Защищенный любовью

Скоростной поезд «Архангельск - Москва», прицепивший к хвосту два вагона, прибывшие из Северодвинска, время от времени ехал по совершенно безлюдным, а потому и совсем не ласковым северным просторам. Держать довольно приличную скорость ему позволяло то, что промежуточные станции в этих местах располагались друг от друга на расстояниях, измеряемых более ста километров. Поэтому пейзаж за окном представлял собой лишь однообразную картину девственных лесов, одетых в насыщенно-зеленый наряд и откровенно радующихся возможности покрасоваться в нем коротким северным летом. Зарезервированные вагоны из Северодвинска были заполнены пассажирами примерно той же плотности, что и эти почти безлюдные пространства, и заполнялись довольно медленно по мере приближения поезда к более густонаселенным районам средней полосы. Это обстоятельство позволило гидам расслабиться до тех пор, пока они не остановились, и в полной мере испытать острые ощущения от неспешного отдыха. Излишне говорить, что работа в их направлении существенно отличалась от работы их коллег на Юге, Востоке и Западе и носила ярко выраженную специфику службы, в основном скромные бывшие сокамерники, возвращавшиеся на родину. Правда, были и вахтовики, рыбаки и другие, довольно веселые люди, но он, особенно в последнее время, все больше отдавал предпочтение гражданской авиации. Ну, а иногда пассажирами становились пожилые женщины, одетые в свои лучшие наряды, вынутые из бабушкиных сундуков, пахнущих нафталином, для такого необычного случая. Скорее всего, они намеревались навестить своих внуков, сыновей или дочерей, которые когда-то улетели из этих богом забытых мест и устроили себе гнездо в более благоприятных для нормальной жизни регионах - начиная от Вологды и заканчивая самой столицей. Они вели себя с особым достоинством и достоинством, которые возложили на их провинциальные плечи такую ответственную миссию - проявление своей личности в цивилизованном мире. Поэтому они старательно заставляли себя ничему не удивляться и были крайне вежливы с экскурсоводами. И чтобы погасить коварную дрожь в теле, от ожидания предстоящей встречи с потомством, едва прикрепив свои не хилые, как правило, попки на нижние полочки, поморки стали втиснуть в себя несметные числа вареные яйца, сало и, конечно же, рыба, во всех ее местных отеках. Причем все это делалось с такой тщательностью, ведь есть могут только северные люди, с пеленок привыкшие к пониманию, что еда в этих суровых землях еще не утратила своего истинного предназначения - быть лишь средством выживания среди сильных морозов и непогоды. очень плохая доступность натуральных витаминов в целом. Ну, а еще в этом июньском сезоне автомобили из Северодвинска облюбовали выпускники школ. По большей части они были худыми от постоянного отсутствия солнца и до корней волос провинциальной молодежи. Но, уже успев поднять вершины, через общение с телевизором, старательно притворились таким авансом и безрассудством. Конечно, в конце концов, многим из них пришлось учиться там, в центрах, которые были до краев обременены комфортом и прочими плодами настоящего прогресса. А потому на их лицах не было абсолютно ни капли сожаления о расставании с родными местами. И с абсолютной уверенностью можно было сказать заранее, что даже те из них, кому не дано было заполнить собой студенческие аудитории, вовсе не видели себя возвращающимися. Так получилось, что в этом сценарии контингента отсеки забронированных вагонов были заняты либо довольно шумной группой, скрашивающей унылое путешествие по северу сорокаградусной бутылкой, либо парочкой чужих друг другу и явно в них находились скучающие попутчики, либо они вообще были пустыми. В одном из таких отсеков вместе с двумя недавними студентами, возможно, братом и сестрой, которые, усевшись за столик, уставившись на бегущий в окна мир, тихонько устроились на верхней полке, а Ольга Дробышева теперь ехала. Недавно, в мае, ей исполнился всего двадцать один год, но по сравнению с теми подростками, которые сидели внизу, она чувствовала себя более зрелой и опытной. И не на какие-то жалкие три-четыре года, а хотя бы на десять лет и даже на ура. Ведь, как ни крути, но за ее плечами уже отбывал наказание в колонии строгого режима. Тройка из пяти, выпущенная его величеством судьей. Но, и этого багажа, оказалось вполне достаточно, чтобы чувствовать себя совершенно уставшим от жизни и, глядя на попытки молодых существ, непременно казаться взрослыми с ироничной улыбкой. Вот так однажды она, полная амбициозных надежд на будущее, помчалась покорять Москву. Конечно Москва, и не иначе! Еще одна планка не подошла недавнему выпускнику детского дома, который нашел приют в отдаленном среднеазиатском городке. И как здорово все начиналось! Еще был поезд, везший ее