитка не обойдется ни одна достойная высшего титула особа. - Я же помру, пока прочитаю эти десять страниц! - жалобно воскликнула Алиса. Лицо Мирона Львовича вновь не выразило никаких эмоций, он, пристально следя за девочкой, снова поднес к губам дымящуюся искусно расписанную чашку кофе. И тут Алисе пришла в голову гениальная идея. Танечка, порой, тоже бывала строга - очень редко - но существовал прием, который всегда безотказно растапливал сердце нянечки. Таня таяла от проявлений любви. Алисе всегда казалось, что больше никто это чувство няне не даровал, потому что глаза Танечки так искренне начинали сиять, что девочка чувствовала себя настоящей волшебницей. Она думала, что данный прием подействует и на учителя. Алиса отложила книгу, подошла к гувернеру, ласково обхватила его шею и тихим жалостливым голосом прошептала: - Вы такой... хороший-хороший! Но... я очень устала... У меня глазки устали, спать хотят. Можно я лягу в кроватку? Обещаю, что усну тихо-тихо, как мышка, и баловаться больше не буду... Прием этот, очевидно, Мирона Львовича немного удивил - было видно, что с подобным он еще не сталкивался. Брови гувернера взметнулись вверх, зрачки расширились. Мужчина слегка склонил набок голову. Алиса обняла учителя еще крепче, в разы сильнее ощутив аромат одеколона, от которого закружилась голова. - Пожалуйста! - взмолилась девочка. - Я так устала... Гувернер поджал губы, поставил чашку кофе на стол и с нескрываемым отвращением оттолкнул от себя Алису. Не удержав равновесие и сразившись неожиданностью, девочка рухнула на пол, на минуту опешив. Танечка никогда так с ней не поступала! Никогда! Няня обожала свою воспитанницу и потакала ее просьбам! Стоило только заикнуться о сонливости, как Танечка мигом клала девочку в кровать и более не беспокоила! Почему этот тип не такой?! Он обязан быть таким, как Татьяна Романовна! Он обязан таким быть, иначе просто недопустимо! Что движет им?! Почему он так жесток, как непозволительно для учителя?! - Вы с ума сошли?! - крикнула Алиса. - А если б я ногу ушибла?! Вас бы в тюрьму посадили! - Не думаю, скорее просто уволили бы, - хмыкнул Мирон Львович и отряхнул плечи пиджака, словно ладони Алисы были опрысканы смертельным ядом. Уволили?.. Уволили! Алиса подумала, что с исчезновением Мирона Львовича исчезнут и все проблемы в ее жизни, как и с его приходом они, соответственно, и возникли. Девочка считала именно гувернера виновником всех бед, он в ее глазах был олицетворением ее черной, как и его тщательно выглаженный костюм, полосы в жизни Алисы. - Вас ведь все равно уволят! - яростно шипя, вопила девочка. - Вы дурацкий гу... гувернант! Вот. И будете вы бомжом! - Мне льстит, что ты так беспокоишься о моей судьбе и карьере, - без тени фальши произнес Мирон Львович и вновь взял чашку с кофе, пар от которой уже не шел, - но не волнуйся так сильно. Уж я-то смогу найти себе профессию помимо этой. - А вас отовсюду уволят, потому что вы такой злой! - нашлась Алиса. - Вас никто любить не будет, если по правде! Говорите всякую ерунду: "Читай, читай, читай...". Никакой жалости у вас нет! И гувернант из вас так-то никудышный вообще! - Гувернер, для начала. Да, мне тоже очень нравится дискуссировать с тобой, и я рад, что ты нашла себе собеседника. Но не будем отвлекаться, за тобой еще десять страниц "Анны Карениной". Алиса опустила голову и надавила пальцами в уголки глаз, пытаясь вызвать слезы. Если у нее и получилось, то слезами это назвать было трудно. Тогда девочка просто сделала лицо наинесчастнейшего ребенка и взглянула в глаза гувернеру. Ну неужели у него совсем нет сострадания? Ни одной капли? Девочка не верила, что существуют вообще такие люди. Да, она не любит читать, но читать все в ее возрасте не любят! Это что, смертный грех? Мирон Львович исподлобья уставился на Алису, и снова его взгляд был холоден, пронзителен и пробирающ до глубины души. Девочка горестно вздохнула и утерла нос ладонью, чем заслужила изумленно поднятую бровь гувернера. Выхода не было. С другой стороны, чем быстрее она прочтет эту злосчастную "Каренину", тем скорее освободится, и этот гад уйдет из ее комнаты, оставив девочку наконец-таки наедине с собой. Ну ничего, так просто это ему с рук не сойдет! Вот когда Танечка узнает... Алиса замерла. Наконец-то она осознала всю горечь потери близкого человека. Не будет теперь никакой Танечки. Няня никогда теперь не заступится за девочку. Никогда не накричит на Мирона Львовича. Не будет, усадив Алису на колени, плести ей косы и восхищаться красотой. Не будет печь булочки и угощать ими воспитанницу с таким видом, будто она создала их первый раз в жизни. Не будет добрых сказок на ночь. Лицо гувернера исказилось, как исказилась и окружающая обстановка. Ледяная капля медленно ползла по щеке Алисы. В носу защипало, девочка судорожно всхлипнула. Сердце отбивало сумасшедший ритм. Шея, запястья - пульсировало все, Алиса с силой закусила ладонь, дабы не разреветься и... не позвать Танечку, которой в этом доме уже не было. - Палец изо рта вынь, - прогремел голос гувернера. Девочка рухнула на пол. Мир то и дело плясал во влажных глазах Алисы странными узорами. Она кричала, не обращая внимания на горящие от слез щеки. Она изо всех сил била кулаками по полу, намериваясь разбить их в кровь - может, тогда гувернера уволят? Она извивалась, царапала паркет, звала маму (впервые за восьмилетний срок!). Может быть, мама ей поможет? Может быть, это просто удачная шутка? Может быть, за дверью стоит Танечка, и ее сердце разрывается от жалости к Алисе, в то время как Мирон Львович смотрит на девочку с поразительным равнодушием на лице? Дверь открылась, и на пороге возникла Эрика Вячеславовна собственной персоной. Возможно, услышала крик, да и какой человек со здоровым слухом его бы не услышал? - Мамочка! - выдохнула Алиса, все еще захлебываясь в соленых слезах и беспрерывно кашляя. - Мам... Помоги мне... Пожалуйста... Как и следовало ожидать, мать смерила девочку уничтожающим взглядом, словно укоряя ее за неподобающее для леди поведение. Но снова Эрика Вячеславовна не произнесла ни слова, очевидно, симпатизируя Мирону Львовичу, человеку с безукоризненным воспитанием, да еще и редким для России именем, а этот факт мать Алисы почему-то всегда ставила на первое место. - Что здесь вообще происходит? - надменным взором окинув комнату, поинтересовалась Эрика Вячеславовна. - Он... он... - палец, указывающий на гувернера, дрожал. Алиса совершенно не знала, как оправдать свое недостойное поведение. И вдруг ее осенило. - Он меня ударил! Лицо Мирона Львовича не отразило ровно никаких эмоций. С едва заметным любопытством в глазах он взглянул на женщину, ожидая ее реакции в ответ на слова Алисы. - Это же замечательно! - Эрика Вячеславовна сделала настолько противное выражение лица, что дочь невольно отвернулась. Смотреть на гадкую жабью улыбку было до невозможности мерзко. - Всегда говорила Татьяне Романовне, что такая методика была бы куда эффективнее. А то совсем девчонка распустилась! Я глубоко надеюсь, что вы сможете выбить из нее дурь. - Спасибо. Я обязательно учту это в дальнейшем, - кивнул Мирон Львович, холодно озираясь. - Не сомневаюсь, что в этот раз я наняла правильного человека, - уходя, бросила мать и закрыла за собой дверь. В комнате возникла тишина. Шаги удаляющейся хозяйки дома постепенно утихли. Алиса униженно взирала на сковывающие пространство стены. Это конец. Она потерпела поражение. Гувернера не уволят, а Танечка не вернется. В бессилии рухнув на пол, девочка закрыла глаза и тихонько заскулила. Теперь ей было совершенно неважно, что подумает Мирон Львович - сжалится над ней или отругает. Душа Алисы рвалась наружу, требуя ощущений теплоты нянечкиного халата и ее доброго уютного голоса. Взгляды девочки и гувернера встретились. Он задумчиво вращал в пальцах карандаш, не отрывая взора от Алисы, и медленно качал ногой, закинутой на колено. Пустая чашка кофе находилась теперь на столе. - И вы опять молчите! - неразборчиво из-за регулярных всхлипываний пробормотала Алиса. - Вы всегда молчите! Надоели молчать! Скажите уже что-нибудь! - Две недели, - спокойно заключил Мирон Львович. Девочка дрожащими руками протерла глаза и тихо переспросила: - Что? - Две недели, - повторил учитель. - Наказание увеличится до двух недель. Алиса вскочила и яростно взмахнула рукой. - За что?! Нечестно так-то, по правде если! За что вообще вы меня наказали?! - За отвратительную ложь, - Мирон Львович провел пальцем по наручным часам, словно поглаживая их. - Впрочем, спасибо. Ты подала мне замечательную идею, как я легко могу тебя успокоить. Алиса с ненавистью затопала ногами и, чрезмерно энергично вращая руками, завопила: - Да не надейтесь вы! Вас уволят! Уволят! Вышвырнут из дома вместе с вашим дурацким портфелем! Я ненавижу вас! Лучше б вы вообще сюда не устраивались! Вы мерзавец, вот вы кто! Вы неправильный учитель, правильные - добрые! Выметайтесь отсюда, это моя комната, я видеть вас не хочу! Прочь из моего дома! Гувернер рывком поднялся с дивана и, резко упав на колени перед воспитанницей, грубо схватил за плечи Алису и легонько встряс. Истерика прекратилась мгновенно. Девочка едва ли не прикусила язык. Ее зрачки расширились, кожа слилась по цвету с белоснежными обоями. Неужели он действительно может ударить?.. - Не... н... не над... до... - заикаясь, пролепетала Алиса. Ее губы задрожали, глаза выражали истинный ужас и вопящую мольбу. Перед глазами всплыла мать. Унизанная перстнями кисть Эрики Вячеславовны хлещет Алису по щекам... дерет волосы... рвет на теле девочки одежду, царапая кожу ребенка наманикюренными ногтями. Мирон Львович нахмурился, обхватил голову девочки и долго, не отрываясь и не моргая, смотрел ей в глаза. - Прекрати свое ужасное поведение, - отчеканил гувернер. Алиса энергично закивала. Ладони учителя были ледяными, что также отнимало волю на собственные решения у девочки. Только не бить... только не бить... - Немедленно бери книгу, - отрывисто приказал Мирон Львович. Алиса, твердо решив больше никоим образом не перечить гувернеру, послушно схватила толстый том. Только не бить... *** Спина болела. Болела так, будто Алисе пришлось таскать весь день неподъемные мешки с грузом. Лопатки ныли, а когда девочка их разводила, они противно хрустели. Три часа?! Пять! Ровно пять часов без единого перерыва Алиса, сгорбившись над скучными книгами, сидела в этой душной комнате в обществе ненавистного Мирона Львовича - лучше б с матерью посидела, честное слово! Вначале литература. Эта никчемная "Анна Каренина"! Ладно бы, если б ее нужно было только прочитать (десять страниц теперь казались для Алисы просто