Часть 1 Глава 1

3802 Words
Ирреальность   «Себя он знает, другим верит – это противоречие распиливает все на части». Франц Кафка. --Вы не находите, что тот продавец книг на углу – за нами следит?—мужчина смотрел на улицу слегка отогнув край портьеры. Его лицо выражало не то что спокойствие (которое наверняка показалось бы странным в такой ситуации), но оно и не слишком-то было напряжено. По крайней мере, мне настолько это показалось удивительным, что я забыл ответить ему на вопрос. Он спросил еще раз, и тогда я, желая скрыть оплошность, как мог показал «серьезную мыслительную работу» и подошедши к окну – выглянул наружу.            Это показалось моему собеседнику неосторожным с моей стороны – и он буквально втянул меня обратно.            --Тише Вы,-- еле слышно произнес он.            Посмотрев на него, я заметил, как у него чуть подрагивают уголки губ.            --Нет, нет, продавец книг за вами не следит,-- поспешил успокоить я его.            --Вы так думаете?,-- недоверчиво произнес он. Но я уже почувствовал, что ему очень хотелось мне верить. Видимо, то состояние, в котором он находился, приносило неудобство и ему самому. А может он был и не настолько сумасшедший, как то показалось мне поначалу.  Как бы то ни было, после недолгой борьбы с самим собой, Пьер наконец-то задернул портеру, и задумчиво посмотрел на меня.            --Мой друг,-- попытался перехватить я инициативу.—Вас мучает мысль, что за вами кто-то следит. Я не буду вам пытаться доказать что это не так. Но позвольте вам продемонстрировать некую ошибочность ваших выводов на простом примере.            Не давая моему собеседнику опомнится, я резко открыл окно и махнул продавцу книг, который казалось только этого и ждал, потому что не прошло и минуты, как он уже стоял в моем кабинете на втором этаже трехэтажного старинного домика, где я снимал квартиру.            --Этот человек хотел бы купить у вас все книги оптом,-- кивнул я на Пьера, у которого тут же покраснели мочки ушей.—Как Вы на это смотрите?—посмотрел я на продавца книг, который не понимающе переводил глаза с меня на Пьера.            --Вам понятен мой вопрос?—переспросил я, видя что у продавца книг какие-то затруднения с речью. Он вроде как и хотел что-то сказать, но это никак у него не выходило.            --Молодой человек,-- пристально посмотрел я на продавца книг,--я нашел вам покупателя, который хотел бы разом приобрести весь ваш товар,-- повторил я недавний вопрос, и всем своим видом показывал, что ответ мне нужен. И я его добьюсь.            --Желаете посмотреть каталог?—наконец продавец обрел дар говорить.            --Он у вас с собой?—ответил я за Пьера.            --Да… Ну или почти да,--смутился продавец.—Мне необходимо за ним спуститься вниз.            --Без проблем,--улыбнулся я.—Как только найдете каталог – тотчас же поднимайтесь. У нас с Пьером есть для вас некоторые вопросы.              Всего через несколько минут мы с Пьером уже погрузились в выбор книг. Я рассчитывал, что Пьер приобретет все книги, которые были у продавца. Но оказалось что у Пьера с собой не так много денег. А занять у меня он наотрез отказался. Пришлось выбирать по каталогу. Но все равно – Пьер выбрал около полусотни книг. И еще столько же – выбрал я. Когда я вернулся из подсобки (куда относил книги) и уже собирался расплатиться, выяснилось, что за меня это сделал Пьер (хотя мне казалось, что у него действительно не хватает денег). Причем он ни в какую не хотел брать какие-то деньги от меня. В итоге я вновь стал его должником. Вновь – потому что, если честно, Пьер уже не раз выручал меня.  