Герои не умирают

Стоян решил сделать небольшой крюк и пролететь над Венденом. Ему было интересно посмотреть на замок, в котором поселился его враг. Для величавого орла полсотни миль — это не расстояние, а шанс увидеть своего врага и тем самым получить возможность с ним рассчитаться того стоил. Уже подлетая к Вендену, орёл заметил в небе крохотную тёмную точку. Это был голубь. Он одиноко летел откуда-то с юга и не замечал орла — огромная птица парила на недосягаемой высоте. Стоян стал поджидать. Что-то ему подсказывало, что этот одинокий голубь не просто так держит путь к замку. По всему было видно, что птица летела издалека. Она явно устала. Сверху замок был виден как на ладони. Сизая птичка перемахнула через крепостную стену и прямиком направилась к голубятне, которая была устроена в одной из его башен. У Стояна промелькнули тревожные мысли. Орёл сложил крылья и обрушился сверху на ничего не подозревающего голубя. Тот уже подлетал к голубятне, где в это время копошился монах. Он стоял, отвернувшись от окна башни, и кормил пшеном голубей в клетках. Птицы суетились, курлыкали и, отталкивая друг дружку, лезли к жёлтой крупе. Монах так увлёкся кормлением своих питомцев, что не сразу заметил возвращение почтальона. Когда за его спиной раздался резкий хлопок, жалобное кряхтение и шум могучих крыльев, монах вздрогнул от неожиданности и резко обернулся. В узком проёме окна он увидел огромного золотистого орла, который в своих мощных лапах уносил прочь его голубя. Силуэт хищника стремительно уменьшался, тая в голубом небе. Монах понял, что случилось непоправимое, и вслед улетающему орлу полетела тысяча проклятий. Фон Плеттенберг так ждал этого послания! Монах ещё раз посмотрел на удаляющуюся птицу, посмевшую украсть почтового голубя великого магистра, потом вниз, на стену замка, по которой неторопливо расхаживали стражники, и закричал им, указывая на орла. Но те не смогли разобрать его слов, да и что они могли сделать? Даже самый лучший арбалетчик не достанет парящего высоко в небе орла. Но больше всего поразил монаха цвет птицы: ему первый раз в жизни довелось увидеть золотое оперение. На шхуне «Мария» Святик вместе со своим другом, юнгой корабля, выполняли весьма важное задание. Боцман поручил им наблюдение за морским горизонтом. Поэтому они оба сидели на верхушке грот-мачты, в большой корзине, которая у моряков именовалась марсом. Друзья весело переговаривались между собой, не забывая, однако, посматривать по сторонам. Пока горизонт был чист. В эти края редко заходило какое-нибудь судно. Самые оживлённые морские дороги проходили в стороне от острова Муху. Ребята рассказывали друг другу разные забавные случаи из своей жизни и заливисто хохотали, но вдруг Святик перестал смеяться и закричал во всё горло: — Смотри, Марик, смотри! Огромный золотой орёл летит и добычу в лапах несёт! — Первый раз в своей жизни вижу золотого орла! — ответил юнга, Он во все глаза разглядывал мощную, красивую птицу, которая, расправив широкие крылья, парила в синеве, с каждой секундой становясь всё ближе и ближе к шхуне. — Орёл летит прямо к нам, а голубь у него в лапах всё ещё трепыхается. Живой, значит! Орёл сделал широкий круг над шхуной и скрылся за её кормой. Оба мальчишки дружно выглянули из корзины, пытаясь рассмотреть, куда же он делся, но его не было видно. Ждать было невтерпёж, и Святик крикнул выходящему из каюты на верхнюю палубу боцману: — Дядька Боян, можно я слезу с марса? Очень нужно! — Чего это ты удумал?! — мощным басом спросил боцман. — Мне нужно посмотреть, куда орёл подевался. — Какой ещё орёл? Ишь, со службы улизнуть решил, пострел! — хитро прищурив левый глаз, грозно сказал боцман. — Да не-ет, я правду говорю! Орёл за корму залетел и больше оттуда не показывается! Я сам видел, и Марик тоже! — Значит, всё-таки сговорились, сорванцы! — усмехнулся боцман. — Ну какие орлы могут быть в море? Вы когда-нибудь в море орлов видели? Тут чайки да бакланы, ну, может, ещё какие-то морские птицы, а орёл — это птица не морская. Поэтому видеть вы его тут никак не могли! Признавайтесь, что всё выдумали! — Ну, дядька Боян, мы точно орла видели! Прямо