отрадой). Так нет же - после каждого абзаца гувернер останавливал девочку и заставлял перечитывать. А коли абзац с первого раза был прочитан идеально, Мирон Львович все равно прерывал и просил объяснить, как Алиса понимает смысл этих предложений. Математика, к слову, далась ей неожиданно легко и не заняла много времени - просто Танечка уже объяснила девочке все основы данного предмета. Но вот русский язык... Рука Алисы дрожала. Девочка терялась, затравленно смотрела в суровые глаза Мирона Львовича и терялась еще больше. Шуршание листов было теперь для Алисы самым ненавистным и адским звуком. И вот сейчас, когда за окнами сгустилась тьма, когда лес обрел черные очертания девочка лежала, уткнувшись в подушку, и тихо плакала от жалости к себе и Танечке. Подушка пропахла запахом няни - этим домашним уютным запахом. Частенько, укладывая воспитанницу спать, Танечка лежала рядом с Алисой и тихим голосом рассказывала ей сказки. О том, как добро побеждает зло, как принц спасает принцессу, как Машенька забредает в незнакомый лесной дом, как старик ловит золотую рыбку... И подушка впитала в себя запах любимой няни. Алиса при одном лишь воспоминании о Танечке тоненько завыла, утирая с глаз бесконечные струи соленых слез, которые то и дело стекали на волосы. Крепко прижав к себе подушку и с жадностью вдохнув ее запах, Алиса представила, что это Танечка. Что она никуда не уходила. Что она по-прежнему работает у Подбельниковых. Все-таки в сознании девочки до сих пор не укладывалось, что няни больше нет, а вместо нее здесь господствует строгий гувернер. И с Федькой они так и не выкопали клад... Алиса закашлялась, окрыленная собственной идеей. Господи, Федька! Ну конечно! Федор Круптузов! Маленький хорошенький Федечка! А ведь он сейчас наверняка сидит дома и мечется от скуки. А ведь ему наверняка любопытно, что за клад лежит под игрекообразным деревом, но один он, естественно, копать не пойдет. Наказал Алису этот Мирошка-картошка? А вот ни черта! Как он, скажите на милость, узнает, что девочка сбежала ночью из окна? Не будет же он каждые пять минут заходить в спальню Алисы и проверять, на месте она или нет! Он думает, что может командовать девочкой, да только не понимает, что командовать ей не может никто! Алиса торопливо подошла к дивану и раскрыла створки окна. Переодеваться ей было не во что - современную одежду она в один прекрасный миг не нашла, очевидно, ее выбросили. Привычным движением она схватилась за карниз и стала осторожно нащупывать ногами скамейку, после чего радостно спрыгнула, сделала два шага в сторону ограды и остановилась как вкопанная. Прямо напротив дома, на такой же скамейке, как та, что послужила Алисе ступенькой, при бледном свете фонаря, который обволакивал его фигуру, сидел Мирон Львович, раскрыв книгу и аккуратно держа чашку кофе. С любопытством глядя на пятящуюся девочку, учитель склонил голову набок. Видимо, он был уже заранее оповещен о побегах Алисы, поэтому сейчас инцидент был им вполне ожидаем. - Здравствуйте, - нервно пролепетала девочка. А что она могла еще сказать?! Мирон Львович спокойно поднес к губам напиток, сделал глубокий глоток и удовлетворенно сказал: - Вечер добрый. Рад, что мои уроки этикета пошли тебе на пользу. - Ага, - глупая улыбка посетила лицо Алисы. Впрочем, голос девочки был не менее глуп. - А... а что вы здесь делаете?.. - Люблю читать ночью на природе, - поделился гувернер, с обожанием глядя на прикрытую с краев тучами луну. - Вдохновляюсь... Это спокойствие и умиротворение... Тишина. - А что за книга? - шестым чувством поняв, что взбучки, скорее всего, не будет, спросила Алиса. - Про зиму. Про снежный и морозный мир, холодных людей, боящихся тепла. Алис... Ты не хочешь почитать со мной? - Нет, спасибо, - как можно мягче отказалась девочка, наивно полагая, что это обычное предложение. - Тебе не спится? - с сочувствием спросил Мирон Львович, но Алиса увидела - или ей лишь показалось? - в его глазах искры гнева. - Д... да. Не могу я уснуть, по правде если. Но... я так-то пойду. Может, получится задремать... - Не нужно н********ь свой организм. Я тоже мучаюсь бессонницей. Поэтому мы вполне можем еще подтянуть чтение, это все же полезнее, чем лежать на кровати и считать овец. Позанимаемся... скажем, часиков до трех. Алиса застыла с раскрытым ртом. Только сейчас до нее дошел смысл слов гувернера. - Заниматься?! Сейчас?! - завопила девочка. - Вы совсем чокнулись?! Ночь на дворе, все люди вообще-то спят вокруг! - Все, кроме нас с тобой, - жестко ответил Мирон Львович. - Идем в дом. И не заставляй меня прибегать к крайним мерам.   ***   Так хочется иногда бросить все и... окунуться в сказку. Во влекущую в дурманящие строки сказку. Туда, где время течет по-другому, где иные люди и чужой народ. Туда, где добро всегда побеждает, где злодеи караются, где животные разговаривают, а люди могут колдовать. Так хочется странствовать меж галактик и поочередно заглядывать в каждую историю... Знакомиться с героями - добрыми и не очень. Стать основой развития сюжета посторонней повести... Алиса любила фантазировать. Федька рассказывал, что у них дома есть телевизор и даже компьютер (долгое время до откровения Федора девочка не верила в существование этих гаджетов). На сей диковинной технике мелькают множество различных картинок, но... это же так скучно! Все заранее придумано уже кем-то другим, не в твоих силах повлиять на сюжет, изменить персонажей, переделать развязку. Мультфильм - сгусток чего-то готового, серого и безвкусного, как сваренная Танечкой овсяная каша. Фантазия - вот что на самом деле безгранично. Вот что подвластно твоему разуму и воображению. Вот здесь сюжет, герои, декорации - все подчинено тебе и твоей воле. Ты вправе создать целый мир у себя в голове, и никто не способен помешать тебе. Сейчас фантазия у Алисы забила полноводной рекой. Различные сюжеты мелькали один за другим, и девочка едва ли успевала их улавливать. Например, этой ночью ей явился весьма странный сон. Приснилось ей, что она уже выросла и стала большой важной тетенькой. У нее было красивое красное пальто, замшевые перчатки и сумочка, а ее каблуки так смешно стучали, касаясь пола. И в этом сне она была уже замужем. Ее супруг (чем-то похожий на Федьку, только постарше) питался только железом и ничем кроме него. Муж сгрыз ажурную ограду, съел батареи, все гвозди, что были отложены для ремонта дома, полакомился рыцарскими доспехами (невесть как оказавшимися в особняке). Чтобы вылечить его от странного недуга, Алисе нужно было выковать волшебный железный амулет и приложить к сердцу супруга, но ритуал не удался - амулет муж тоже съел. Гениальный сюжет! Восхитительный повод для раздумий! Осталось лишь придумать имя супругу и заменить Алису на другую красивую девушку. Скажем, ее будут звать... Таня. Сердце девочки екнуло. Вновь мысль о Танечке с болью отдала внутри Алисы. А как же хотелось снова булочек! Как же было бы приятно снова жевать пирожки, а не противных морских гадов, которых приносит дядя Леша. Ей запретили выходить из комнаты! Умудрились превратить уютное убежище Алисы в тюрьму! Вчера еще наказание Мирона Львовича не выглядело столь серьезно и ужасно - просто девочка беззаботно отмахивалась тем, что все равно рано или поздно или же разжалобит гувернера, или в крайнем случае сбежит тайком. Но после вчерашней ночи... мало того, что ее побег оказался провальным. Нет, ужасно было не это. Мирон Львович действительно был непреклонен. Когда он сказал, что заниматься они будут до трех часов ночи, Алиса с уверенностью решила, что он преувеличивает, но ровно в три - ни минутой больше, ни минутой меньше, гувернер покинул трясущуюся от переутомления девочку и ушел в свою комнату, ранее в которой жила Танечка, что было возмутительно - нарушать запахи и обстановку няни каким-то посторонним человеком! Впрочем, единственное, что радовало в этой ситуации - Мирон Львович снизошел и оповестил, что, коли занятия были после полуночи, он зачтет их за следующий день, а посему - сегодня Алиса была свободна, но заперта в своей комнате. Одно дело, когда она решила не выходить оттуда по собственной воле, и совсем другое - когда эту самую волю берут в руки и просто-напросто разламывают. Было скучно. Гувернер оставил огроменную стопку каких-то нудных книг, в которых даже картинок-то не было. Мирон Львович сказал, что при желании она может приступить к их чтению. Не дождется! Чтобы в свое законное свободное время она, склонившись над книгами, зубрила нудный текст?! А, хотя... с книгами тоже может быть весело. Главное - включить фантазию! Алиса села за стол, аккуратно открыла самую толстую из всех в зеленом переплете. Почему девочка должна читать то, что написано?! Можно же придумать что-то свое и представить, что это действительно есть в книге! Закрыв глаза, дабы посторонние буквы не мешали ей сосредоточиться, Алиса начала: - В некотором царстве, в некотором государстве, в одном большом доме жила-была девочка Таня. Но потом она выросла и стала большой. А когда она выросла и стала большой... Девочка осеклась. Нет, чего-то не хватало. Иллюстраций! Девочка вытащила из-под кровати пыльную коробку с фломастерами - подарок Танечки на какой-то праздник. Было бы сейчас замечательно зажечь свечу и сидеть в приятном полумраке, а потом, после двадцати минут рисования, лечь спать. Но Танечка всегда говорила, что темнота портит глаза, и что-то делать в ней нельзя. Ослушаться наказ няни было бы свинством. О побеге Алиса больше не помышляла. Нет, теперь она была невероятно послушна и смирна, боясь сделать хоть одно запрещенное движение и получить тем самым еще несколько часов наедине с Мироном Львовичем и книгами. Пусть лучше уж так... вытерпеть две недели... хотя, нет, теперь уже одну неделю и шесть дней, а через несколько минут - одну и пять. Все равно время - ничто по сравнению с фломастерами и богатым воображением - с этими верными соратниками Алиса сможет победить скучные дни! Усевшись за стол так, чтобы ей было удобно, девочка положила на стол раскрытую книгу и с удовольствием и предвкушением чего-то прекрасного начала рисовать на страницах тома фломастерами. Текст, правда, мешал, но обычных листов у Алисы не было, поэтому пришлось принимать все неудобства. Девочка нарисовала Таню в три года, в пять лет, в десять и двадцать - когда она была уже важной тетенькой в красном пальто. Рядом с двадцатилетней Таней был изображен ее муж-железоед, а в его руке был обгрызенный гвоздь, но он был больше похож на серый гриб. Также на страницах некого скучного тома был нарисован дом этой семьи - внутри и снаружи. Внутри его рисовать было интереснее. Алиса отбросила все