When Universes Collide

Гарольд и Ясь. Часть 2.

* * *

Утром мальчишка, к постыдному облегчению Гарольда, не произнёс ни слова. Будто того и не было рядом. Сперва он битый час торчал в ванной, потом, полностью одетый, вернулся в комнату и нетерпеливо распахнул дверцей кухонного лифта.

Пусто.

— Проспали завтрак, — нехотя буркнул Гарольд.

Сам он только под утро забылся тяжким сном, обернувшимся очередным кошмаром.

Во сне его опять убивали.

Точнее, вешали. Он даже чувствовал на горле жёсткую колючую верёвку, слышал возбуждённый гул собравшиейся вокруг толпы зевак.

Вещий сон. Рано или поздно...

Гарольд потряс головой и выглянул в пустой коридор. Бросил угрюмо:

— Надо найти кухню, авось что осталось.

В сторону мальчишки он старательно не смотрел, но всё равно видел его вспухшие губы, чёрный кровоподтёк на левой скуле, полускрытый спадавшими вихрами, такие же кровоподтёки на тонкой шее в распахнутом вороте рубахи.

Твою мать...

Парень зыркнул искоса, но опять промолчал. Может, ему просто было больно говорить.

И слава Богу, и давно бы так.

Твою мать, твою мать, твою мать.

Кухня определилась просто — по вкусным запахам, оттуда исходившим. В желудке заурчало, и он удостоился от парня очередного презрительного взгляда.

«Да чтоб ты пропал... — бессильно подумал Гарольд. — Или чтоб я пропал».

В кухне была Тори — на сей раз в строгом тёмном платье с кружевным воротничком под горло, — ну прямо училка какая-то. И девчонка лет шестнадцати, — наверное, служанка, — тоже в тёмном платье. Тонкая, как тростинка, угловатая, волосы собраны в узел под чепчиком — в общем, смотреть не на что. На бледном лице — чуть раскосые синие глаза, испуганно расширившиеся, когда они вошли. Руки у девчонки задрожали, и крышка от кастрюли со звоном полетела на пол. Толку с такой прислуги...

— Руби, пойди глянь, может, Гай наконец вернулся, — ровным голосом распорядилась хозяйка. Служанка вмиг испарилась, не проронив ни звука, а Тори, повернувшись к плите, выложила на тарелки из огромной сковороды аппетитно скворчащий омлет с беконом.

— Доброе утро, — сипло брякнул Гарольд.

— Доброе, — отозвалась она без улыбки и, не подымая глаз, поставила на стол тарелки с омлетом и плетёную корзинку с булочками.

Сердце у Гарольда ёкнуло.

Неужто слышала? Да ну, быть не может!

Его спутник боком подсел к столу, забросив острый локоть на спинку стула, поковырял омлет вилкой, поморщился и с хриплым смешком бросил:

— А я сегодня ни жрать, ни срать, наверно, не смогу. Чаю налейте!

Кусок застрял у Гарольда поперёк горла, и он, залившись жаром, зашёлся в надрывном кашле.

Обойдя стол, Тори с размаху огрела его крепким кулаком промеж лопаток, — кашель враз прошёл, — и налила парнюв кружку какую-то остро пахнущую жидкость из небольшого чайничка.

— Это ещё что? — подозрительно осведомился тот, принюхиваясь к кружке.

— Травяной отвар. Снимает боль. Давай пей, — отрывисто отозвалась женщина и, повернувшись к Гарольду, выложила перед ним тихо звякнувший узелок: — Ваши двенадцать соверенов. Как поедите — забирайте, и прочь отсюда.

Так, значит.

 Помедлив, Гарольд сунул узелок в карман и вызывающе вскинул голову:

— Я не знал, что вы слышите.

— А если б знали, то что? — Тори устало пожала плечами. — И я ничего не слышала.

— Как же тогда... — он запнулся.

— Я эмпат, — коротко пояснила женщина и, видя, как он сосредоточенно хмурится, продолжала: — То есть... я чувствую других людей.

— Мысли читаете, что ли? — оторопел Гарольд.

Она покачала головой:

— Нет, не мысли. Чувства... чужие эмоции. А этот дом... он их усиливает. Собственно говоря... это даже не совсем дом.

— Резонанс! — выпалил вдруг мальчишка. — Он входит с вами в резонанс! Я думал, так только в сказках бывает! Вот здорово! Он как живой, да?

Глаза его загорелись совершенно детским восторгом.

— Я бы сказала, симбиоз, — Тори тоже улыбнулась. — Такой вот человеко-дом. Я его очень люблю. — Она осеклась и поджала губы.

— Вот здорово! — повторил пацан, даже подпрыгнув на стуле, и вдруг болезненно  скривился.

Гарольд отвёл глаза.