Несмотря на то, что уже лет десять как я имел частую практику и принимал пациентов (одним из которых с недавнего времени стал Пьер), особых капиталов я так и не нажил. Да и много ли можно заработать, работая врачом? Частным врачом. Хотя какие-то деньги мне, конечно, заработать удавалось. Вот разве что… Все дело в том, что тот метод который я практиковал… Можно сказать, что до сих пор еще (несмотря на то что был уже 1934 год) находились открытые противники психоанализа. Несмотря на то, что уже почти четыре десятилетия как профессор Фрейд открыл его миру. Но… Вот в том то и дело, что до сих пор было это «но»…               После моей свадьбы с Софи и окончания еще одного университета (какого уже по счету, я чуть ли не сбился и сам), мы какое-то время еще жили в Германии (где родился я, и куда увез свою невесту из ее родной Франции), но несколько лет назад переехали в Вену. Чем-то мне нравился этот город. Можно сказать, я влюбился в него сразу и бесповоротно. Софи, правда, какое-то время еще пробовала «сопротивляться» (она то,-- как раз хотела бы вернуться во Францию; ну или на крайний случай остаться в Германии), но мне удалось уговорить ее, и какое-то время я был уверен, что никаких вопросов у нее не возникнет. Да так, в общем-то, и было. Можно сказать, что Софи представляла собой тот тип женщины, который понравился бы большинству мужчин. И я говорю даже не о внешних данных (хотя внешне она была очень и очень привлекательная: аппетитная фигурка, небольшой рост, худенькая, развитые формы, шатенка), а о чисто душевных качествах... Была она кроткая, и как оказалось (когда она была невестой это вроде как у нее и не проявлялось),-- в первую очередь была ориентирована на то, что скажет мужчина; даже с какой-то любовью (и поистине внутренней самоотдачей) исполняя любое желание. Притом что почти половину моих желаний она с легкостью угадывала. Иной раз вводя меня в легкое беспокойство способностью читать мысли. (Софи была прирожденным психологом). И вообще я могу сказать, что не ошибся в ней. Уже не раз убеждаясь в том, что когда-то принял правильное решение. (Познакомился я с ней почти случайно. Тогда я, Франц Монтескье, приехал со своим ныне покойным дедом Францем Монтескье (меня назвали в честь его) к его старинному приятелю. А у него оказалась чудесная внучка. Которой-то и была Софи).             Город в который мы переехали с Софи – мне действительно нравился. Нравились его изгибы улиц. Нравились небольшие двух-трехэтажные) домики, которые располагались вдоль этих улиц; так что мы с Софи, бывало, устраивали целые прогулки, любуясь старинной архитектурой и наслаждаясь духом того спокойствия, что царил в этом городе.            Я могу сказать, что моей жене в итоге город тоже понравился. Как я уже говорил, ей все равно нравилось все, что нравилось мне. И быть может за это я любил ее еще больше. Хотя признаюсь, в Софи не было ничего, из-за чего ее можно было не любить. И чем больше мы жили вместе, тем больше я в нее влюблялся.                        --Вы так считаете?—спросил я Пьера, который вероятно заметив, что я погрузился в свои мысли, задал мне вопрос, решив что я совсем его не слушаю. Но я его слушал. Слушал, размышляя при этом о чем-то своем. Такое случалось со мной не раз. Вначале моей практики я, помнится, очень опасался что-либо прослушать из рассказов своих пациентов. Но с годами понял, что проблемы у них у всех в общем-то схожие. Да и сам я с каждым моим пациентом становился опытнее. Так что уже мог себе позволить думать о чем-то своем, при этом, впрочем, научившись и не упускать рассказа очередного своего пациента.             Пьер не был моим пациентом. Вернее, еще недавно он вполне еще мог им не быть. Да и то, что я принимал его, была наша маленькая тайна. Пьер был двоюродным братом Софи. И попросил меня, чтобы ни сестра, ни кто-то другой не узнали о том, что ему требуется моя помощь.  Пьер жил во Франции, в Париже. У него была своя продуктовая лавка (по-моему, и не одна); и его все считали достаточно успешным предпринимателем. Да так оно, наверное, и было. Но вот в последнее время Пьер стал замечать, что с ним начало происходить что-то странное. Ему казалось, словно он находился под чьим-то постоянным наблюдением. Причем кто были эти люди, Пьер сказать не мог. Да у него и врагов-то, как выяснилось, не было. А глядя на него, на его долговязую фигуру и слегка подрагивающий голос (вся его внешность никак не вязалось с родом его занятий), мне становилось понятным, что врагов у него не могло быть, как говорится, уже по самому факту существования такого человека. Пьер принадлежал к тому типу людей, которые бояться даже своей тени. И о том чтобы кому-то нагрубить, или даже возвысить голос?!.. Пьер не пережил бы даже одной мысли об этом. И при этом почему-то был уверен, что у него было много врагов. И те, чуть ли не выслеживают его.            