правила о дизайне интерьера и создала свой - где везде были статуи в виде гвоздей, но опять-таки они были похожи на грибы, кухня была самым первым помещением при входе в дом - чтобы гости сразу довольствовались чаем, а не шарились по всем комнатам, а каждая (каждая-каждая!) мебель раскладывалась в кровать (если уж будет совсем много гостей, то всегда найдется место, чтобы уложить их всех спать). Алиса вытерла со лба капельки пота. В комнате вдруг стало необъяснимо жарко. Девочка запрокинула голову и начала обмахивать себя тетрадью. Спутанные волосы при этом смешно прыгали (Алиса не умела заплетать сама себя, этой процедурой занималась Танечка). Хлоп! - и чьи-то руки резко схватили девочку за плечи. Она вскрикнула и, едва ли не свалившись со стула, торопливо обернулась. Толстый Джон покатывался со смеху, впечатленный реакцией Алисы. Его тугой живот трясся, а сам призрак издавал некие клокочуще-булькающие звуки. - Как смешно! - взвилась девочка и озлобленно взглянула на Толстого Джона, вновь проведя тыльной стороной ладони по лбу. При появлении Джона температура в комнате всегда повышалась, это была такая же его индивидуальная особенность, как от Светловолосой Девушки запах арахиса. - У тебя такие глаза странные были! - задыхался призрак, издавая звуки умирающего моржа. - Губы скривила как... ой, не могу! Алиса отвернулась. Не от обиды, а для того, чтобы не показать Толстому Джону, что ей тоже весело от этой шутки, и она безумно рада, что ее любимый потусторонний друг явился скрасить ее скучные дни. - Как дела? - призрак взмыл вверх и уселся в невидимое воздушное кресло. - Рисуешь? Кого рисуешь? - Я сказку сочиняю, - не поворачиваясь, поделилась Алиса, изо всех сил пытаясь сделать голос, хоть отдаленно напоминающий строгость. - Сказку? А чего в рисунках? Чего не записываешь буквами? - Убью, - вот теперь суровость в голосе была неподдельной. Призрак вновь заклокотал, держась за толстый живот так, будто тот мог в любую секунду лопнуть и нуждался в опоре. - Чебуреков каких-то нарисовала, - справившись с хохотом, выдал призрак. - Я вот вообще в рисовании не смыслю, это же просто бумагу карандашами пачкать! - Ты и читать-то не умеешь, - Алиса наконец повернулась к приятелю. - Ну. Не умею. И что с того? Ты тоже не умеешь. Да и вообще, зачем они нужны, книжки эти? - Вот! И я о том же! - возбужденно выкрикнула Алиса и вскочила со стула. - Вот полностью поддерживаю! Только ты меня и понимаешь! Почему ты так редко приходить стал? Я вообще-то по идее вынуждена две недели под замком сидеть! Толстый Джон вдруг сплыл на пол, впервые сделал серьезное выражение лица и сказал: - Так нельзя мне приходить. Ответственность не позволяет. Питомец у меня, за ним уход требуется. - Питомец? - изумилась Алиса. - Я завел себе муху! - восхищенно воскликнул Толстый Джон. - Представляешь? Настоящую, черную! Ее кормить надо, а она знаешь, сколько ест? Ого-го сколько! Алиса с ненавистью взглянула на призрака. Тот осекся. - Признайся уже, - с яркой обидой в голосе крикнула девочка и вновь утерла взмокший лоб, - что ты просто не хочешь ко мне приходить, если по правде! Вы все не хотите! Эгоисты! А каково мне маяться в четырех стенах?! Когда тебе ничего нельзя сказать в ответ, когда чуть что - и сразу зубрить дурацкие учебники! Когда ты лишилась единственного родного человека! - Так муха... - Хватит про свою муху! Прекрати отшучиваться! И юмор у тебя дурацкий, по правде если, вообще не смешной! Толстый Джон помялся, виновато опустив глаза в пол. - Мне идти пора, - наконец, сказал он. - Идти?! Здорово! Шикарно просто! - Алиса не могла справиться с рвущимся наружу негодованием. - В следующий раз исчезнешь, когда я тебя даже заметить не успею?! А может, вообще не появишься?! У тебя же муха, уважительная причина! - Муха у меня и правда есть, - грустно сказал Толстый Джон. - Большая и черная. Но идти мне нужно не поэтому. Я слышу на лестнице шаги, к тебе кто-то идет. Еще не хватало, чтобы меня видели всякие... - Идет? - Алиса удивленно покосилась на дверь, за которой и впрямь раздавались шаги приближающегося человека. - Мирон Львович наверняка. Но он же обещал, что занятий так-то сегодня не будет... Или он опять вздумал устроить ночное чтение книг? Я тогда утоплюсь в сортире, вот. - Мирон Львович? - с интересом переспросил Толстый Джон. - А кто же это? Алиса со злостью взглянула было на призрака, но потом досадливо махнула рукой. Шаги приближались. - Видно, как тебе все про меня интересно, - кисло сказала Алиса. - Никто. Гувернер мой вообще-то. Вчера устроился. Злобный, как черт. Потом придумаем с тобой план, как сделать так, чтобы его уволили. Ты всегда хорошо размышляешь по такому поводу. - Тебе не влетит за книги? - с усмешкой поинтересовался Толстый Джон. - За ка... Алиса взвизгнула, кинулась к столу, захлопнула изрисованную книгу и торопливо засунула ее в самый низ стопки. - Не забудь, когда на часах в гостиной одиннадцать будет, моей бабушке позвони, - протараторил Толстый Джон и успел испариться, прежде чем дверь комнаты распахнулась. - Здравствуйте, Мирон Львович, очень рада вас сегодня видеть, прекрасно выглядите, - на одном духу выпалила Алиса и затравленно посмотрела на гувернера. Учитель прищурился, изогнул бровь и провел рукой по своей щетине. На нем был темно-зеленый махровый халат, который девочка, разумеется, не трогала, но почему-то ей казалось, что он не такой же мягкий, как у Танечки. С халатом няни не сравнится ничто. Неужели Таня бы ругала девочку за испорченную книгу? Да ни в жизни! Девочка не могла представить себе кричащую Танечку! - Добрый вечер, Алиса, - кивнул гувернер, аккуратно прикрыв дверь. - Странно, что ты до сих пор не спишь. Снова бессонница мучает? - Нет-нет, совсем нет, - замотала головой девочка так сильно, что получила легкое головокружение. - Я как раз собиралась лечь. Но... была занята. Вот. Мирон Львович неторопливо скрестил на груди руки. - Занята? - он вновь пронзил душу Алисы своим ледяным взглядом, выворачивая наружу все тайны и секреты. - Чем же, любопытно? Чтением? Девочка увела взгляд. Зрительный контакт с Мироном Львовичем был словно нож вострый. - Нет, я не читала... А зачем? Я же не должна была, по идее... Ну, вы сказали, что сегодня мне можно не читать. Гувернер неспешно подошел к Алисе и небрежно указал пальцем на толстый том в зеленой обложке, страницы которого отныне украшали иллюстрации девочки. - Раз ты не читала, - спокойно начал Мирон Львович, лицо которого выражало какое-то непонятное снисхождение, - данная книга должна была лежать поверх всех остальных. Зачем же, позволь поинтересоваться, ты ее брала? Алиса осеклась. - Я... я... Неожиданно ее руки вцепились в книгу, хотя сама она не отдавала отчет в своих действиях. Ей двигал страх наказания. - Глупо, - пожал плечами учитель. - Покажи мне книгу, пожалуйста. Алиса замотала головой. - Покажи мне книгу, - с напором повторил Мирон Львович, и его голос прозвучал настолько непривычно сурово, что девочку обдало холодом. - Поверь мне, этим ты усугубляешь свое положение. Глаза девочки невольно увлажнились, а руки расслабились, отпуская то, что могло стать предметом ее наказания. Мирон Львович аккуратно взял том и пролистал его. Как и следовало ожидать, его взгляд приковали изрисованные страницы. Гувернер склонил набок голову. Зрачки учителя сузились. Серо-голубые глаза скользили по линиям фломастеров. - Простите меня, пожалуйста, - прошептала Алиса, торопливо утерев кулаком глаза, чтобы не получить еще и за недопустимые слезы. Мирон Львович не ответил. Очевидно, что в этот момент он обдумывал всевозможные наказания. Такие, чтобы после них Алиса лишний раз моргнуть боялась... - Я ненарочно... - блеяла девочка, затравленно устремив глаза в пол. - Я просто хотела рисовать, а мама мне альбом не покупает... Гувернер медленно положил раскрытую книгу на стол. - В моей голове была такая интересная сказка, если по правде, и я просто хотела ее нарисовать... Мирон Львович молчал. Неожиданно его палец ткнул в маленькую Таню, нарисованную небрежной рукой восьмилетнего ребенка. - Кто это? - с неожиданным любопытством спросил учитель, а его глаза вдруг выразили - или Алисе лишь показалось? - интерес. Он не злится? Неужели? Или это опять сарказм? Но сарказм девочка всегда чувствовала, закаленная фразами матери, а тут интонация Мирона Львовича напоминала Алисе интонацию Танечки. - Это? - дрожащим голосом пробормотала девочка. - Эт... то Таня. В пять лет. Я нарисовала, как она растет, потом ее мужа, который ест железо... А... это их дом. Здесь каждая мебель раскладывается в кровать. В моей сказке так было. Неожиданно уголки губ Мирона Львовича слегка приподнялись - и его улыбку Алиса видела впервые! - Ты рисуешь очень неплохо для своего возраста, - мягко произнес гувернер, по-прежнему изучая нарисованных человечков. Девочка поперхнулась и закашлялась. Вот этого она совсем не ожидала. - П... правда? Спасибо... Мне еще никто не говорил, что я хорошо рисую, да и негде мне было, альбома у меня нет, а в книжке... Скажите, вы ведь не разозлились, что я изрисовала книгу? Улыбка испарилась с лица Мирона Львовича так же неожиданно, как и появилась. Он вздохнул и медленно опустился на диван. - Никогда не понимал этот роман, - откровенно признался гувернер, кивнув на зеленый том. - Излишне мрачный, на мой взгляд. И чересчур замудренный. Алиса выдохнула от изумления. Роман, который не нравится Мирону Львовичу?! - То есть, даже если бы я изрисовала не мрачный и замудренный, а интересный том, вы все равно не ругались бы? - на всякий случай уточнила Алиса, воспылав вдруг к учителю странной благодарностью. Взгляд Мирона Львовича задумчиво устремился в одну точку. Даже не глядя в сторону девочки, гувернер неспешно произнес: - Меня угнетает тот факт, что при всем своем достатке твои родители не могут приобрести тебе альбом с карандашами. - Они могут, - поспешила невесть зачем оправдать их Алиса. - Просто не хотят. Мама говорит, что рисовать нужно лишь на холсте, используя знания какой-то глупой... этой... как ее там... анатомии, вот. Всяких разных теней и оттенков. Я не люблю это изучать. Рисовать по правилам скучно. Мирон Львович удивленно уставился на девочку, словно не верил своим ушам. Открыл было рот, намереваясь что-то сказать, но потом досадливо махнул рукой и вновь задумчиво устремил взгляд в одну точку. - Вы пришли, чтобы заниматься со мной литературой? - с нескрываемой грустью в голосе спросила Алиса, но, двигаемая благодарностью к учителю, была готова на все, даже на несколько часов с мерзкими книгами. - Нет, - словно витая в каких-то посторонних мирах, произнес гувернер. Затем, когда