bc

Мы никогда не станем прежними

book_age18+
151
FOLLOW
1K
READ
drama
bxb
abuse
like
intro-logo
Blurb

Мысли отходят на второй план, одиночество стягивается подсохшей коркой на зудящей ране — до поры. Если не тревожить, то не будет беспокоить и дальше.

Два одиночества, такие разные, но кое в чем очень схожие, находят друг друга холодным зимним вечером.

chap-preview
Free preview
Пролог
Вася, который живет на концевой, — это я. Таким меня знают все родственники и знакомые, потому что живу рядом с конечной остановкой самого популярного в городе маршрута, неподалеку от кладбища и психушки. Самый тихий спальный район, из моего окна открывается прекрасный вид на замшелую каменную ограду и старые памятники, это то, что я вижу каждое утро, стоя на кухне с чашкой растворимого кофе, от которого уже болит желудок, но нормальный пока нельзя — турка пришла в негодность, а новую купить не доходят руки. Потому что интереса к жизни нет никакого. Мне абсолютно плевать на себя и на то, что происходит вокруг, — временно, как сказал мне психолог, которого я посетил пару раз. Нет никакого смысла в однообразии серых будней, либидо на нуле, стремлений — тоже никаких. Даже Ира, девушка, с которой я встречался, не выдержала и ушла. Ее можно понять. Не каждая готова возиться с тридцатилетним апатичным мужиком, когда есть энергичные ровесники, — Ире всего двадцать три — готовые ночь напролет зажигать в клубах. Дарить цветы, водить на ужины. А я забывал даже про ее день рождения. На самом деле я могу запомнить цвет чьих-то глаз до последней крапинки у края радужки, но не запомнить лицо в целом. Я внимателен к деталям, к нюансам, к запахам и звукам, но общая картина происходящего смазывается в один цветастый ком, пугающий меня. Мне трудно дышать в большом скоплении людей, но и без людей я не могу, тогда становится пугающе пусто. Поэтому я, при наличии стоящего в гараже авто, езжу на работу и с работы на общественном транспорте. Без людей плохо. Но с ними еще хуже, если они переступают порог моего дома. Не было еще ни одного человека, который бы не раздражал меня. Даже Ира, к которой я привык, бесила меня тем, что разговаривала с набитым ртом, забиралась на кровать в тапках, смотрела сериалы, поедая чипсы — а я ненавижу, до белого каления ненавижу, когда в спальне пахнет едой. Она болтала часами по телефону, не вытирала раковину после мытья посуды, оставляя капельки на ровной поверхности металла, закрывала на ночь все окна — я задыхаюсь в помещениях с закрытыми окнами. Как в лифте. Как в гробу. Ира раздражала меня тем, что просто была, но я терпел — люди же как-то живут вместе. Нужно превозмочь себя, приструнить своих тараканов, хотя бы казаться нормальным человеком, глотать таблетки горстями, чтобы не выплескивать на случайных и тем более близких людей раздражение без повода. Да, я очень раздражительный. Мне не помогают методики управления гневом и седативные. Мне проще жить одному, и потому я вздохнул с облегчением, когда Ирка швырнула мне в лицо ключи от квартиры. — Вась, ты самый настоящий бесчувственный мудак, — сказала она, уходя. — Мне медаль надо дать за то, что я прожила с тобой столько. Кто тебя такого еще терпеть будет? — Никто, — согласился я как всегда безэмоционально. — Вот именно! Будь я бабой — я бы с таким, как я, и недели не прожил. Даром, что смазливый и спортивный — хотя, вернее, был спортивный. Полгода как забросил спорт, пресс почти не выделяется, мышцы тем более, ноги только форму держат. Да и плевать. В плохие дни, когда ретроградный Меркурий поворачивается своей самой паскудной стороной, приходится уходить с работы раньше. Я начальник отдела, мне можно. — Тань, звонки записывай, — говорю своей помощнице, наматывая шарф. — Василь Палыч, я все помню! — щебечет она, и я выхожу, оказываясь вскоре на автобусной остановке за углом здания