Зная, что я веду частную практику, Пьер под надуманным предлогом приехал в Вену, чтобы поговорить со мной. Софи очень обрадовалась приезду брата, и поначалу совсем не отпускала его от себя. Это совсем не вязалось с планами этого человека. Каждый вечер, приходя домой (Пьер остановился у нас), я видел его напряженное лицо (Пьеру было около сорока, хотя выглядел он несколько старше), и мне каждый раз хотелось ему чем-то помочь, прежде чем он уедет обратно. (Нам он сказал, что приехал по каким-то профессиональным вопросам). И Пьер, должно быть, так бы и уехал ничего мне не рассказав, если бы как-то случайно с ним не разговорившись, я не заметил, что у него в ближайшем будущем могут быть вполне серьезные проблемы с психикой.            --Уже. Уже мой добрый кузен,--произнес Пьер, и опустил глаза, видимо находясь в сомнениях относительно того, правильно ли, что он мне об этом рассказал.—Вы ведь тоже так считаете?—решился он на вопрос.            --Ну, так, или не совсем так…Для этого как минимум надо нам побольше поговорить наедине,--несколько уклончиво заметил я. (Во мне присутствовала эта странная черта. Я вроде как и хотел, бывало очень хотел что-то узнать от собеседника. А когда тот вроде как и раскрывался, мое лицо – словно уже само по себе, и уж точно независимо от меня – выражало такую отвлеченность, что приходилось делать над собой усилие, чтобы не обидеть собеседника).               В последующие несколько минут мы договорились, что Пьер останется еще на какое-то время (благо, что у него оказался компаньон, который любезно согласился пока поработать один), и пройдет у меня анализ. ( Софи в это время следила, чтобы подали именно тот ужин, который она заказывала. Она совсем недавно взяла новую кухарку,--девушка, надо признать, была с некоторыми странностями,--и уже несколько раз путала блюда, о которых ее просила моя супруга – с теми, которые ей казалось, что ее просили приготовить. Но Софи уверяла, что ничего похожего на те блюда, которые приносила кухарка, она никогда не заказывала. А потом, видя, что ничего не меняется, и девушка по-прежнему путается в выборе блюд, Софи просто-напросто стала контролировать процесс приготовления пищи. Причем, могу заметить, что «контролерские» функции ей явно пришлись по душе. При этом Софи была против того, чтобы сменить кухарку. Уже позже я узнал, что примерно та же проблема была и с нашей горничной, которая на удивление делала иной раз совсем не то, что ей поручали. А помимо кухарки и горничной была еще прачка, которая на все то же мое удивление затягивала стирку белья. И уже несколько раз (не дождавшись в срок) Софи было собиралась сделать замечание, но видя изможденное лицо бедной женщины – отказывалась от своих намерений).   Пьер действительно остался (объяснив сестре, что у него возникли некоторые незавершенные дела, и на какое-то время он вынужден остаться; хотя Софи – я подозреваю – была так рада брату, что, кажется, и не расслышала толком причину, по которой он должен был задержаться; хотя, как я знал, Пьер долго продумывал, что же он должен был сказать, чтобы ему поверили), и в последующие две недели я с ним беседовал чуть ли не каждый день. Точнее, рассказывал мне большей частью все он. Я же его слушал, лишь время от времени делая какие-то уточняющие замечания.  --Я действительно вас слушаю,--в очередной раз я заверил Пьера, что внимательно его слушаю. Он мне поверил. А я впредь решил быть более собранным. Хотя раньше я уже давал зарок поменьше думать о чем-то своем на психотерапевтических сессиях. Ведь, большей частью, люди мне попадались с выраженной патологией сознания. Психопаты и неврастеники. И их истерическая натура просто не могла выносить подозрений относительно того, что человек, которому они доверяют свою тайну – не слушает их. Притом что почти все без исключения они были уверены, что действительно рассказывают мне что-то настолько редкое, уникальное и исключительное, что я могу услышать только от них. И им совсем было неведомо то, что я только за этот день уже выслушал несколько похожих историй (со схожей симптоматикой душевного состояния авторов), поэтому на самом деле удивить меня чем-то было невозможно. Ну, или почти невозможно (я все же допускаю мысль, что появится какой-нибудь чудак, который поведает о какой-то неведомой форме Dementia praecox; хотя, по большому счету, за явных шизофреников я не брался). --Понимаете, Франц, мне на самом деле кажется, что за мной кто-то следит. Хотя когда я неожиданно оглядываюсь – вроде как и не замечаю ничего не обычного… Но только по началу. Потому мне удается выделить из толпы своих «преследователей». --Вы каждый раз видите одних и тех же, или они меняются?—поинтересовался я. --В том то и дело, что меняются! Я, конечно, не могу сказать, что у меня такая уж фотографическая память. Но когда-то я увлекался живописью. И даже сейчас еще время от времени пишу картины. --? --Я хочу сказать, что лицо человека, которого видел хоть раз – отличу от другого. Даже если прошло несколько лет. --А среди ваших «преследователей» встречаются и те, которых Вы видели несколько лет назад? Пьер с некоторой тревогой посмотрел на меня. --А откуда Вы знаете?—спросил он. --Ну, мне просто показалось, что так вполне может быть. Но это лишь на уровне предположения,--поспешил успокоить его я. --Но я действительно вижу тех, кого видел, быть может, и очень давно,--стремился как будто оправдаться Пьер. --Вы никогда с ними не заговариваете?—поинтересовался я. --Нет, никогда,--решительно ответил Пьер.—Хотя… Я внимательно посмотрел на него, ожидая, что же он скажет. --Хотя, Вы знаете…--несколько нерешительно начал Пьер.—Один раз я попытался заговорить. Но ничего хорошего из этого не вышло. --Он напал на Вас?—посмотрел я на Пьера. --О, нет, нет,--улыбаясь запротестовал Пьер.—Тот человек признался мне, что думал то же самое и про меня. Я с недоумением посмотрел на Пьера. --Ну, он подумал, что это я за ним слежу,--слегка заикаясь (он всегда заикался, когда нервничал) произнес Пьер. --Значит все разрешилось,--констатировал, было, я факт, как неожиданно Пьер признался, что даже когда как вроде бы все разрешилось, он несколько дней следил за тем человеком. --Это наверное покажется странным,--смущенно пожимая плечами сказал Пьер,--но мне почему-то показалось что тот человек мне говорит неправду. И я решил проследить за ним. --Вы хотели застать его с сообщниками?—переспросил я. --Да. Хотя, нет. Точнее, я не знал, есть ли у него сообщники. Но мне отчего-то захотелось узнать немножечко больше о нем. Узнать, с кем он живет. Есть ли у него жена. Есть ли дети. Есть ли родители, братья, сестры… Есть ли любимая работа… Выяснить вообще побольше о нем. --Вам в детстве хотелось быть шпионом?—спросил я. --…Не помню,-- пожал плечами Пьер. --Ну, Вы, по крайней мере, допускали мысль, что было бы неплохо им стать? --Да нет,--с сомнением покачал головой Пьер. --А хотелось, чтобы другие признавали Вашу власть? --Власть?..—переспросил Пьер.   Я заметил, что в нем происходит настоящая борьба между желанием действительно мне рассказать о чем-то самом сокровенном, и тем, что его что-то удерживало, чтобы он начал свой рассказ. Однако я его не торопил. Я вообще предпочитал не торопить пациентов с рассказами о себе. Хотя, признаться, когда эти рассказы начинались, мне иной раз очень хотелось прервать чью-нибудь болтовню… Но я понимал, что так делать просто нельзя. Хотя, случалось, мне очень трудно было избавиться от подобного желания. И тогда словно против воли (чувствуя какой-то особый холодок в груди) я задавал своим клиентам несколько, как будто бы и безобидных вопросов; но от которых те приходили в совершенное бешенство. И как ни странно, выведя их