только с юга. А еще там был столичный вокзал, поразивший юного путешественника невиданным прежде величием и масштабностью архитектурных форм. Ольга улыбалась своим мыслям, которые совершенно невольно приходили в голову под влиянием созерцания чересчур амбициозных, но тоже не совсем юных школьников внизу. Она перевернулась на полке на спине и, по инерции глядя в потолок, погрузилась в новые воспоминания. Теперь, почти через день, когда ворота зоны захлопнулись за ней, словно выплюнув девушку из мрачных кишок, и она в одночасье превратилась в вольную птицу, этим занятием можно было заниматься уже без внутренняя дрожь. Ведь как бы там ни было, все эти ужасы, которые ей пришлось пережить, остались позади нее и Ольги, постепенно, как бы нехотя, таяли от многомесячного состояния душевного оцепенения. Излишне говорить, что мудрая природа взяла свое. Подарив девушке с завидной щедростью новые впечатления, она как бы тем самым старательно забивала ими прежние, в подавляющем большинстве далеко не радостные. И в результате мелкая сеть морщин на лице бывшего заключенного постепенно сгладилась, действия стали более расслабленными, а улыбка, само понятие которой было почти забыто, вернула статус непреложного атрибута любого нормального человека. . И только в уголках серых глаз во веки веков была печать огромного познания совсем другой стороны жизни - несвободной, сплошь опутанной «шипом» и набитой, как жареный поросенок с гречкой. , знакомые по тем местам, повседневные унижения. И это знание, превратившись в некую субстанцию глубокой печали, теперь позволяло обладательнице этих серых глаз легко менять взгляд с открытого и почти добродушного на строгий, настороженный и из-под бровей. Так что теперь, когда вдруг появилось, как говорится, много свободного времени и удобно лежа на полке, можно было спокойно, под размеренный стук колес предаться не только заслуженной лени и блаженству, но и воспоминания. И прокручивайте их перед внутренним взором, не как при ускоренной съемке, а медленно, в своей собственной суетливой манере. Вовсе не для того, чтобы еще раз осмыслить - все уже было пережито и прошло через себя не раз, а только для того, чтобы бесстрастно изложить их как факты биографии, которые, увы, просто невозможно выбросить из памяти. В первую очередь Ольга постаралась воспроизвести и заново пережить те впечатления, которые охватили ее, когда она впервые вышла из вагона «Ташкент-Москва» на перрон Казанского вокзала, щедро нагретый солнцем. Надо ли говорить, что они, эти впечатления, были чудесны в своей первозданности и казалось, что после этого непременно начнется бесконечная череда точно таких же ярких и радостных открытий. Однако увы !!! Очень скоро все повернулось в другую сторону и поспешило затащить хрупкую белокурую девочку в темный туннель, который затем бросил ее, потерянную и почти обезумевшую от отчаяния, в водоворот ужасных событий. И все из-за этой сучки, солидной дамы, сумевшей обмануть Ольгу и украсть единственную сумку. И в этом было все простое богатство счастливой претендентки - и документы, и деньги, и, как позже выяснилось, ее светлые надежды на будущее. - Существо холодное! - вслух сказала Ольга, увлеченная воспоминаниями. Но она тут же остановилась, прикусила язык и, повернувшись на бок, украдкой взглянула на студентов внизу. Однако они были настолько поглощены созерцанием пролетающего мимо окна пейзажа, что даже не обратили внимания на то, что незнакомая девушка бормотала себе под нос на верхней полке. И их можно было полностью понять. Ведь с каждым километром, пройденным колесами поезда, они удалялись от своей убогой заводи и, наоборот, ровно на столько же приближались к плодам цивилизации, манившим всеми цветами радуги. Поэтому, даже если бы прямо сейчас над их головами разразился гром, они бы все равно не заметили. Ольга только улыбнулась и, снова перевернувшись на спину, натянула только что потерянную нить своих воспоминаний. Да, все началось из-за этой сучки, она обманула бедного провинциала, как лоха с большими ушами. И что же тогда Ольге оставалось делать? В совершенно чужом огромном городе, где не было ни родственников, ни знакомых. Что ж, она пыталась найти среди пассажиров милосердных людей и выдавить из них слезу, а еще у нее было немного денег, чтобы хотя бы добраться до тети. И что? Его чуть не сдали полиции за попрошайничество. Так и вышло - только в книгах все добрые и понимающие. Да, матроны, когда они смотрят мыло риалами, из жалости к бразильским сиротам льют ведра слез. На самом деле попробуйте, включите! Тут же железобетонная стена недоверия и куча обвинений вроде - «давай, работай лучше!», А еще хуже - «с таким лицом ...» и так далее. А однажды и вовсе - и это, с лихвой перекрыло все Сонькины недостатки - она на полном