как я вас сейчас вижу! — чуть ли не со слезами на глазах произнёс Святик, пытаясь доказать боцману свою правоту. Больше всего ему было обидно, что дядька Боян ему не верит. — А Святик-то наш прав, Боян! Над шхуной действительно недавно пролетал орёл! — раздался из-за спины боцмана хорошо знакомый голос. — Стоян! Посмотрите, Стоян вернулся! — радостно закричал мальчуган и буквально скатился по верёвочной лестнице на палубу шхуны. Святик подбежал к своему спасителю и обхватил его за ноги — ведь он ещё был очень маленьким. — Наконец-то ты вернулся! Я успел так по тебе соскучиться! — произнёс мальчишка и тут же спохватился, задрал голову и, заглядывая в глаза своего названного отца, спросил. — А как же это мы с Мариком смогли тебя проглядеть? Мы же ни на чуть-чуточку не спускали глаз с моря! Мы никак не могли пропустить тебя! — А вы и не пропустили меня! Орла ведь заприметили? — присев на корточки, с видом заговорщика произнёс Стоян. — Ага, точно — мы его видели! Не простой — золотой орёл! Только Боян нам не хочет верить! Говорит, что не бывает на море орлов! — ответил Святик, обрадованный, что хоть один человек не сомневается в том, что они на самом деле видели орла. Но, глядя на хитро улыбающегося волхва, он наконец всё понял. Ему стало ясно, что это был за орёл. — Так это был ты?! — голосом, в котором одновременно звучали удивление и детский восторг, воскликнул Святик. — А как же по-другому я мог бы до вас добраться через море! — потрепав пацанёнка по золотистым волосам, ответил с улыбкой Стоян. — Пришлось применить небольшую хитрость. Мальчуган чуть не задохнулся от распирающего его чувства гордости: ни у кого на свете не было такого отца, как у него. Он важно посмотрел на боцмана, а потом спохватился и взволнованно спросил: — А голубь, голубь-то жив? — Конечно, я же его аккуратно нёс, чтобы не повредить. — И ты его отпустил? — Отпустил, конечно! Но прежде забрал у него важную записку. Так что теперь пусть себе летит обратно в свой Венден. — А что такое Венден? И что за записка была у голубя? — продолжал расспросы любопытный Святик. — Венден — это замок, в котором прячется со своим войском самый ненавистный мне человек на свете! — потемнев лицом, ответил Стоян. — А у голубя как раз было письмо для этого человека. — И ты теперь убьёшь этого злого человека? — сжав маленькие кулачки и нахмурив свои пшеничные брови, спросил Святик. — Ну, если мне удастся до него добраться, то, скорее всего, убью! Но пока надо заняться другими делами. Поэтому возвращайся-ка на свой пост, а то боцман на тебя быстро найдёт управу за нерадивое несение службы! Святик обернулся и опасливо посмотрел на возвышающегося за его спиной Бояна. Старый моряк грозно нахмурил густые брови и сурово взглянул на юнгу, но пацанёнок успел заметить в его глазах лукавый блеск. Затем Святик снова посмотрел на улыбающегося ему приёмного отца и весь просиял от радости. Он был несказанно счастлив, что наконец вернулся его спаситель. Святик озорно подмигнул отцу и, подбежав к высоченной грот-мачте, шустро полез по верёвочной лестнице обратно на марс, где нёс вахту его друг. Стоян подошёл к боцману, поздоровался, перекинулся с ним парой фраз и кивнул на ловко забирающегося в корзину мальчугана. — Ну, как тут без меня вёл себя наш новый юнга? Боцман, задрав голову и взглянув прищуренным глазом на торчавшую из корзины белобрысую голову Святика, важно произнёс: — Поработать с ним, конечно, надо, но парень старательный, хватает всё прямо на лету. Так что, думаю, толковый моряк из него со временем получится. — Вот и славно, Боян! Это меня радует, а сейчас пойдём ко мне в каюту, важный разговор есть, — сказал Стоян. В каюте их уже поджидали Всеволод и Герка. Осталось только дождаться Тролля, но ждать долго не пришлось. Вскоре дверь каюты распахнулась, и на пороге появился улыбчивый капитан «Северного ветра». — Ну что, вроде все в сборе, могу начинать свой рассказ, — произнёс Стоян. — У нас снова намечается работа. Когда я сегодня пролетал над Венденом, то увидел почтового голубя, направлявшегося к нашим «друзьям» с донесением. Пришлось перехватить птицу. Прочту вам, что написано в