взор его принял осмысленное выражение, Мирон Львович сказал: - Я сегодня намереваюсь лечь пораньше. - Чудесно! - взвизгнула Алиса и, не делая отчет в своих действиях, захлопала в ладоши. Наконец-то! Наконец-то! Федька! Божечки, Федор, который преданно ждет у себя дома! О! О! В этот день все получится! И просто не может быть иначе! Они выяснят тайну грибного места! Они разгадают секрет призраков! Потусторонние друзья будут рады, и, возможно, Алиса найдет такой способ, чтобы привидения исчезали и появлялись по ее желанию. А еще девочку могут показать по телевизору, как исследовательницу призраков, она станет знаменитой, получит много денег и уедет от Эрики Вячеславовны! Переполненная счастьем, Алиса даже и не заметила, как в комнату вошла горничная и выгрузила на стоящий у окна диван стопку постельного белья. - Вам помочь застелить? - дежурно осведомилась домработница - женщина с острым носом, похожим на клюв, и длинными черными волосами. - Справлюсь сам, - холодно ответил Мирон Львович, и горничная, уловив неприязнь к своей персоне, поспешила ретироваться. Алиса замолчала. Порыв счастья улетел в неведомые дали. - Что это? - возведя брови домиком, прошептала девочка. Гувернер мельком взглянул на свои наручные часы, вздохнул и в строго-деловом тоне проинформировал: - Мне был дан приказ не допускать твои ночные побеги. Я не могу всю ночь сидеть на скамье. Я не робот, Алиса, я человек, и я тоже хочу спать. Есть еще такой вариант, как заколотить окна, но Эрика Вячеславовна строго-настрого запретила хоть каким-то образом портить имущество особняка, пережившего такое количество лет. Впрочем, очень удачно напротив твоей кровати имеется диван, который стоит прямо возле окна. Гувернер аккуратно переложил всех кукол Алисы на пол и взмахнул простыней, которая, соприкоснувшись с воздухом, издала хлопок. Девочка, с минуту переваривая сказанную информацию, завопила: - Спать в одной комнате?! Но это же не... как его там... неэтично! - Ты будешь учить меня этикету? - усмехнулся гувернер, нарочито выделив голосом местоимение "меня". Алису колотило внутри. Все чувство благодарности к Мирону Львовичу куда-то исчезло. Он оказался настолько коварным, настолько хитрым, что... Нет, ну как это - додуматься до того, чтобы лечь на диване, который служит ступенькой к окну?! При том, что дверь коридора, скорее всего, будет заперта, так что выход отныне будет лишь в уборную. Свободу Алисы будто оковали клеткой. Путь к Федору был отныне закрыт. А если учитель всегда теперь будет охранять сон девочки, то путь этот не откроется никогда. Все мечты, все планы насчет призраков, знаменитости и уезда от Эрики Вячеславовны рухнули. Тот мирок за стенами дома, что служил девочке единственной отрадой, погиб. А единственный оставшийся родной человек Федор - стал недосягаем, ибо находился вне ее тюрьмы. - Так же нельзя! - чуть не плача крикнула Алиса. План провалился. Более ей Федора не увидеть. - Нельзя так! Вы не смеете! А... а вдруг вы лунатите и по ночам с ножами ходите?! А вдруг вы храпите во сне?! - Что ж, тогда ты имеешь право заткнуть мне рот носком, - спокойно сказал гувернер, взбивая подушку, после чего погасил в комнате свет. Алиса прямо в одежде (раздеваться при Мироне Львовиче ей не позволяли элементарные правила этикета, но куда-либо деться от гувернера было уже невозможно) безнадежно рухнула в кровать и закуталась в одеяло. Что ж, если этот случай и научил ее чему-то, то лишь тому, что волю и решение учителя переломить нельзя, а собираясь его обхитрить, вскопайте для начала себе глубокую могилу. ***   Миновало две недели. Прошли ли они легко? Отчасти. Наказаний и порицаний от Мирона Львовича более, к счастью, не было (в частности оттого, что Алиса больше не вела себя неподобающе для идеального образа в глазах гувернера, четко различая невидимую доселе грань между спором и отъявленной борьбой с учителем). Пыльные тома, пахнущие паутиной и жухлой бумагой, совершенно не скрашивали будни Алисы. Самая наиужаснейшая страшилка, которую ей за всю свою длинную и тяжелую жизнь довелось прочитать - "Анна Каренина", герои коей являлись ей отныне в кошмарах наряду с Мироном Львовичем, чинно следуемым позади разъяренной толпы книжных персонажей, негодующих, что их стали так мало читать и начали выкидывать из памяти. Раз уж зеленый том не пришелся по душе гувернеру, Алиса, воспользовавшись его вскользь брошенной фразой, изрисовала каждую страницу толстой книги, создав тем самым свою. Мирон Львович ее не ругал. Он лишь сказал, что в ее распоряжении только зеленый том. Остальные до разряжения обстановки он попросил не трогать. Что такое "разряжение обстановки" Алиса не знала, но гувернер пообещал, что вскоре сделает нечто, что девочке непременно понравится. Изменилось ли начальное впечатление Алисы об учителе? Нельзя однозначно ответить на этот вопрос. С одной стороны Мирон Львович вызывал у девочки омерзение - мало того, что занял место Тани, так еще и возомнил себя царем и командует Алисой, как его душе угодно (а ведь она хозяйская дочь!). Более того, он никогда не шел на поводу желаний девочки, был суров, непреклонен и решителен. Однако... в какие-то минуты он бывал немного добрым (зачастую вечерами, после длительных уроков). Однажды он даже попытался поведать историю о своем детстве, правда, мигом оборвал себя на полуслове и отчеканил, что этот монолог не имеет никакого отношения к теме о приставках, корнях и суффиксах. В такие моменты Алиса проникалась невольной симпатией к Мирону Львовичу и даже немножко его жалела (гувернер, хоть и будучи внешне непроницаемым, таил в душе какую-то острую тоску, и ее выдавало его же оружие - серо-голубые глаза учителя). И в этой мешанине различных чувств к Мирону Львовичу Алиса поняла лишь одно - никакой гувернер никогда не заменит Танечку и ее пушистый халат. Девочка спустилась на первый этаж к гардеробу, забралась в него с ногами и прижалась к деревянной стенке шкафа, с упоением вдыхая умирающие запахи дешевых духов Татьяны Романовны. Так всегда пахла ее серая куртка, ее фартук отдавал сим благовонием наперебой с ароматом пирожков, так пах шкаф и комната Алисы. Куртка Тани, разумеется, отсутствовала. Прижиматься и обнимать пальто матери или отца девочка считала наравне с фактом, если бы ее заставили целоваться с крысами. Ничьей другой одежды там не было - в хозяйском гардеробе разрешено было оставлять вещи лишь няне (ибо она значилась членом семьи, а не прислугой), а гувернер этой подачкой предпочел не пользоваться. Сквозь щель шкафа Алиса видела богатые панельные стены, отливающие золотом шторы, часы, стоящие посреди комнаты и являющиеся этаким лицом всего обзора. Как там Толстый Джон говорил? Когда одиннадцать на часах будет, бабушке позвонить. Рук у него что ли нет, сам разве не может?.. Алиса поперхнулась. Ее глаза приковались к щедро украшенному драгоценными камнями циферблату. Но ведь эти часы стояли всегда, сколько девочка себя помнила! На них всю жизнь было шесть - двадцать пять, но никак не могло быть одиннадцати! А что, если это какой-то ключ?.. Мать хранит часы только оттого, что они принадлежали какой-то там прапра...бабушке. Выходит, им действительно много лет, они очень старые! Алиса осторожно выбралась из шкафа. Мирон Львович по наказу матери уехал в магазин за покупкой новых учебников для девочки, так что теперь касание семейной реликвии для Алисы было позволительно. Девочка аккуратно, словно дотрагивалась до наихрупчайшего хрусталя, перевела маленькую стрелку на цветом потускневшего золота цифру одиннадцать. Сердце Алисы замерло в предвкушении невиданного дива, она возбужденно укрыла раскрасневшиеся щеки ладонями, ожидая, что прямо сейчас ей откроется разгадка ко всем вопросам, мучащим ее столь долгое время. А, насколько известно, когда чего-то сильно ждешь, это непременно не произойдет. Разочарование и осознание факта, что ничего не будет, пришли к Алисе практически одновременно. Волна обиды захлестнула разум девочки. А она-то, наивная, была уверена, что разгадка была так близка и что скоро... Но зачем тогда записка от Светловолосой Девушки и надпись, что ответ на тайну следует искать в месте, где они с Танечкой собирали грибы? Из-за этого глупого гувернера Алиса с Федькой так и не раскопали землю под игрекообразным деревом! Или... или раскапывать вообще было не нужно?.. Если секрет был в самом древе - настолько необычном и редком, что приковывающем невольные взгляды всех прохожих? Ведь неспроста оно было именно в указанном девушкой месте, не значит ли это... Алиса взволнованно сглотнула, облизала засохшие губы и трепещущей ладонью перевела большую стрелку часов на цифру "2", вследствие чего они приняли форму буквы "Y". В часах что-то треснуло, видимо, пробуждая старинный механизм. От резкого щелчка Алиса отпрянула назад и шлепнулась на холодный паркет. Циферблат начал лениво, словно делал это впервые в своей часовой жизни, проваливаться в сооружение, а после столь же неспешно отъехал куда-то влево. Алиса опомнилась, вскочила с пола и кинулась к часам. В открывшемся круглом маленьком месте было до невозможности пыльно, пахло ржавым железом, повсюду валялись некие гайки и винты. Посреди всего этого барахла, интересного лишь какому-нибудь механику, покоился небольшой черный цилиндр, чем-то напоминающий хранитель пленки старых фотоаппаратов. "Если это и есть тайна, ради которой я не сплю уже две недели, я укокошу этих шутников!" - вспыхнуло у Алисы в голове. Ярость и разочарование стремительно сменяли себя в душе девочки. Когда она ожидала найти волшебный бриллиант, или древний ключ к загробному миру, или хотя бы какое-нибудь зелье, ей досталась пыльная черная коробочка! В часах вновь раздался противный скрип, и циферблат медленно пополз на место. Алиса в последний момент успела схватить цилиндр, как часы защелкнулись, а стрелки в одну секунду вернулись на свои места. Алиса дунула, намереваясь согнать пыль с грязной коробочки. Получилось плохо, и девочка без зазрения совести вытерла цилиндр о свое бежевое платье. На что в доме горничная, в конце концов? Эта клювоносая дама никогда не нравилась Алисе, вот пусть попотеет и постирает платье девочки! "На худой конец, - пронеслось в голове у Алисы, - раз эту коробочку так хорошо скрывали, быть может, в ней спрятано действительно что-то ценное? В эту же минуту входная дверь гордо скрипнула, подчеркивая достаток дома. В гостиную неспешно вошел гувернер, небрежно отряхнул пиджак от дорожной пыли, аккуратно снял туфли и ровно поставил их у порога. Алиса, едва успев сунуть цилиндр на верхушку часов, жизнерадостно воскликнула: - Мирон Львович, вы приехали как нельзя кстати, потому что я хотела вас попросить... Девочка осеклась. Учитель стрельнул взглядом. Вальяжно скрестил на груди руки и вздернул брови. - Ми...