фирмы. Конечно, люди в таких дорогих пальто и ботинках в автобусах не ездят, но я — езжу. В машине, когда сидишь один в салоне, легко задуматься о своем, а это страшнее всего, остаться наедине со своими мыслями. Они могут прорваться плотиной и в автобусе, среди народа, но в толпе легче переключить внимание, и я начинаю либо считать буквы на рекламных листовках, расклеенных на стеклах, либо людей с одинаковым цветом одежды, либо подслушивать чьи-то телефонные разговоры. Мысли отходят на второй план, одиночество стягивается подсохшей коркой на зудящей ране — до поры. Если не тревожить, то не будет беспокоить и дальше. В такие дни я покупаю бутылку водки в гастрономе за остановкой, иду на кладбище и сажусь у заброшенной могилы с выцветшим фото на почерневшем кресте, и я не знаю даже, кто там, под землей, женщина, мужчина или ребенок. Просто человек. Отвинчиваю крышку и хлебаю из горла, занюхивая рукавом. Тут тихо. Спокойно. Никто не помешает. Вчерашний снег лежит грязными пятнами, облезлая оградка держит покойника в заточении, как и всегда, будто он может или хочет куда-то уйти. С лавки, на которой я сижу, видны окна моего дома, и иногда мне кажется, что в них сейчас вспыхнет свет, колыхнутся шторы и темная фигура с чашкой кофе в руке займет место у подоконника, рассматривая меня, сидящего у безымянной могилы. И неизвестно будет, кто из нас двоих настоящий. На сегодня планы такие же, водка и свидание с безымянным. Потом холодный душ, пельмени, наверное, которые еще надо сварить, или быстрая доставка. Или так и лечь спать голодным. Купленная у жалостливой продавщицы, всегда глядящей на меня с желанием отвести к себе домой и приголубить, водка засовывается в карман дорогого пальто. Ирония — пальто дорогое, а водка обычная, грошовая. Только сегодня Меркурий с сюрпризом и подкидывает мне маленький квест — приходится обходить лужу у остановки, а на самой остановке сидит мальчишка в тонкой куртке и кедах. Зимой-то. Вечером. Только ему, похоже, на мороз плевать — длинные ноги вытянуты и скрещены, а не поджаты, рукава куртки закатаны, в пальцах сигарета. Ее он курит медленно, короткими затяжками, чтобы горела подольше. Последняя, наверное. — Бери, — я сажусь рядом, протягиваю «Парламент». — Хоть всю пачку. — Мне не надо, — на меня смотрят уставшие, но очень осмысленные глаза с русалочьей прозеленью. — Бросаешь? — Видимо. Видно, что хочет, чтобы я отъебался. Но при этом явно никуда не спешит, автобуса не ждет. Конечная же. И мне надо бы уйти, но что-то не отпускает, одно осознание того, что он сидит здесь с тлеющей сигаретой и в одних кедах не позволяет уйти. — Тебя заберут? — спрашиваю, ощупывая в кармане холодное стекло. — Заберут. — Скоро? — Как ты уйдешь. Я касаюсь ледяной руки с сигаретой, он поворачивается с досадой и недоумением, а я вдруг, понимая все, говорю: — Руки как у покойника. Хорошо, если ты себе еще почки не отморозил. Вставай, со мной пойдешь. Придурок малолетний… — Почему я должен идти с тобой? — спрашивает он с возмущением. — Потому что сбежал из дома и идти тебе некуда. Угадал? Не бойся, я не извращенец. Хотя бы накормлю тебя, а дальше сам решишь, куда тебе идти. Мальчишка смотрит внимательно, прикидывая, сто процентов, свои шансы выжить, если я действительно окажусь маньяком-насильником. И соглашается. Просто потому, что ему уже неважно, каким способом он умрет — бросившись под машину, как планировал изначально, или от рук другого человека.

editor-pick
Dreame-Editor's pick

bc

Голодные котятки или беги если сможешь

read
18.1K
bc

Милашка

read
43.4K
bc

Грубое совершенство

read
21.1K
bc

You will be a light in my darkness

read
154.5K
bc

Повелитель леса. Бурые

read
29.7K
bc

Волчий аконит

read
7.0K
bc

Дыхание волка

read
29.4K

Scan code to download app

download_iosApp Store
google icon
Google Play
Facebook