записке для магистра: «Идём по расписанию, прибываем через два дня». Я не знаю, откуда именно летел этот голубь, но, судя по направлению его полёта, это письмо, скорее всего, было отправлено по пути из Гданьска в Ригу. Возможно, что и из Любека, но это даже не столь важно. Главное для нас то, что мы получили сообщение с корабля или даже, скорее всего, каравана кораблей, который везёт очередную партию оружия для ордена. Видимо, нашего магистра проняла не только слабость живота, но и обида за своё позорное бегство с псковской земли. Скорее всего, орден копит силы для нового удара. — Да, наверняка магистру везут какой-то очень важный груз из Ганзы, если об этом его специально уведомляют почтовым голубем, — задумчиво произнёс Герка. — Скорее всего, это действительно оружие. Но караван может оказаться большим, да ещё с охраной. Сможем ли мы отбить у них груз, сохранив при этом наши корабли? Мы ведь не знаем подробностей. — Ничего, два наших корабля десяток других заменят, — невозмутимо ответил Тролль. — Вступим в бой, а там разберёмся что к чему! — Для начала, я полагаю, не помешает получше разведать обстановку. Узнать, где сейчас находятся корабли противника, сколько их, выбрать хорошее место для боя, а затем уж принимать сам бой, если, конечно, мы будем уверены в своей безусловной победе! — возразил боцман и посмотрел на Стояна. — Ясное дело, что караван должен идти из Ганзы проторённым путём, — рубанул рукой Всеволод. — Но где он сейчас и под каким флагом идёт — это вопрос. Возможно, груз доставляют под ганзейским флагом. Не можем же мы останавливать все купеческие корабли подряд и спрашивать, что у них там в трюме! — Как я вижу, у нас сейчас вопросов гораздо больше, чем ответов на них. В таком случае, на мой взгляд, разумнее всего будет встать недалеко от устья Дюны и досматривать все проплывающие суда! — заключил Стоян. — Мимо Дюны караван из Ганзы не пройдёт никак! — Как же мы станем их досматривать? Перегородим реку и будем останавливать все корабли, идущие в Ригу? — недоумённо пожал плечами Тролль. — Проверку я беру на себя. Тем более что у меня есть записка, которую написал один из членов экипажа этих кораблей. Мне не нужно их посещать, я и так почувствую присутствие этого человека на борту. Так что, если я найду этого писаря, найду и груз, предназначенный для магистра! — заверил собравшихся Стоян. — Возможно, оно и так, — засомневался боцман «Северного ветра». — Но неужели нам позволят спокойно находиться напротив замка Дюнамонде? Если мы сутки напролёт будем торчать на виду у всех, разве никто не заинтересуется, кто мы такие и зачем тут околачиваемся? Не зря же замок Дюнамонде стоит у самого устья Дюны. Его немцы и построили для того, чтобы следить за прибывающими в Ригу судами. — Вот поэтому и брать корабли ордена лучше всего именно в этом месте — по той простой причине, что по какому бы пути они ни пошли, но рано или поздно всё рано подойдут к устью реки. А наши корабли из замка Дюнамонде ливонцы не увидят! Это я вам обещаю! Два дня полог невидимости я уж как-нибудь удержу! — ответил Стоян. — Что-то мне подсказывает, что оружие везёт не эскадра из сотни боевых кораблей. А с меньшим количеством мы управимся! Хоть и остались у собравшихся кое-какие сомнения, всё же план Стояна был принят. Утром «Мария» и «Северный ветер» встали на рейде недалеко от устья Дюны. Корабли находились буквально у всех на виду, но тем не менее никто ни с проходящих мимо судов, ни из замка их не видел. Стоян лежал в гамаке с закрытыми глазами, обеспечивая полог невидимости, и вся команда шхуны буквально на цыпочках проходила мимо его каюты. Для команды он сейчас был морской царь и бог в одном лице. Уже множество судов прошло мимо, но пока человека, написавшего записку магистру ордена, не удалось обнаружить. Купеческие корабли шли и в Ригу, и из неё, везли товары с разных уголков света, но в основном из Московии и Ганзы. Торговая жизнь шла своим чередом. Иногда проходили боевые корабли ордена, но это всё было не то. День уже клонился к вечеру. И на шхуне, и на бригантине команды уже думали о предстоящем ужине и отдыхе, когда в закатных лучах солнца