Мирон Львович? - Алиса вновь облизнула высохшие губы и нервно отступила на шаг. - Я жду, - мерно произнес гувернер, выбивая по полу стопой ритм. Девочка взволнованно вздохнула, сжала взлохмаченные волосы и выпалила: - Здравствуйте, Мирон Львович. - Добрый день, - гувернер обул сменные туфли, насыщенно пахнущие гуталином. - Что за грязь у тебя на платье? - А это... Я замаралась. - Замаралась? - изогнул бровь учитель. - Где же ты умудрилась? - Да я... ходила... по дому по всему... - речь Алисы звучало до невозможности фальшиво и сбивчиво. Наверняка Мирон Львович моментально распознал ложь в словах девочки, потому как с легкой усмешкой посмотрел ей в глаза, но великодушно воздержался от ответа. Алиса кругами вилась вокруг учителя, пытаясь вновь поймать его взгляд. - Прошу тебя, не мельтеши под ногами, - раздраженно воззвал Мирон Львович, подхватив с пола белый полупрозрачный пакет с какими-то книгами, который он принес с собой из магазина. Алиса торопливо поспешила за учителем к своей комнате, извиваясь вокруг него, будто собачка, которая выписывает круги, жаждя поиграть с хозяином. - Мирон Львович, а как классики умели так красиво описывать природу? - с озорным блеском в глазах спросила девочка. Гувернер с легким недоверием взглянул на нее, кашлянул и ответил: - Каждому писателю был дан величайший дар искусства слова и слога. Поэт должен различать гармонию строк так же, как музыкант видит жизнь в касаниях клавиш пианино, в звучании музыки и даже простой тишине. Описание природы - непосильный труд, ведь умелый создатель затворит в свои строки шелест листвы, пение птиц и журчание летнего родника. У хорошего автора читатель, открывший книгу, будет слышать эти звуки, видеть краски зелени и ощущать себя героем, открывшим врата в неведомый посторонний мир. По коридору гордо плыла Эрика Вячеславовна. Услышав достойный дочери аристократов диалог, она добродушно кивнула как и гувернеру, так и Алисе (что больше всего удивило девочку). Мирон Львович, бросив вежливое приветствие хозяйке, вместе с Алисой прошел в ее комнату. - И все-таки, - продолжала девочка, юлой вертясь вокруг учителя, - как у них всех получается так красиво писать? По правде если, так я вообще с открытым ртом все это читаю, вот. И придут же им в голову такие слова! Как, ну вот как так? У них мозги какие-то особенные? - Вдохновение - вещь независимая и свободная, - Мирон Львович неспешно поставил на стол пакет. - Писатели черпали его из звуков моросящего дождя, из мелодии тишины и великолепия летней ночи. - Мирон Львович! А можно и я тоже напишу книгу? Гувернер вновь кашлянул, упал в кресло и, прищурившись, взглянул на девочку. - Разумеется, можно. Ты действительно хочешь писать? Сердце Алисы сладостно замерло. - Да! Очень! Я... я хочу написать историю про ночного волка-оборотня. Но потому что он ночной, я должна в полночь выйти на улицу и вдохновение... того, почувствовать. Ну, чтобы как бы писать красиво... Гувернер нахмурился, затем горько посмотрел на девочку и грустно вздохнул. - Я мог бы и догадаться. Сожалею, что две недели наказания так и не смогли научить тебя порядку. Думаю, мне стоит уделять тебе больше внимания. Ручаюсь, что после пары месяцев ты... - Мирон Львович! - вскричала Алиса, пытаясь наполнить глаза слезами. - Ну мне очень-очень нужно ночью встретиться с другом! Понимаете, у меня с ним общее дело, мы расследуем о призраках! Сегодня я нашла один интересный ключ к разгадке, а ведь Федька ждет! А вдруг там какой-нибудь клад, а я ему не скажу?! Я вас прошу, я умоляю, можно мне... - Нет, - отрезал Мирон Львович. - Ну пожалуйста! - Нет. - Но Федька ждет! - Все равно. - Мирончик Львович, я вас умоляю, мне очень важно встретиться с ним! Федька - мой лучший друг! Мы с ним целый год знакомы! Сегодня ночью мы хотели... - Я сказал - нет, - отчеканил учитель. - Вы мне даже договорить не даете! - вскипела девочка и в ярости топнула ногой. Гувернер поднял бровь, закинул ногу на ногу и кивнул: - Договаривай. - Знаете, что?! - взвилась Алиса. - Да я прямо сейчас возьму и пойду к Федьке! - Без проблем. Только давай сначала по урокам пробежимся, а то мы сегодня совсем не занимались. Девочка открыла было рот, но замерла на полуслове. Ее зрачки расширились. Алиса пораженно посмотрела на учителя. Тот же невозмутимо сидел в кресле и качал закинутой на колено ногой. Что он только что сказал?! - Что вы сказали?.. - отрешенно спросила Алиса, нервно теребя пальцами платье. - Я сказал, что ты можешь идти к своему другу только после занятий, - терпеливо повторил Мирон Львович, поглаживая часы. - Но... - Алиса была совершенно сбита с толку. - Но вы ведь... запретили вначале... - Да, конечно. Ты ведь спрашивала разрешения на ночную прогулку. Ночью ходить я, естественно, не позволю. Я не страдаю предрассудками твоей матери, но в темное время суток по городу, а уж тем более по лесу ходить действительно небезопасно. И ладно волки-медведи, но ведь зачастую ночью можно встретить недобропорядочного гражданина с самыми отвратительными намерениями. Зато днем - пожалуйста. В твоем возрасте необходимо общаться со сверстниками, а не слоняться в четырех стенах. Это замечательно, что у тебя есть друзья. Только запомни - если ты вернешься домой позднее восьми вечера, я буду вынужден посадить тебя под домашний арест еще на неделю. Слова застряли у девочки в горле. А разве так бывает?! Разве бывает, чтобы кто-то взял и так просто отпустил девочку на улицу?! Всегда, абсолютно всегда Эрика Вячеславовна ограждала девочку от внешних детей! При матери об общении с ребятами непозволительно было даже заикнуться! А... Мирон Львович? Неужели он... другой? - Вы ведь не расскажете матери? - прошептала Алиса, с восхищением и благодарностью глядя на учителя и чувствуя, как холодеет от предвкушения счастья все тело, а сердце отбивает чудовищный ритм. - Если я расскажу, боюсь, мне самому придется несладко, - кисло ухмыльнулся Мирон Львович. Захлебнувшись слезами любви и благородства, Алиса бросилась к учителю и в порыве чувств обняла его так крепко, как ранее обнимала только Танечку. Ухмылка на лице гувернера сменилась отвращением, он мгновенно сжался и отшатнулся от девочки, отталкивая ее от себя. Алиса замерла. - Что с вами? - в полном недоумении спросила девочка. - Вы боитесь, что я помну ваш костюм? - Я предпочитаю иметь личное пространство, - поджав губы, ответил Мирон Львович. - Если мы сию же секунду не займемся уроками, ни о какой прогулке с другом ты не можешь и мечтать. Алиса вздохнула. Да плевать на гувернера! Ведь главное в этой ситуации то, что он ее отпустил, а на часах сейчас лежит маленький черный цилиндр с неведомым предметом внутри...   ***   Покой, что создавал мелодию атмосферы и возносил обстановку до сакральных образов, подчеркивал сейчас уют вперемешку с чем-то далеким и неведомым нам. За окнами восхитительным градиентом рисовался закат - вдохновение изнывающего художника и отчаянного писателя. Солнце рубиновой сияющей каплей катилось к горизонту, утягивая за собой остатки светлого дня. Длинные тени деревьев будто бы соревновались друг с другом в гонках и ползли подальше от своих обладателей. Окно было открыто, и сквозь него в комнату проникали запахи отцветшей сирени и спелой насыщенной малины, которая жила в саду. В романтику атмосферы врезался голос горничной, которая бранила охранника Михалыча за то, что он скормил птицам ее бутерброд (что у них там вообще происходит?). - Алис, не отвлекайся, - Мирон Львович постучал карандашом по столу, требуя внимания. Девочка отпрянула от окна и выжидательно взглянула на гувернера. - Присядь, - учитель взмахнул карандашом в сторону стула. Алиса в который раз уселась и нетерпеливо поерзала. Ну вот, уже закат наступает, так никогда они с Федькой не встретятся! - Прекрасно. Алис, скажи мне, пожалуйста, свое личное, непременно честное впечатление от романа "Анна Каренина". Девочка подперла щеки руками и торопливо выдала: - Если честно... мне не очень понравилось. Скучный какой-то. Всякие слова там замудренные, по правде если, тоска берет. Ну ее лесом! Раздался кроткий стук в дверь, после чего в комнату, сгорбившись над подносом, вошла клювоносая горничная (видимо, уже отчитавшая Михалыча). Дядя Леша, похоже, взял отпуск, потому как обычно еду приносил и уносил он. Горничная, отчего-то перед учебным столом выпрямившаяся, стала сгружать на поднос чашки с остатками черного напитка, в движениях пытаясь продемонстрировать свою грациозность, то и дело кокетливо поглядывая на Мирона Львовича. Сказать, что получалось у нее плохо - не сказать ровным счетом ничего. - Благодарю вас, Евгения Петровна, - сдержанно произнес гувернер. - Очень рада услужить, - губы домработницы изогнулись в противной улыбке. - Желаете что-нибудь еще? Может, ужин подать? - Спасибо, нет. - Точно? Вам бы питаться стоит побольше, а то вон вы какой тощий. Мирон Львович поперхнулся и взглянул на горничную с таким гневом, что та осознала свою бестактность без слов и моментально исчезла. Алиса вновь поерзала на стуле и тревожно посмотрела на часы. Учитель, еще не пришедший в себя от возмутительной наглости, яростно смотрел на закрывшуюся дверь, словно ожидал, что горничная вновь появится. С другой стороны - ну а что в этом плохого? Не толстым же она его назвала, в самом деле! Вероятно, любое касательство собственной личности (хоть физическое, хоть словесное) гувернер не допускал, и мужчину шокировало, что некая посторонняя дамочка его столь открыто критикует и смеет давать ему какую-либо оценку. - Мирон Львович? - осторожно позвала Алиса, отчего-то опасаясь, что гувернер сейчас кинется на девочку, как делала это мать, если что-то шло не так. Гувернер не кинулся. Он лишь взглянул на Алису, и ненависть в его глазах сменилась добродушием. - О чем мы говорили? - уточнил Мирон Львович, слегка нахмурив лоб. - О Карениной, - подсказала девочка, перестав ерзать и с большим любопытством взирая на учителя. - Ах, да... Прости, сегодня я рассеян... Да, конечно, Анна Каренина. Я подумал... В общем, мне кажется, что тебе в своем возрасте еще рано изучать такие произведения. Ты теряешь смысл, строки видятся тебе скучными, о раскрытии духовного мира персонажей не может быть и речи. Твоя мать, которая диктовала мне программу... она очень странная, ну да кто не без греха? Я предлагаю начать с Александра Пушкина. Алиса восхищенно вскочила со стула. - О, а я его знаю! Я знаю Пушкина, мне Танечка его сказки читала! Про Балду и про султана. - Про султана? - изогнул