Песнь Пересмешника Книга 2 Свинский путь

В рассветном небе плыли лёгкие облачка. В зависимости от того, как высоко поднималось неумытое солнце, они окрашивались то в красные, то в золотые тона. Пушистые барашки весело скакали над пробуждающимся изумрудным лесом, как будто паслись на лугу с сочной травой. Некоторые, отбившись от отары, пытались преодолеть высоченные шпили скал и нередко становились их жертвами. Нещадно терзаемые злыми ветрами, бедняги постепенно истончались и растворялись в синеве небес, оставляя в память о себе лишь длинные полосы невесомой белой шерсти. Проплыв достаточно далеко, закудрявленные встречными ветрами в тугие спирали, они вновь собирались в пышущих жизнью барашков, которые, весело прыгая, неслись навстречу новым приключениям, поджидающим их у горизонта. Именно такая картина рисовалась огненному духу, наблюдающему за небом и с упоением догрызающему ноготь на мизинце левой руки. Устав переживать и волноваться за пропавшего хозяина, он сидел на ветке, свесив босые ножки. Уже почти сутки юный повелитель огня кружил над проклятой поляной, в центре которой красовалось пятно перекопанной земли, превращённой прошедшим дождём в маленькое болотце. Ровно один день назад в этом месте попал в подлую ловушку его непутёвый повелитель. Лысый верзила, почти сразу ставший ему другом и напарником, не отличался ни умом, ни сообразительностью, но в нём была скрыта страшная сила, а внутри иссиня-голубых глаз таилась доброта, пугающая всё ещё маленького духа до кишечных колик каждый раз, как тот представлял себе её прорыв в окружающий мир... Жуть! Мурашки со слона размером! «Причинить миру добро»... Благородно. Вот только сможет ли мир это пережить?.. Ярый – таким именем назвал огненного духа его владыка – был рад, что они в своём путешествии не встретили разумных существ, собравшихся хоть в какое-то подобие общества. Ведь тогда отбитый на голову хозяин принялся бы им помогать, следуя своим понятиям о том, как надо. Оставшихся за спиной грызунов дух в расчёт не брал, считая тех везунчиками, пережившими знакомство с великаном: тот настолько устал от ранений, стычек и постоянной болтовни со странными существами, что забыл о подсознательной тяге к добру. К тому же он был увлечён новой попутчицей, способной создавать иллюзии. Грызуны потеряли две трети племени? Повезло! Добро коснулось их лишь самым краем своей разрушительной силы. Были ли доказательства предположению Ярого о губительном потенциале искреннего желания помочь? Их не было, но... дух доверял своему чутью, которое выло и билось в корчах, стоило лишь заглянуть в глаза великана, до краёв наполненные мыслью и глубокой скорбью о потерянном интеллекте. Ярый зависал, глядя в эту бездну... Его раздирало ощущение двойственности. С одной стороны – добро и желание непременно помочь, насладиться красотой созданного, сохранить и приумножить. А с другой – до омерзения твёрдое убеждение в своей правоте, отрицание обходных путей, и всё это стократно усиленное страшной травмой, которую великан получил ещё до рождения духа. Радовало Ярого лишь то, что его недалёкий хозяин практически всё путешествие «спал», действуя полуавтоматически: поедал всё подряд, защищался, любовался природой. Порой начинал петь и слагать простенькие стишки, разбавляя монотонность дороги. Забавным было, что в песнях он использовал больше слов и укладывал их гармоничней, нежели при обычном разговоре, в котором обходился рублеными фразами из коротких словечек наподобие «угу». Ярому нравился хозяин, ведь он был его частью, самостоятельным, но всё же кусочком его души. Он чувствовал, как переполняется весельем и радостью, бесшабашностью и дерзостью, на которые по какой-то причине не способен великан. Эта сила питала его постоянно, вливаясь по невидимым каналам прямо в сердце огненного духа, разжигая в нём пламя страсти, желание петь, плясать, мять красавиц и кружить им головы. Но прошлым вечером поток огненной энергии практически иссяк, Ярый начал остывать и впадать в уныние. Все попытки меховой недотроги его растормошить не увенчались успехом. Дух умирал... – Так мало пожил, так мало помял и понял... Эх! – Звонкий голосок сыпал песком, срываясь на каждом слове, требуя всё чаще и чаще вдоха. – Когда же я отправлюсь в путь? Когда я крылья разверну и прыгну? Разверзну лезвием себе я грудь! Покину мир, где жил доныне... Тлеющая в его руках веточка акации