на горизонте появились тёмные силуэты трёх кораблей. Это были пузатые когги, идущие друг за дружкой небольшим караваном. По их осадке было хорошо видно, что они везут тяжёлый груз, и, видимо, это обстоятельство помешало им засветло добраться до Риги. Стоян пулей вылетел из каюты. Боцман, всё это время не спускавший глаз с горизонта, понял, что пора начинать. Проревела команда: «Корабль к бою!» Порты на «Марии» тут же открылись, а следом то же самое проделали и на «Северном ветре». Не прошло и пятнадцати минут, как корабли были готовы встретить врага. Оба судна подняли паруса и выдвинулись на перехват коггов. Поравнявшись с ними, Стоян снял морок, и вместо безмятежного моря с красиво уходящим за горизонт солнцем команды кораблей ордена внезапно увидели в полумиле от себя два борта, ощетинившиеся жерлами пушек. Внезапность этой перемены идиллического пейзажа на суровую реальность боевого столкновения сделала своё дело: команды коггов оказались совершенно не готовы к бою. Находившиеся на верхней палубе ландскнехты при виде направленных на них орудий буквально замерли с искажёнными от страха лицами. Они словно внезапно увидели вынырнувшее с морского дна огромное и ужасное чудовище, готовое проглотить их живьём, и причём немедленно. — Огонь! — тут же скомандовал боцман «Марии», не давая врагу очухаться. Канониры подхватили фитили, и раздался дружный залп. Не зря после пушечной дуэли с любекским фортом боцман гонял всю команду шхуны до седьмого пота. Да и Тролль тоже не подкачал. С первого же выстрела на двух вражеских кораблях почти весь такелаж как корова языком слизала. Вторым залпом у них были повреждено рулевое управление, а в бортах образовались пробоины. Пузатые когги под ударами пушечных ядер превращались в беспомощные дырявые корыта. Потеряв управление, они стали стремительно терять скорость. В это время третий когг, не успевая сменить курс, угрожающе приближался к идущему впереди кораблю. Желание покрасоваться сыграло с капитанами злую шутку. Они держали плотный кильватерный строй, чтобы подойти к рижским причалам красиво и внушительно. Капитаны знали, что их там уже с нетерпением ждут — возможно даже, сам магистр будет встречать на причале важный груз — и им захотелось блеснуть перед главой ордена выучкой. Это желание теперь обернулось катастрофой: шедший последним когг с оглушительным треском врезался в корму переднего. Его носовая часть вошла в надстройку, и корпуса сцепилась мёртвой хваткой. На головы не успевших вступить в бой вояк полетели обломки палубных надстроек и реи. С треском рвалась оснастка. Толстые канаты со свистом проносились над головами. Началась паника, некоторые ландскнехты бросались в море, с перепугу не осознавая, что их тяжёлые кирасы не дадут им шанса на спасение в холодных морских водах. В итоге после десяти минут боя все три когга представляли собой жалкое зрелище. Орудия шхуны и бригантины безжалостным смерчем прошлись по палубам орденских кораблей, снося мачты и разрывая полотнища парусов. Они теперь болтались беспомощными лоскутами среди обломков рей. Но, несмотря на разрушения, корабли по-прежнему держалась на плаву, безвольно дрейфуя по морской глади. Пушкари «Марии» и «Северного ветра» очень старались не повредить их корпуса ниже ватерлинии — важно было не отправить груз на дно моря раньше времени. Настало время для абордажа. Шхуна Стояна сблизилась со средним коггом, железные крюки намертво сцепили их борта, и абордажная команда «Марии» с весёлым гиканьем рванула на неприятельское судно. Впереди всех бежал Стоян с железным трезубцем в одной руке и абордажной саблей в другой. Он, как заговорённый, проходил сквозь ощетинившихся оружием защитников когга. Кнехтам не помогали ни острые мечи, ни железные кирасы. Трезубец Стояна нанизывал их, словно беззащитную рыбу, а затем тут же стряхивал, и они валились на палубу корабля замертво. Пытавшихся атаковать сбоку молодой волхв успокаивал саблей. — Я вас на нашу землю не звал! — приговаривал Стоян в адрес ошарашенных яростным напором меченосцев и снова бросался в бой. Всеволод бежал вслед за ним, стараясь прикрывать спину друга от коварного удара