бровь Мирон Львович. - Не припомню такой... - Да как же? Там как принц в комара превратился и бабушку в глаз укусил. Там еще принцесса была, которая лебедь. На лице учителя вдруг возникла легкая полуулыбка, а в глазах сверкнул добрый огонек. - Да, нам действительно нужно начать с Пушкина, - задумчиво сказал он, но в его голосе совершенно не было строгости. - Забавно, что ты читала "Каренину", но даже не знаешь точное название сказки о царе Салтане. Сейчас, думаю, уже поздно начинать читать, да мы и так с тобой уже часа два сидим. Приступим завтра, я как раз купил тебе нужные книги. Скажи, Алис, а ты еще о каких-нибудь произведениях слышала? Девочка опять бросила взгляд на настенные часы и произнесла: - Из пушкинских нет, а вообще... "Горе от ума" знаю, "Война и мир". Про этого, как его там... Мастера с маргаритками. Глаза Мирона Львовича сверкнули. Он прищурился, едва ли не с остервенением глядя на девочку. Алиса застыла. Что такого она сказала? - Произведение носит название "Мастер и Маргарита", - металлом прозвучал голос учителя. - Да какая разница?! - вскипела девочка, всплеснув руками. - Вы же ничего не сказали, когда я с султаном оплошала, а тут... - Ты не имеешь права коверкать имя литературного героя, - сжав кулаки, отчеканил Мирон Львович. - Я не коверкала! Я ошиблась! - Если ты не уверена в правильности произношения, то лучше помалкивать, чем вносить свои правки в название. - Да разве есть разница - Маргарита или маргаритки? Похожие ведь слова! Алиса не понимала такое странное возмущение учителя. Он буквально весь побелел и затрясся от гнева. Девочка не предполагала, что именно вызвало у него такую реакцию. Может быть, это его любимый роман? Гувернер вздрогнул и с ненавистью поджал губы. Глаза его вновь полыхнули яростным пламенем. - Маргарита - не слово, - свысока глядя на девочку, отрубил учитель. - Да? - усмехнулась Алиса. - А что же это? - Имя. Красивое женское имя. Не столь редкое, чтобы его не знать. Я прошу впредь не забывать этого и произносить имя героя как положено. Гувернер резко поднялся и направился к выходу. В дверях он остановился и бросил через плечо: - Этот диван стар и слишком жесток, я уже которую ночь не могу на нем нормально выспаться. Комната твоей бывшей няни отныне послужит мне спальней, я думаю, после того, что я разрешил тебе, ты не станешь устраивать ночные побеги. В любом случае, если я узнаю, что после восьми вечера ты находишься вне дома, наказание будет суровым. Мирон Львович, вынеся речь, резко захлопнул за собой дверь так, что настенные часы едва ли не упали со своего места. Вот тебе и смена характеров! Как барышня-истеричка, честное слово! То добрый, понимающий, отпускает на улицу, освобождает от "Карениной"... А то психует без причины, заводится из-за какой-то книжки, вопит, что Алиса ужасна, раз не может нормально озвучить название. Да он сам же улыбнулся, когда девочка Салтана султаном назвала, а тут прям что ты, непростительный грех! Сам не знает, чего хочет! И на горничную бедную взъелся, а она что? Она просто сказала, что гувернер худой! Алиса фыркнула, вышла из комнаты и сбежала по лестнице на первый этаж. Черный цилиндр все еще покоился на часах, и девочка бережно взяла его, чувствуя, как что-то теплое наполняет ее сердце. Главное, чтобы Федька оказался дома...   ***   Федина шапка ярким пятном выделялась на фоне серости вечерних бабушек, вышедших посудачить друг с другом, и малоприятных граждан, от которых за версту несло перегаром. Глаза Федора по размеру стали копией маленьких чайных блюдец. Ладони его в бессилии разжались, и он выронил грязный футбольный мяч, рисунки на котором были едва ли различимы. Алиса со свистом втянула в себя воздух, справляясь с жарким порывом чувств. Эмоции захлестнули девочку. Чувствуя, как ее щеки пылают, Алиса сорвалась с места, буквально на крыльях полетела к другу и сковала его в страстные жаркие объятия. Федор хлебнул воздух и сильно закашлялся. - Федюничка! - возопила девочка и с объятшей ее сердце любовью чмокнула друга в щеку. - Как же я ждала, чтобы с тобой встретиться! Как же я рада тебя видеть! Федька, маленький мой, я сто-о-олько всего узнала! Ой, ты не поверишь прямо! Представляешь, по идее, лопата нам уже не нужна, потому что секрет в самом дереве! Я такое нашла, ух! Специально тебя дождалась, не стала одна открывать, потому что ты бы обиделся. Федор продолжал давиться кашлем. Чтобы уже поскорее превратить монолог в диалог, Алиса с размаху ударила друга по спине. - Спасибо, - выдохнул Федя, справившись с приступом. - Жвачкой подавился, когда тебя увидал. Ну ты прям жгешь, Алиска, не по-детски жгешь! Как тебе вырваться-то удалось?! Я уж думал, убили тебя, закопали с костями, уже месяц о тебе ничего слышно не было. - Две недели всего лишь. Ой, Федьк, со мной столько всего приключилось! Танечку уволили, а вместо нее нашли какого-то мужика, который постоянно орет и психует. Представляешь, я только одно слово неправильно сказала, а он уже затрясся от злости, накричал и дверью - хлобысь об косяк! - Чокнутого какого-то тебе подсунули, - усмехнулся Федя, достал из кармана пачку "Орбит", выдавил подушечку и положил в рот. - И кто он? Вроде как твой учитель? Никогда не понимал, когда всяких бешеных учителями берут. У нас в школе классная знаешь, какая? Да Чикатило и то гуманнее был! Это, наверное, все учителя так. Работа для них - что-то вроде места, где они могут свои эмоции охладить. Моральное успокоение им ругательства дают. И на детях пар свой все учителя выпускают. Да-а, плохо дело... И как тебе от такого зверюги убежать удалось? - Я не сбегала, он сам отпустил, - отмахнулась Алиса и нетерпеливо подпрыгнула на месте. Федька с потрясением и недоверием воззрился на подругу. - Я не хочу о гувернере разговаривать, он мне дома и так все нервы выел, - крикнула девочка. - Мне уже не терпится посмотреть, что же внутри этого цилиндра! Знаешь, где я его нашла? В часах! Нужно было стрелки переставить, и... - Идем в дом, - перебил мальчик и махнул рукой в сторону своего жилища. - Хоть в гостях у нас побудешь. Такие вещи на улице не рассматривают, а вдруг внутри этой коробки создатель портала в преисподнюю, и оттуда всякие монстры полезут, как я недавно в фильме видел? Ведь если грань миров разрушится, жители противоположного мира захотят покинуть его, это же ясно. Но если все вокруг увидят существ, они возьмут их для опытов, а ведь это должны сделать мы, потому что мы их нашли! Мы за это деньги получим, за достижение в области науки! Лопнув толстый пузырь из жвачки, Федя дернулся в сторону жилища. - А у тебя дома кто-нибудь есть? - на всякий случай спросила Алиса, осторожно шествуя за другом. Почему-то ей казалось, что если там будут люди, то они ей будут отнюдь не рады. - Никого, только брат. Но он... Судя по нервной короткой заминке Федора, этот брат представлял из себя нечто прескверное. - Он что, тоже неуравновешенный? - тревожно спросила девочка и на всякий случай схватилась за рукав Федьки. - Юрик? Нет, он нормальный, но... В общем, сама увидишь. Сгорая от любопытства, но в то же время питая в душе понятную тревогу, Алиса двинулась за другом. Подъезды вот таких вот многоквартирных домов девочка видела столь редко, что могла по пальцам пересчитать количество раз, когда ей доводилось бывать в подобных местах. Здесь пахло хлоркой, слышался звук полоскания тряпки и уезжающего лифта. Обстановка была в зеленых грязных тонах, но отчего-то эта грязь служила не для того, чтобы нагнать на прохожих чувство мерзости и депрессии, а как раз наоборот, насколько дико это бы не звучало. Федька уже привычно вбежал по лестнице, вмиг свернул вправо и остановился у самой последней двери. Алиса, хоть и тревожилась по поводу того, что ее могут не принять, понимала, что вряд ли ей следует опасаться какого-то мальчишку, тем более, что у нее есть неведомый ключ к разгадке тайны призраков. И кто знает, что это вообще за ключ, быть может, это секрет мирового могущества и необъятной волшебной силы? Дверь распахнулась почти бесшумно. Алиса осторожно вошла в квартиру и изумленно застыла. Обстановка была совершенно чужой. Чужие обои с белыми цветочками на голубом фоне. Чужие занавески, и близко не стоящие с багровым тюлем особняка Подбельниковых. Чужие безделушки, чужие дешевые статуэтки и чужие магнитики на холодильнике, который, несмотря на строгие правила дизайна интерьера, находился в прихожей (мать за такую вольность придушила бы собственными руками). Отчего-то Алисе вспомнилась сочиненная ею сказка про мужа-железоеда и девушку Таню. Там тоже кухня была в самом начале дома. - Да ты не разувайся, - небрежно бросил Федор. - Все равно сегодня юркина очередь пол мыть, его не жалко утруждать. Давай, показывай скорее, что у тебя за штуковина! Меня колотит от нетерпения! Ее еще можно изучить... Погоди, за прибором сгоняю! Хотя, можно и без него... Давай шустрей! Алиса протянула было горячий и влажный от ее запотевших рук цилиндр, но тут по квартире стрелой разнесся звон битого стекла. Сердце девочки сделало сальто, она подумала, уж не виновата ли она в свершившемся, пока Федя страдальчески не закатил глаза и не кинулся опрометью в одну из комнат. Алиса, не успев принять правильного для такой ситуации решения, бросилась за ним. Такой картины девочка в своей жизни еще не видела. Ей даже пришло в голову, что здесь снимается какой-то фильм, и в комнате всюду разбросаны декорации (ну не бывает же по-настоящему такого хлама!). Стены все почернели, а углы комнаты были покрыты плесенью и сгнили. На столе гора тарелок с остатками скисшей еды, над которыми кружились мухи. Всевозможные крошки, бумажки, фантики, осколки, предметы одежды находились на полу, стуле, верхушке шкафа, кровати, подоконнике. Скомканные листы бумаг были запихнуты в горшки с потрескавшейся землей и некой соломенной фигурой, торчащей из нее. На стуле, вальяжно развалившись и закинув ноги в дырявых носках на стол, сидел парнишка лет тринадцати. Едва Алиса вошла в комнату, его глаза презрительно уставились на девочку. Парень рывком соскочил со стула, скрестил на груди руки, чуть приподнял голову, глядя на Алису свысока и демонстрируя степень своего величия. - Юрк, ну чего ты опять тарелки бьешь? - вздохнул Федор, с недопустимым осуждением глядя на брата. Глаза парня неприязненно сверкнули, он резко развернулся к Федьке и гаркнул: - Хочу и бью! Раскомандовался тут мне! Как будто я специально, елы-палы. Ну, из рук она у меня выпала, я-то что сделаю? И вообще, это моя личная комната, ты в ней права находиться не имеешь. Я старше, у меня опыту больше. Алиса отступила на шаг, склонила набок голову и изумленно