подобным образом из себя, я добивался того, что мне было нужно. Потому как с нарушением их душевного равновесия исчезала и их внутренняя скованность. И я, таким образом, мог услышать от них настоящую правду. Что, полагаю, мне сделать бы не удалось, беседуя, я с ними как-то иначе. Ну, например, только выслушивая их. Да и, признаться, я никогда особо и не придерживался (так уж в полной мере) методики Фрейда. Я использовал ее. Отталкивался от нее. Но и спешил внести в нее какие-то (пусть и незначительные; в душе я все равно оставался фрейдистом) свои дополнения. И могу сказать, что ни разу еще не пожалел об этом. Потому что, случалось, мне действительно удавалось добиться существенных успехов. И пусть до полного излечения всех моих пациентов было далеко, но спешу заметить, что и процесс этот длительный. И даже несколькими годами здесь дело мало когда обходится.       --Ну, да, власть,--как можно дружелюбнее посмотрел я на него. Такой мой взгляд (как я знал) действовал как-то обескураживающее на собеседника. А меня избавлял от подозрений (все же иной раз случавшихся) моих пациентов, что я их не слушаю. На самом деле я, конечно же, слушал. Даже когда я немного подремывал (и такое случалось), мне все равно удавалось следить за ходом повествования иного разоткровенничавшегося пациента. И я могу действительно вас заверить, что слышал их всех. Всех кто приходил ко мне за помощью. Потому что я стремился помочь каждому из них. Правда, справедливости ради стоит заметить, что иногда кое у кого подозрения появлялись. Но через какое-то время я рассеивал все их сомнения. И я бы мог гордиться этим, если бы был чуть более заносчив, чем являлся на самом деле.   --Власти мне никогда не хотелось,--как-то «по особенному» посмотрев на меня, Пьер потянулся за сигарой, но в нерешительности замер, вероятно размышляя, как к этому отнесусь я. Вообще-то, на психотерапевтических сессиях курить я позволял только себе. Да и то не всегда. Но потом – видимо не выдерживая длительное время без сигарет и сам (а я выкурил по полторы-две пачки за день) – я стал вполне лояльно относится к тому, если кто-то решал закурить. А почему бы и нет? Курение, на мой взгляд, способно было (в той обстановке в которой мы находились) настроить на нужную волну. Да и хотя бы частично отвлечься от потусторонних мыслей, которые одолевали того или иного из моих пациентов. Хотя, если разобраться, я и сам, иной раз мучился, стремясь изгнать из себя какую-то уж слишком навязчивую «идею».  В большинстве случаев мне это удавалось. Что, по всей видимости, нельзя было сказать о моих пациентах.   --Расскажите мне еще о том, что вас мучает,--попросил я Пьера. Он словно ждал этого вопроса. Потому как ту же увлеченно стал мне о чем-то рассказывать. О чем? Признаться, я так и не понял. Да у меня уже и времени не было. Потому как почти одновременно со словами Пьера – дверь в мой кабинет стала содрогаться под градом многочисленных ударов. Не успел я подумать, чтобы это значило (шум был такой, как будто к нам ломилась рота солдат), как сидящий напротив меня Пьер резко отскочил от двери, и как раз вовремя, потому что дверь буквально рассыпалась под градом ударов, и в комнату ввалилась и на самом деле чуть ли не рота солдат. Ну, человек десять было точно. --Что вам угодно, господа?—устало повернулся к ним я, делая вид, что нисколько не удивлен подобным вторжением. Словно такое случалось по нескольку раз на день. --Я лейтенант Карл Меер,--представился рослый «солдат», на мундире которого я разглядел офицерские погоны.—У меня ордер на арест скрывающегося здесь Алана Грифита. Американского шпиона. --Но здесь нет никакого Грифита,--недоуменно произнес я. Воцарилась минутная пауза, во время которой каждый вероятно размышлял о ходе своих дальнейших действий. --Разрешите Ваши документы,--внимательно (как бы «изучающее») посмотрел на нас офицер. --Я подданный Франции,--выступил вперед Пьер. --У Вас есть разрешение на пребывание в нашей стране?