изредка вспыхивала, поддаваясь импульсам угасающего жара, – как-то нехотя, просто из уважения к постигшей его беде, к трагедии молодого духа, не успевшего как следует узнать этот прекрасный мир. – Я не добрался до красот! Не мял я их руками жадно! Свой уголёк им я не показал – Он ласк их не познает страстных... Пепел лёгкой пылью осыпался с маленькой ладошки на далёкую землю. – Не повстречал ещё тебя я – Кусать уж поздно локти мне. Я б сжёг тебя у дверок рая, С золой перемешались мы в огне. Хоресса, сидя на нижней ветке, всхлипывала  и чихала от попадающей в нос золы, но не бранила за это духа, а всем своим беличьим сердцем его жалела. То и дело вытирая чумазый носик, она не могла сдержать поток образов, вызванных трогательной и такой горестной песней юного духа... Прощальной песней. Лё, со всей любовью наречённая так хозяином, не заметила перемен, но почувствовала их приближение. Можно ли было их не заметить? Наверное, можно, но не тогда, когда твоя шёрстка прилипает к телу, прижатая раскалённой веткой. Не тогда, когда всё вокруг начинает гореть. И уж точно не тогда, когда дикий от привалившего счастья дух ураганом носится вокруг, показывая красный писюн прошедшей мимо него мучительной смерти и в исступлении крича: – Ха! Ха! Ха! Я вас всех сейчас зажарю! Не бегите! Я здесь Бог! Обрюхачу и назначу Нарожать мне духов полк! Плазменный шар, всё ускоряясь, носился по кустам, залетая в уютные гнёздышки и норки, после чего затухал, на мгновение менял облик, делал дело и с гордой поспешностью стремился к новой добыче. – Ещё! Вот! И ты? Нет? Да! – Он был счастлив! Какие там мысли о причинении добра, о безоговорочной вере в свою правоту, о последствиях?.. Ему было на всё наплевать: он выжил, не погиб жалкой смертью от холода. – Хозяин близко! Чую! Жду! Ярый пришёл в себя лишь спустя час. Замучившись извиняться перед обожжённой и потому неприступной хорессой, он уселся на ветку и принялся считать пролетающих в небе барашков. Вновь обретённая сила рвала его на куски и звала к приключениям, но, немного насытившись ею, утолив первоначальный голод, он с каждой секундой становился спокойней и обретал былую лёгкость. Глядя в утреннее небо, залитое чистым огнём животворящего светила, вспыльчивый дух крепко задумался. Самоконтроль, его отсутствие, безумие перенасыщения силой – тем для размышлений было много. Времени всё обмозговать тоже хватало. – Мы так похожи... Мы одно целое? Я... лишь часть? – Несвойственное лёгкому и взрывному пацану настроение тяготило и вселяло обеспокоенность. – Я должен знать! Я знаю: мне не жить без него, без хозяина. Я его эмоция? Выход его силы? Как узнать? Как? Как?! Как?!. Пш-ш-ш-ш! Взрыв! Бах! – А? – Дух уставился себе под ноги, а затем начал озираться вокруг. Дерева, приютившего его на эту ночь, на месте не было, треск стоял жуткий. Клубы пара от мгновенно сгоревших стволов и листвы, от высушенной в прах почвы ударили плотной волной по округе, вздыбив землю, а затем взвились в небеса белым грибом и осели на ошпаренную поляну прозрачной росой. В каплях утренней влаги отражался расстроенный мальчик, задающий слишком много вопросов. Испуганная и местами опалённая самка хорька скрылась от юного идиота за бугорком подальше, а стайки порхающих в небе невесомых птах поднимались всё выше и выше, стремясь первыми поймать самые тёплые и ласковые лучи долгожданного солнца. – Бум-бум-бум! Старший брат, открой мне тайну! Бум-бум-бум! Старший брат, дай мне совет! Бум-бум-бум! Как собою мир не выжечь? Бум-бум-бум! Дай мне, сирому, ответ! Тишина... В ответ лишь тишина... Идиллию хаоса, установившуюся лишь на мгновение, нарушили стон неохотно поднимающейся почвы, влажное чавканье лениво отстающих друг от друга пластов земли и звук рвущейся мокрой корки. Две пары глаз уставились на торчащую из вздыбленного грунта когтистую лапу. Хоровод в головах обоих наблюдателей превратился в дикую карусель мыслей, которые под действием центробежной силы утратили всякую связь друг с другом и рванулись врассыпную, погрузив сознание в хаос и дикий ужас. Заняться анализом, как и искренне поддаться панике, их хозяевам не удалось, поскольку к первой лапе присоединилась вторая. Вместе они быстро разметали мягкий грунт, и в предрассветной полутьме показалась огромная лысая башка. Она медленно осмотрела поляну вместе с ожидающими скорой кончины неудачниками и наконец молвила: – Звали суки? Попоём?!