серьезе, спасла Ольгу от неминуемой добавки к основному сроку. Это произошло тогда, когда та же Миллерша, совсем отупев от слепой мести, удумала свалить на девушку, ответственность за у******о ни в чем не повинной девки по имени Окся. Ну, собачились с Оксей, ну, даже один раз серьезно пришлось подраться - и что с того? А вот хитромудрая коблиха, решила использовать этот факт по своему разумению. И вот тогда-то, Сонька не чинясь и не думая о себе, пришла на помощь и, самолично устроила так, что все стрелки ушли от Стрекозы совершенно в другую сторону. И не беда, что потом, разбойница исправно взымала положенную, за свое пособничество, мзду, забирая из Ольгиной пайки, сахар и масло - в зоне вся жизнь была построена на принципе "ты мне - я тебе". Когда же Сонька освобождалась, упрямо выбрав срок от звонка до звонка, то неизвестно что на нее нашло вдруг. Всегда, напрочь лишенная каких бы то ни было сантиментов, она, совершенно неожиданно для Стрекозы, сунула в ее руку бумажку со своим московским адресом. Вот тебе и оторва, вот тебе и полная отрицалка - на поверку оказалось, что ни что человеческое, ей все равно было не чуждо. Потому-то сейчас, уже бывшая Стрекоза и ехала именно в Москву. Остановиться на первое время, благодаря Соньке, теперь ей было где. А раз так, следовало мужественно вычеркнуть из собственной жизни эти нелепых три года отсидки и вновь попробовать воплотить в жизнь хрустальную мечту, задуманную ею еще в детдоме. Непременно выучиться и занять достойное положение в человеческом обществе. Правда, в добропорядочность и искренность этого общества, она теперь верила не столь трепетно как раньше - обретенный опыт, внес значительные коррективы в ее мировоззрение. И, тем не менее, Ольга была почти уверена, что стоит все ж таки, попробовать и что все у нее обязательно должно получиться. Ну и еще, конечно же, сейчас, спустя три года, девушка просто не могла не похвалить себя за то, что тогда на следствии, решилась разыгрывать из себя истую россиянку. Боялась, что вышлют назад, на свою "чужую" Родину, да и сиделки по камере, не замедлили рассказать о страстях, бушевавших в колониях для иностранцев. Наивный был посыл, изначально. Все потом благополучно выяснилось. Но и следовательша не дурой оказалась. устроила с Ольгой торговлю, и взамен на благосклонность и сохранение статус-кво, прицепила подопечной безнадежный "висяк". К сроку он добавил не много, зато, без всякого сомнения, от этой сделки, выиграли обе. А между тем, где-то ближе к Вологде, за окном потянулись достаточно обжитые места. Все чаще и чаще стали попадаться убогие деревеньки, красочные, выстроенные на всевозможные вкусы, дачные поселки и небольшие, почему-то обязательно серые, на первый взгляд, городки. И опять леса, леса и еще раз леса. Хвойные, темные и величественные, в своей неброской тяжеловесной красоте и легкие, словно сотканные из невесомых белых хлопьев и изумрудной зелени, березовые рощицы. Все это для Ольги, исконной азиатки, успевшей познакомиться лишь с мрачной природой Севера, как будто специально созданной Всевышним для того, чтобы давить на согбенные плечи итак униженных острожников, было естественно в диковинку. А потому, она буквально прилипла к оконному стеклу, напрочь выбросив из своей головы все обрывки былых воспоминаний, которые еще недавно, будто тараканы, выползали изо всех щелей ее памяти. В связи с переменами за окном, еще больше оживились и школяры. Для них, скорее всего, относительно урбанизированные пейзажи, так же являлись ранее невиданной роскошью. Они как нельзя лучше знаменовали приближение к столице и, следовательно, скорое вступление их, несмышленых, но очень амбициозных, в совершенно новый этап собственной жизни. Ольга с улыбкой, очень добро, посмотрела на будущих студентов и мысленно, как бы перекрестив эти русые, забитые грандиозными планами, головы, прошептала одними губами: - Дай Бог вам, птенцы, никогда не изведать того, что выпало на мою долю. Дай Бог. Ближе к Москве, в вагоне стали появляться и другие пассажиры. А потому, достаточно скоро, он превратился в обычное транспортное средство, наполненное суетой, шумом и иными атрибутами, сопутствующими любому путешествию по железной дороге. И эта энергетика, исходившая от мира обычных людей, не знающих забот бывших зеков, овладевала постепенно и Ольгой. Она, почти физически чувствовала в себе, как ее замороженный организм, будто пускает некие ростки, которые, быстро вырастая и переплетаясь с другими, такими же, в одночасье, делали ее, Ольгу Дробышеву, вполне естественной составной частью единого мироздания. Почти во всем. Если, конечно, не считать глубинной грусти, затаившейся в самых потаенных уголках, ее пронзительных серых глаз, взирающих на окружающее уже не с удивлением и страхом, а непременно с надеждой.