уставилась на Юрия. У него была редкая внешность, которую нельзя забыть сразу. Если брать сравнение для Юрика из животного мира, идеальный для него двойник - стервятник. Злобные изжелта-зеленые глаза, крючковатый нос, каштановые взлохмаченные волосы и тонкие, презрительно сжатые губы. Вдобавок, на левой щеке у Юрия, чуть выше середины имелась крупная родинка, тоже влиявшая на редкую внешность обладателя. Вспомнив Мирона Львовича и представив его негодование, если бы он был здесь, Алиса неуверенно поприветствовала парня. Юрий же, похоже, хорошим манерам был не обучен, потому как изогнул тонкую бровь и, даже не глядя на девочку, снисходительно спросил у брата: - Кого это еще ты сюда притащил? - Алиса, - коротко буркнул Федя. - А, - лицо Юрика слегка просветлело. - Помню. Это та, которая с древними чучундрами живет? Слушай, - парень взглянул на Алису с долькой любопытства. - как ты держишься вообще? Я б помер. Ни компа, ни музыки нормальной, ни фильмов... Книжки поди целыми днями читаешь? - Не люблю читать, - промямлила девочка. - О! Вот это по мне! Вот это уважаю! Респект! Только что ты там тогда делаешь? Федот говорил, вы там каких-то привидений ловите. Алиса кивнула и потрясла цилиндром перед крючковатым носом Юры. - Это тайна призраков, - пустился в объяснения Федька, перемалывая за щекой жвачку. - Алиса нашла ее в часах. Только мы будем изучать ее без тебя. Тебя с самого начала с нами не было, и дальше нам только спокойнее будет. Странный парень... Очень интересная личность. Девочка на секунду уже усомнилась в его искренности, потому как никогда раньше подобных не встречала. Этот человек весьма заинтересовал ее в плане характера, и, что скрывать, показался ей чем-то новым в опостылевшем окружении грамотных людей. Юрик коротко усмехнулся и моментально вырвал коробочку из рук ошалевшей Алисы. - Не трусь, Вася, - хмыкнул Юра. - Я тебя старше, у меня опыту больше. Печенкой чую, будет что-то интересное. Не привидения, конечно, они только во всяких ужастиках бывают, но ценный артефакт там очень даже может быть! Если что, то деньги поделим поровну - половину мне, половину вам. - Юр... - осторожно начал Федя, опасливо глядя на цилиндр в руках брата. - Да ладно, шестьдесят на сорок. Вам по тридцать, а мне... - Юра, ты... - Ой, ну не будь жадным! Хорошо, уговорил, поделим поровну на троих. По тридцать три процента каждому, а один - лидеру нашей команды, то есть, мне. - Юр... - Почему я лидер? Да потому что я старше, у меня опыту больше. Что я хочу сказать... - Юра, ты будешь открывать коробку или нет?! - закричал Федор, по-видимому, сгорая от нетерпения узнать, что внутри. Юрик кивнул и, приложив немалые усилия, (но пытаясь скрыть это) с тихим хлопком отделил крышку от цилиндра и торопливо его перевернул. На его крупную ладонь выпала пожелтевшая бумажка. Только бумажка, и ничего более. Ни артефакта, ни ключа, ни источника необъятного могущества... Обычная бумажка, спрятанная отнюдь не обычным способом. - И это все?! - с великой силы разочарованием вскричал Юрик и энергично встряс коробку. - Ну все, я с вами якшаться не собираюсь! Обещали мне тайну, а сами... Бесцеремонно вытолкнув Алису и Федьку за порог комнаты и всучив девочке в руку бумажку, парень хлопнул дверью, огородив себя от внешнего мира. Алиса с любопытством взглянула на громко шуршащую записку. Никакого секрета там не было. Лишь небольшая комбинация цифр. - И зачем мне это надо? - раздраженно фыркнула Алиса. - Математику учить? Ну уж спасибо, мне ее дома и так хватает! - Похоже на номер телефона, - заметил Федька, склонившись над листком бумаги, пахнущей пылью. Алиса замерла. Вдруг, пронзенная своей блестящей идеей, словно током, девочка кинулась в прихожую. - Федька, у вас телефон есть? - возбужденно спросила Алиса. - Конечно, на кухне, - рассеянно ответил мальчик, с удивлением таращась на девочку. Позвонить бабушке! Ну конечно! Откуда, спрашивается, у Толстого Джона бабушка?! Он же призрак! Алиса сорвала трубку и набрала комбинацию цифр, накарябанных на бумаге. Нудные гудки были подобны стрелам, вонзающимся в сгоравшее от азарта сердце девочки. В одну секунду гудки прекратились. Судя по всему, некто снял трубку. Так и есть. Алиса слышала чужое прерывистое дыхание. - З... здравствуйте? - запутавшись в простой фразе, произнесла девочка. Вопрос был услышан. И почти сразу же последовал ответ. - Книга, - гулким шумом донесся до Алисы бесполый машинный голос, и в трубку полетели быстрые гудки.   ***   Черная тоска тормошила Алису на протяжение двух дней. Навязчивые и, увы, безответные вопросы о цилиндре, бумажке, неведомом номере телефона, машинном голосе и странном субъекте по имени Юрик лишили ее сна и способности рационально мыслить. Алиса пересмотрела все книги, принесенные Мироном Львовичем. Изучила их вдоль и поперек, растормошила корочку, часами вглядывалась в обложки... Естественно, девочка и сама не знала, что ищет. Возможно, где-то в глубине души она надеялась, что между страницами книги будет обрывок с заклинанием, волшебный талисман или ключ. Ничего из этого, естественно, ей найдено не было, но Алиса не отчаивалась. Кто сказал, что секрет кроется в книге, принесенной гувернером? Ведь в домашней библиотеке их тысячи, и если уж девочка взялась за это дело, она доведет его до конца, чего бы ей это ни стоило! - Алиса, ты меня слушаешь? - бесцеремонно ворвался в размышления строгий голос учителя. Девочка устало подняла на него глаза. Мирон Львович сидел в кресле, элегантно покачивая ногой в пахнущей гуталином туфле. Изящно держа чашку кофе, он с наслаждением вкушал ароматный напиток. Его глаза не соскальзывали с лица Алисы и не намеривались упустить хоть одну деталь ее возможного бескультурного поведения. Взгляд пронзал насквозь еще более обычного, и мелькала в этом взгляде странная, едва уловимая неприязнь. - Я слушаю вас, - вздохнула Алиса и закрыла лицо руками. Ну не до уроков ей сейчас, вот нисколько не до уроков! - Повтори, пожалуйста, что я сейчас сказал, - с легкой насмешливостью приказал Мирон Львович, прищурившись. Алиса нахмурила лоб и потерла свою щеку. Нет. Не вспомнит. Даже и пытаться не стоит. - Я не помню, - откровенно заявила девочка и скрестила руки на груди. - Неужели? - зрачки гувернера сузились, он слегка наклонился к девочке. - Что с тобой сегодня? Тебя что-то беспокоит? Беспокоит. Черный цилиндр, запрятанный таким секретным образом, будто крупнейший редкий бриллиант. Странное поведение Толстого Джона и его просьба "позвонить бабушке". Жуткий бесполый голос в трубке и его зловещее "Книга". Тайна, которую Алиса пыталась найти всюду, но пока еще не достигла желанной цели. Юрик - совершенно новый человек в ее культурном окружении... - Нет, - мотнула головой девочка. - Ничего. - Серьезно? Стало быть, ты просто не выспалась? - Да, наверное. Мирон Львович поставил на журнальный столик пустую чашку, нежно погладил часы на руке и с усмешкой сказал: - Отныне я буду контролировать твой режим сна. Не люблю повторять одно и то же дважды, но раз уж ты сегодня так настроена... Я говорил о трех видах рифм: перекрестная, парная и кольцевая. Что это такое, я смею думать, ты не прослушала, ибо я рассказывал про них уже около сорока минут. Надеюсь, ты приведешь пример стихотворения с перекрестной рифмой? Алиса закашлялась. Что хочет от нее этот человек? Какие рифмы? Что вообще он сегодня рассказывал?.. - Подруга дней моих суровых, голубка дряхлая моя, одна в глуши лесов сосновых, давно, давно ты ждешь меня... Девочка озвучила первое стихотворение, которое пришло ей в голову. Как ни странно, но Алиса попала в точку. - Прекрасно, - взгляд учителя чуть потеплел. - Автор? - Я... - девочка сбилась. - Я не помню... - Странно. Пушкин. Александр Сергеевич Пушкин, произведение посвящено няне поэта. А еще? Помнишь что-нибудь? Алиса вновь вздохнула и, подперев руками щеки, уставилась на Мирона Львовича. Нет, она ничего не помнила. По крайней мере, сейчас, в занятую роем мыслей голову, ей ничего достойного на ум не приходило. - Может, вы сами прочтете какое-нибудь стихотворение? - нашла вдруг выход Алиса, и в ее глазах сверкнуло любопытство. Гувернер возвел брови вверх, взял со стола пустую чашку кофе и, не сводя взгляда с девочки, задумчиво покрутил посуду. - Хорошо, - наконец, согласился он. - Если ты позволишь... я озвучу одно из знаемых мною произведений. Мирон Львович прочистил горло, неспешно поставил чашку, вновь дотронулся до часов и приятным голосом диктора начал слагать из слов рифмованные строчки. В один день полусонному страннику Сквозь печаль и тоску серых лет Вдруг спустилась богиня-посланница, Чей был облик веками воспет. Королевские медные волосы Водопадом струилися с плеч. Она мягким чарующим голосом Попыталась мужчину привлечь. Оплененный небесными чарами, Путник молча дивился красой. Трепетавший пред этой нирваною, Он в момент потерял свой покой. Унимая вопящее сердце, Путник вмиг на колени упал И с мольбой об открывшейся дверце Ее жизни мужчина воззвал... Я тебе секрет сказки открою, Ведь порывом желанной мечты Для меня - полусонного странника Той богиней являешься ты. Учитель замолчал. Его глаза хаотично метались по лицу Алисы. Такое стихотворение ей было по душе. Не всякие там замудреные словечки, где нужно вкапываться в смысл, а вполне себе понятное произведение, в котором все доступно и ясно. Оторвав наконец ладони от щек, Алиса откровенно сказала: - Хорошее стихотворение. Мне действительно понравилось. А автор кто? Пушкин опять? Кто бы ни был этот автор, но девочка решила, что будет изучать только его, потому как его простой язык и манера изложения влекли Алису. Уголки губ гувернера едва заметно приподнялись. - Нет, не Пушкин, - учитель постучал костяшками пальцев по подлокотнику кресла. - Спасибо за лестную оценку, стихотворение написал я. Алиса оцепенела с открытым ртом. Ей не хватало воздуха, поэтому она жадно глотнула его и, захлебнувшись, закашлялась. Ничего себе! Мирон Львович - поэт?! Подумать только! А что еще Алиса о нем не знает? Может, он еще и Нобелевскую премию получал или в фильмах снимался? А что вообще она знает об учителе? Только то, что он имеет высшее образование и что пишет стихи (хоть последний факт она узнала только что). Какие еще тайны есть в этой разносторонней личности? - Вы?! - возопила девочка. - Правда, что ли? Ой, а я и не знала, по правде если, что вы пишете, но... очень милыми получились стихи, добрыми такими... А я-то думала, это опять какой-нибудь Сергеевич... Это правда вы? - Благодарю, - с теплотой в голосе произнес учитель. - Да, правда. Давно сочинил, в университете еще. - А... - осторожно начала Алиса. Стоит