врага, и ему это вполне удавалось. Он размахивал тяжёлым боевым топором с такой лёгкостью, словно он был сделан не из железа, а из легчайшего пуха. В огромных лапищах гиганта грозное оружие выглядело детской игрушкой, но те, кому «повезло» с ним повстречаться, вовсе так не думали. Впрочем, они уже ни о чём не могли думать, ибо эта встреча становилась последней в их жизни. Кнехтов никто из атакующих не щадил. Люди Стояна хорошо помнили всё то зло, которое меченосцы принесли на их землю, и ливонцы быстро поняли, что никто с ними договариваться не собирается. Завязалась беспощадная кровавая б***я, в которой главным призом для латников становилась их собственная жизнь, и поэтому они бились остервенело, как загнанные в угол крысы. За Всеволодом бежал Герка. Он ловко увёртывался от вражеских мечей, одновременно нанося кнехтам смертельные удары острой саблей. Она мелькала с неуловимой для глаз врагов скоростью, поражая их в не защищённые доспехами места. Стоян, Герка и Всеволод в бою отлично дополняли друг друга. Троица друзей, как нож сквозь масло, проходила сквозь оборону когга, и там, где они прошли, в живых не оставалось никого. Старалась не отставать от своих командиров и абордажная команда шхуны. Она смертельным ураганом пронеслась по палубе вражеского корабля, и вскоре его уже стало некому защищать. Даже пришедшие на помощь ландскнехты с соседнего когга уже не смогли спасти положение. Их постигла участь своих собратьев. Стоян испытывал на прочность и слаженность команду своего корабля, и ребята его не подвели. На таких можно было положиться во всём. В это время Тролль разбирался с головным судном и применил свой излюбленный приём: навёл на его команду морок. Он внушил ливонцам ужас горящих заживо людей, и этими людьми в их воображении были они сами. Морок, насланный на их разум, казался настолько реальным, что воины ордена не выдерживали и бросались в воду, пытаясь сбить с себя воображаемое пламя. Разумеется, одетые в броню ландскнехты камнем шли на дно, увлекаемые тяжестью железа. Это была страшная месть Тролля за мучения матери, которую слуги Ливонского ордена заживо сожгли на костре. Тот ужас, который ему довелось пережить, будучи ребёнком, остался в его памяти на всю жизнь. Именно тогда, в момент ужасного душевного потрясения, он и обрёл способность внушать страх другим людям. Теперь он просто не мог себя сдержать, когда видел перед собой вооружённых латников. Обезумевшие от страха кнехты один за другим прыгали за борт и тут же шли на дно. И так все до единого. Останавливать их безумие никто не собирался. Когда на палубе никого не осталось, Троллю со своими ребятами оставалось только забрать груз с покинутого врагами корабля и перенести его на свою бригантину. Стоян оглянулся по сторонам. Воевать больше было не с кем. Он вместе с друзьями перебрался по шатким доскам на палубу последнего когга, который после столкновения мёртвой хваткой сцепился с идущим впереди кораблём. На верхней палубе под обломками снастей лежали мёртвые и тяжелораненые кнехты. Среди них ему попался рыжебородый здоровяк — судя по кирасе, капитан кнехтов. Из глубокой раны на голове сочилась кровь, заливая ему лицо. Рядом с ним, возле вывернутого штурвала, лежал ещё один матрос. Его тело было прижато к палубе тяжёлой мачтой, и он не подавал признаков жизни. Возможно, матрос был ещё жив, но Стоян не стал это выяснять. Его больше интересовал именно здоровяк, и он присел рядом с ним. Снял с правой руки боевую перчатку и провёл ладонью над пробитой головой рыжебородого. Капитан болезненно застонал и попытался приподнять голову, но, увидев над собой лицо незнакомого человека, густо покрытого кровью, испуганно выставил перед собой руку. Затем снова застонал и схватился за голову. Видимо, удар мачты пришёлся вскользь по его голове, но всё-таки был достаточно сильным. Даже каска не помогла. Голова рыжебородого раскалывалась от боли, тем не менее он вполне осознанно смотрел на трёх чужаков: за спиной присевшего перед ним Стояна возвышались вооружённые Всеволод и Герка, тоже с ног до головы перепачканные кровью, что делало их вид ещё более страшным. Особенно рыжебородого