—быстро спросил офицер. --Позвольте, уважаемый,--приподнялся было я, но тут же около меня оказалось несколько солдат, готовых вероятно броситься на меня, если бы не предупредительный жест офицера. --Ваши документы мне необходимы тоже,--посмотрел на меня офицер. После того как мы с Пьером предъявили наши паспорта, офицер долго изучал их, видимо про себя чему-то удивляясь, после чего, козырнув, крутанулся на месте, и ушел. Его команда последовала за ним. --Я и не думал, что в Австрии такие порядки?—недоуменно посмотрел на меня Пьер.—По всему было видно, что он здорово напуган. Но на этом, как оказалось, неприятности не закончились. Потому что еще не стихли шаги солдат спускавшихся с длинной винтовой лестницы, как к нам в комнату заглянула хозяйка, и пристально всматриваясь в лицо каждого из нас, полюбопытствовала, за чем приходил «герр офицер» с солдатами. --Чтобы нас арестовать,--пошутил я. --Тогда я попрошу вас молодые люди съехать с моих комнат,--еле сдерживаясь от негодования, произнесла хозяйка. --Но ведь у нас не закончилась аренда?—произнес было я, но заметив пытающее гневом лицо квартирной хозяйки, поспешил успокоить ее. «Успокоение» стоило десять шиллингов. --Это за ваше беспокойство,--поспешил я сунуть деньги в руки обескураженной хозяйки. Хотя по всему было видно, что она приходила именно за этим. В месяц она имела с нас довольно приличные деньги. И терять таких клиентов вряд ли собиралась.—Могу вас уверить, что впредь ничего подобного не повториться,--улыбнулся я.—В любом случае, мы будем вас предупреждать заранее. Заметив, что хозяйка не уходит, я полюбопытствовал, что же она хочет еще?  Оказалось, она хотела нам поднять квартирную плату. Долго не решалась, но вот сейчас как будто наступил такой повод. --В таком случае – мы завтра же уезжаем,--жестко произнес я.—А сейчас выйдете вон, и до нашего отъезда прошу нас больше не беспокоить. --Ну, что вы, что вы,--сменила гнев на милость пожилая женщина.—Я только хотела сказать, что цены растут быстрее вашей оплаты. И скоро тех денег, которые вы платите, будет хватать только на то, чтобы купить кварту пива моему мужу. (Она лукавила. Во-первых, было известно, что ее муж пиво не пьет (печень); а во-вторых, как уже заметил – платил я ей достаточно много. Уже сняв квартиру у нее, я узнал, что почти за такие же деньги мог снять две квартиры на соседней улице. Сейчас я и подумал переехать туда. Ну, или подыскать себе еще какое жилье. Благо, что впереди был у меня почти день; а за день я бы жилье себе нашел. В чем поспешил уверить хозяйку). --Вы извините меня,--произнесла женщина.—Я совсем не то хотела сказать. Как жильцы – вы мне очень нравитесь. И я готова даже снизить вам вашу квартплату. Тем более что мне и самой кажется, что вы платите слишком много. --Мы вам будем платить столько же сколько платили,--произнес я.—А вы,-- если это только будет возможно,-- обязуйтесь никогда не вторгаться в мой кабинет. И если вам будет нетрудно – прошу извещать о любых посетителях ко мне – заранее. И по возможности отвечать им, что меня нет дома (если я вас не предупредил предварительно о другом). Договорились? --Договорились,--быстро произнесла хозяйка (теперь она говорила намного ласковее, чем доселе), и поспешила удалиться. --Вот так вот, Пьер,--повернулся я к моему недавнему собеседнику.—Как видите – и такое бывает. --Да уж,--тяжело вздохнул Пьер.—У нас во Франции подобного никто бы не допустил. --Полиция,--вздохнул я.—Могло быть еще хуже. --Хуже?—недоуменно посмотрел на меня Пьер. --Ну да!? Нас, например, могли сопроводить в полицейский участок,--ответил я.—Или--- --Или?—перебил меня Пьер. --Ну, или бы пристрелить на месте. --На месте?—все еще отказывался мне верить (вернее, отказывалось его сознание) Пьер. --Да шучу я, мой друг,--поспешил я успокоить «кузена». --Ну, слава богу,--облегченно выдохнул Пьер. --Да не волнуйтесь вы так,--произнес я.—Я думаю – все образуется… Ну, я имею в виду ваше состояние,--добавил я. --Спасибо,--произнес Пьер…    
Free reading for new users
Scan code to download app
Facebookexpand_more
  • author-avatar
    Writer
  • chap_listContents
  • likeADD