ли ей затрагивать эту тему? - А вы посвящали это стихотворение кому-то или... или писали только для себя? Если уж она намерилась узнать о Мироне Львовиче побольше - она сделает это. После прочитанного им стихотворного произведения личность учителя неожиданно вызвала у Алисы интерес и любопытство. Гувернер вдруг нахмурился, все добродушие испарилось моментально. Его лицо почернело, сделалось угрюмым и еще более болезненным, а яркие серые глаза, казалось, потускли. - Боюсь, это неважно, - сухо бросил Мирон Львович и обнял себя, словно ему было холодно. - Ми... - Продолжим. Приведи, пожалуйста, пример стихотворения с парной рифмой. В таком стиле пишут много детских стишков, уверен, ты вспомнишь сейчас хоть один из них. Алиса с жалостью взирала на гувернера. Куда пропал тот красивый осанистый мужчина в блестящем черном костюме? Конкретно в данный момент перед девочкой сидел ссутулившийся худощавый человек неопределенного возраста с бледной кожей, неяркими глазами, обескровленными губами и мелко трясущимися ладонями. - Мирон Львович... - с искренним сочувствием начала девочка и мягко дотронулась до его руки. - Все хорошо будет. Взгляд учителя полыхнул раздражением, он резко отдернул ладонь и бесцеремонно отчеканил: - Я попрошу прекратить касаться как и стихотворения, так и моей личной жизни. Влезать в нее у тебя нет никакого основания. Алиса задохнулась, сраженная обидой. - Я ведь помочь вам хотела! - Если мне не изменяет память, я никого не просил о помощи, а в особенности - тебя. Давай не будем отвлекаться от темы? Девочка поджала губы. Ах, так?! Такой недотрога? Интроверт?! Да разве так можно - когда к тебе с добром, а в ответ... Ярость завладела ее разумом. С ненавистью сжав кулаки и плохо осознавая, что делает, она вскричала: - Да, конечно! Конечно! Зачем это вам чья-то помощь?! Вы изолированы от людей и стоите какой-то отдельной неприступной скалой! Даже на тетку-горничную вы смотрели по-злобному, хоть я ее тоже не слишком-то люблю... Но дело не в ней! Дело в вас! Вас не беспокоит никто! Вы добьетесь того, что вас любить никто не будет, хотя уже, мне кажется, так и есть! Единственное, что вам нужно - это ваши часы, и, наверное, только ими вы и дорожите! - О чем ты говоришь? - его раздражение постепенно перерастало в нечто большее. Пальцы гувернера со всей силы сжали края рукавов пиджака. - О чем я говорю?! - Алиса уже разошлась по полной. - Да вы же изображаете из себя невесть кого, важного дядьку! Да... да дело даже не в этом... Всю искренность, всю доброту вы с ненавистью отталкиваете от себя. Я же... я к вам со всей душой, а вы... Ну и подавитесь своими вонючими часами! - Не сметь! - вдруг рявкнул Мирон Львович и резко вскочил с кресла, наливаясь багровой краской и тяжело дыша. Алиса оторопела и невольно сжалась, со страхом глядя на учителя. Первый раз, первый раз за все его пребывание в доме Подбельниковых гувернер повысил на Алису голос. Если он раньше и бывал строг, то несмотря ни на что старался говорить ровным спокойным голосом с едва различимой каплей усмешки. Сейчас же он пребывал в состоянии зверства. - У тебя нет права оскорблять меня и предметы моего гардероба лишь на почве неприязни! - вспарывал хлесткими словами тишину Мирон Львович. - Не смей больше давать мне оценку, слышишь?! Никто не идеален, но для таких скорых выводов ты знаешь меня катастрофически мало! Не допускай себе более вольности разбрасываться столь громкими словами, никогда, ты меня поняла?! Губы Алисы дрогнули, она сглотнула отвратительный ком в горле. Всегда обидно услышать гнев от человека, который раньше никогда не кричал. Такие моменты всегда режут сердце сильнее обычного. Девочка судорожно всхлипнула. Ей не хотелось, чтобы гувернер видел ее слезы, поэтому она обессиленно забилась в угол и обняла колени, норовя сжать их зубами, чтобы прекратить недопустимый поток слез. Да как так-то? Да за что? Это же он первый начал! Он первый стал кричать о секретности его личной жизни. А Алиса хотела ему помочь! Так за это она еще и получила?! За это он на нее накричал?! Но ведь раньше он был добрым, хотя... Алиса окончательно запуталась в характере гувернера. Мирон Львович, тяжело дыша, сжал свои волосы с выражением неописуемой муки на лице. Подавленно запрокинув голову назад, он неспешно прошелся по комнате. - Прости, - тихо сказал он, развернувшись к девочке. Она зарылась лицом в колени еще больше. Сердце клокотало, как сумасшедшее. - Алис... Прости меня, пожалуйста, - с искренним сожалением говорил гувернер, и девочка наконец взглянула ему в глаза, в которых читалась вина и раскаяние. Его извинения не являлись чем-то вроде "Надо что-то сделать, чтобы эта девчонка замолчала, а я наконец продолжил урок". Нет, он действительно осознавал свою ошибку. - Я... я был резок. - Как интересно, что вы это поняли! - язвительно заметила Алиса, а ее глаза вновь заполонила прозрачная, искажающая предметы пелена. Почему-то такая резкая смена эмоций и странная мягкость учителя еще больше задела девочку за живое. Мирон Львович вздохнул, подошел к Алисе, присел перед ней на корточки и осторожно вытер большими пальцами слезы с ее щек. Девочка с благодарностью взглянула на гувернера. Ее голубые на фоне красного белка зрачки держались на помятом лице Мирона Львовича. Алиса утерла глаза, из-за чего кулаки стали влажными, и прошептала, почему-то боясь рушить тишину: - Да и я тоже... не лучшим образом себя вела. Не надо было мне все-таки до вас докапываться. Действительно. Ну не хочет человек - зачем к нему приставать? Может, в его биографии есть что-то такое, отчего девочка придет в полнейший ужас и будет бояться находиться с ним в одной комнате? Ладонь гувернера, почти не касаясь, погладила Алису по щеке. - Моя жизнь не несет в себе ничего особенного, - словно оправдываясь за излишнюю строгость, говорил учитель. - Правда. Поверь, ты бы заскучала, начни я повествовать тебе всю свою биографию. Есть моменты, которые я хочу сохранить для себя... Алиса судорожно вздохнула. Ей вдруг стало стыдно. - Я... я все понимаю, извините. Гувернер кивнул. И вдруг улыбнулся, чем согнал угрюмость и серость со своего лица. - Хочешь, я подарю тебе кое-что, что ты наверняка оценишь? - с теплотой в голосе спросил Мирон Львович. Не дожидаясь ответа, он поднялся, вынул из шкафа вчерашний пакет и достал из него альбом, акварельные краски и цветные карандаши. Из Алисы вырвался вздох восхищения. Это же то, о чем она мечтала всю жизнь! - Я купил и хотел дать тебе их еще вчера, но ты так спешила к другу, что я просто-напросто забыл обо всем этом. Надеюсь, ты больше не будешь портить книги, потому как... - Мирон Львович! - взвизгнула Алиса и, наполненная вновь возникшей любовью, хотела было броситься к учителю и крепко-крепко обнять его, правда, к счастью, разум вовремя ее остановил. - Я же хотела... Я же... Спасибо вам! Спасибо вам огромное! Гувернер вновь улыбнулся, но тут же посерьезнел. - Думаю, теперь тебе будет чем заняться в свободные вечера. В данный момент я бы хотел продолжить наш урок. Алиса, тебя не затруднит принести из вашей библиотеки сборник стихов русских классиков? Мы бы могли прекрасно их поразбирать. - Конечно! - восторженно вскрикнула девочка, пулей вылетела из комнаты и опрометью кинулась на первый этаж в хранилище книг. В библиотеке Алиса ориентировалась не очень хорошо, но сборников стихов здесь было более чем предостаточно. Девочка чихнула от огромного скопления пыли на обложках книг. В библиотеке всегда легкие разрывались от нехватки воздуха, а толстые древние шкафы нагоняли угрюмость. Алиса схватила первый попавшийся сборник настолько быстро, что больно ударилась обо что-то твердое. Тихонько вскрикнув и выронив книгу, девочка поморщилась и потерла ушибленное место, а после - взглянула на источник ее удара. То была старая ручка двери. Двери, которая была лишь предметом украшения в библиотеке, потому как не открывалась совершенно никогда, слилась со стеной и являлась совершенно не замечаемой семьей Подбельниковых. Никто не знал, что за ней и каким образом ее можно открыть, потому что у двери не было даже замочной скважины. И вдруг Алиса насторожилась. Неожиданно пришедшая к ней в голову идея захлестнула физическую боль от удара. Девочка взялась за ручку и громко и четко произнесла: - Книга! Что она ожидала от сего заклинания? Она не знала сама (да и ожидала ли она от него что-нибудь?). Алиса едва ли не лишилась чувств, когда дверная ручка вдруг с потусторонним шипением воссияла слабым изумрудным светом, а дверь с громким скрипом отворилась. Девочка оцепенела. Неужели это... то? Алиса неспешно, будто это были лишь оковы дивного сна, вошла в потайную комнату и на секунду ослепла от увиденного великолепия. Помещение напоминало картинную галерею. Неизвестно, кто ухаживал за этим местом ранее, но тут вовсе не пахло пылью и не было душно и грязно. Здесь витал запах каких-то цветов (кажется, тюльпанов). Красный ковер под ногами был таким мягким, словно его стирали инновационными средствами. Повсюду стояли мраморные фигурки различных драконов и львов. Но больше всего внимания привлекала стена с левой стороны. На ней висели картины. Огромные, в два человеческих роста и украшенные ослепительными золотыми рамками. Их было пять. На первой был изображен зимний морозный лес в полумраке сумерек. На второй - могучие волны, рассекающие синее пенное море. Третья демонстрировала зеленый луг с уютной деревянной мельницей. Четвертая - руины заброшенного города и свинцовое небо над ними. А на пятой была комната в готическом стиле с красивой аристократичной мебелью. Рядом с каждой картиной был небольшой столик, на котором лежала книга. Алиса попыталась было открыть их, но тома были скованы ремнем и нуждались в ключе. - И опять загадки, - возвела глаза к потолку девочка. Вдруг ее взгляд остановился на красивом серебряном ключе, лежащем возле книги рядом с первой картиной. - Неужели все так... просто? - прошептала Алиса и судорожно попыталась открыть холодным ключом черный том. Было неудивительно, что тот не поддался. Алиса уже была готова впасть в отчаяние, как вдруг увидела, что в самом низу картин тоже имеются расписные замочные скважины. Ее дрожащие ладони вставили ключ в отверстие. Тот повернулся как родной, словно ждал этого момента всю свою жизнь. Девочку вдруг обдало холодом. До ее слуха донеслось призрачное завывание метели, которое с каждой секундой все увеличивалось. Алиса взглянула на картину и обомлела. Снежинки на полотне кружились в сумасшедшем вальсе. Будто кто-то свыше говорил девочке, что нужно делать. Она без тени страха шагнула в картину - в неведомый потусторонний мир...