поразил огромный топор Всеволода. Он сжался от ужаса, решив, что сейчас этим топором его разрубят на части, и попытался отползти подальше от наводящих на него ужас людей. — Ты кто такой? — задал вопрос Стоян. — Капитан корабля, — дрожащим от страха голосом ответил рыжебородый, не оставляя попыток отползти как можно дальше. — Значит, не капитан кнехтов? — Нет! Кирасу и шлем погибшего командира кнехтов надел, когда понял, что абордажа не избежать. — Откуда груз везёшь? — Из Любека. — Знакомый город. Думается, что там на стенах крепости после нашего ухода остались заметные следы! — усмехнулся Всеволод и переглянулся с друзьями. — Так это там были вы?! — испуганно произнёс рыжебородый капитан. — Что? Помнят нас ещё в Любеке? — обрадовался Герка и с гордым видом толкнул Всеволода в плечо. — А как же! Ещё б нас там нас не помнили! — подмигнул ему здоровяк. — У них ещё долго по ночам городская стража во сне вздрагивать будет! Капитан посмотрел на окровавленных людей, весело подмигивающих друг другу, и его охватил ужас. Он запричитал: — Прошу вас, не убивайте меня! У меня дети малые дома остались! Я всё сделаю, что вы мне прикажете! Я ни в чём не виноват! Я никому ничего плохого не сделал! Меня наняли для доставки оружия в Ригу. Я только перевожу товар! Я даже никогда в жизни не воевал! Первый раз надел броню! — Ладно, не части и слушай меня! — остановил его Стоян. — Груз с твоего корабля мы забираем! Это оружие не станет служить грязным целям магистра Ливонского ордена. Пора ему послужить добру! Когда кто-нибудь прибудет тебя спасать, скажи им, чтобы передали магистру привет от меня и моих друзей. И пусть ещё передадут, что мы хорошо помним о нём и в долгу перед ним не останемся. Это не последний корабль с оружием, которого он лишился. Мы будем раскалённым железом без малейшего сожаления выжигать зловредную опухоль на теле нашей земли! Пока она окончательно не исчезнет! И так будет повсюду, где мы только найдём возможность наносить Ливонскому ордену ущерб! Даже воды моря будут гореть под днищами его кораблей! Не будет пощады и тем, кто вздумает помогать магистру. Скажи это всем тем купцам, которые летят на блеск золота, как неразумные мотыльки на опасный огонь. Этим огнём, в котором они погибнут, будем мы! Передай, что под страхом смерти и потери имущества мы запрещаем всем купцам вести с Ливонским орденом торговлю оружием! Ты всё понял, капитан? — Да, — усердно закивал головой рыжебородый. — Всё, что вы сказали, до последнего слова, я передам кому нужно, господин! — Вот и договорились! — поднимаясь на ноги, удовлетворённо произнёс Стоян. Он уже собрался уйти прочь, но капитан когга его окликнул: — А от кого мне передать привет господину магистру? Стоян посмотрел на уходящее в море солнце, на секунду задумался и ответил: — От человека, чьего отца он заживо сжёг в рыбацкой деревне! Вряд ли магистр забыл его. И он знает его сына! Я приходил к нему во сне! Передай магистру, что я хорошо запомнил день казни и всю свою оставшуюся жизнь буду мстить ему и всему ордену за безвинную смерть отца! Пусть магистр помнит и о других людях, у которых он отнял жизни только за то, что те молились своим богам, которым веками поклонялись их предки. По какому праву его орден пытается лишить людей исконной веры? Только потому, что чужеземцы уверены, будто их Бог единственно правильный? Откуда такая уверенность в том, о чём они не имеют ни малейшего представления? Разве они общались с Богом? Бог един, а люди ради собственной выгоды, когда им хочется захватить побольше власти и денег, придумывают ему очередной образ и только его называют истинным. А завтра, если кому-то будет выгодно, на Бога наденут новую личину! Подумай о том, что я тебе только что сказал, и пусть твой магистр тоже немного подумает не об истинном, а о единственном Боге и о своём месте в жизни. — А что будет с оставшимися в живых? — растерянно спросил капитан. — Те, кто уцелел, сейчас будут спать, пока я не прикажу им проснуться, — спокойно ответил Стоян и, развернувшись, вместе с друзьями ушёл осматривать трюмы корабля, где хранились оружие и порох. Псковичей ждал новый щедрый подарок.