— Вообще-то вас это не касается, — холодно проговорила Тори, усмехнувшись непонятно и горько. — Век бы ваших чувств не чувствовать, гости дорогие. Волки в лесу — и те добрее вас.

Вскипев от злости, Гарольд с размаху хватил кулаком по столу, так что тарелки с жалобным звяканьем подпрыгнули:

— Этот ублюдок сам нарвался!

— Вы что, в школьном дворе играете? — язвительно поинтересовалась Тори, скрестив руки на груди. — Ещё скажите — он первый начал!

— Он нарочно... А, ч-чёр-рт! — Гарольд прикрыл глаза и продолжал раздельно: — Этот сопляк всё время нарывается. С самого... — он осёкся.

— С самого побега? С самой каторги?.. Да, я догадалась, — Тори без тени страха взглянула в лицо медленно поднимавшемуся из-за стола Гарольду. — Сколько вам лет?

— Чего-о? На кой вам?.. Ну, двадцать семь, — процедил тот неохотно, будто и вправду стоял, как напроказивший школяр, перед строгой учительницей. — Что с того?

— А ему?

— Почём я знаю?! Меня на его именины не приглашали! Если во взрослый этап угодил, уж точно больше шестнадцати! Совершеннолетний, чтоб ему!

— Сядьте и не кричите так. Пожалуйста. Вы пугаете...

— Вас? — нехорошо прищурился Гарольд.

— Нет. Дом.

— А-а, чёр-рт!

Гарольд с размаху опустился на стул и глотнул остывшего чаю из кружки:

— Вот дерьмо!.. Чтоб ты знала, воспитательница, этот... ангелочек предлагал мне почистить твоё уютненькое гнёздышко, а тебя... — он опять запнулся.

— Не удивили, — легко отозвалась женщина и даже улыбнулась краем губ.

— А на каторгу его отец упёк, понятно? Собственный папаша-аристократ! Наследства лишил — и в кандалы сыночка! Уж, наверно, не за то, что он зубы плохо по утрам чистил!

— Опять не удивили, — после паузы откликнулась Тори, уже без улыбки.

— Он мне не отец! — выпалил вдруг мальчишка. Он тяжело дышал, тонкие ноздри раздувались. — Он мой отчим!

Гарольд резко отвернулся, будто не слыша, и отпихнул от себя кружку.

— Да если б не я, его бы в первый же день на каторге порвали — целый десяток бугаёв. Я ж его и отбил. Пожалел гадёныша. Чуть нож под ребро не получил из-за него. Стеречь его пришлось, от себя не отпускать. Я с этим сучонком нянчился, как... как грёбаная наседка! В побег с собой забрал!

— Добрый вы человек, — с усмешкой согласилась Тори. — И храбрый опять же. А вчера... это вы просто по счёту решили получить.

— Не доставай меня, ясно? — прорычал Гарольд. — Пусть знает своё место, сопляк! Получил то, чего заслужил. Чего добивался!

— Эй, может, хватит обо мне болтать, как будто меня здесь нет?! — возмущённо заорал парень, вспыхнув до корней волос.

— Да здесь ты, здесь, горюшко, — устало пробормотала Тори, отворачиваясь и открывая дверцу шкафчика в углу. — Куда же без тебя...

Она достала маленький пузырёк из тёмного стекла и снова подошла к мальчишке:

— Ну-ка...

— Чего ещё?! — тот дёрнулся, пытаясь отстраниться, но тонкие пальцы Тори крепко сжали его подбородок.

— Ш-ш-ш, — прошептала женщина, ловко смазывая ссадины в углах его рта и кровоподтёк на щеке какой-то мазью из пузырька. — Подожди минутку... Тихо, тихо... Вот так. Молодец.

Парень наконец вывернулся, раскрыл рот, собираясь что-то сказать, и вдруг растерянно заморгал длинными ресницами.

— Лучше? — Тори легко, едва касаясь, отвела с его лба спутанные чёрные вихры.

— Ну... — он удивлённо хмыкнул. — Не болит. Совсем.

— Отлично. — Она вытерла руки о фартук. — Значит, жрать, как ты выразился, ты уже сможешь. Ну, а всё остальное, — губы её дрогнули в улыбке, — тоже сможешь. Если сейчас подымешься в комнату и сам намажешь себе всё, что надо.

Парень вдруг вспыхнул и опустил голову, а потом опять вздёрнул подбородок, ощериваясь в прежней наглой ухмылке:

— Может, поможете? А то вдруг не справлюсь?..

— Справишься, не маленький, — фыркнула Тори. — Я в тебя верю.

— Ну... — начал было мальчишка, но тут со двора донёсся невнятный шум.

Дверь в кухню распахнулась, и в неё, толкаясь, ввалилась целая толпа.

Сперва, по-щенячьи радостно потявкивая, появился давешний дворовый пёс, потом — задравшая хвост толстая кошка со своим выводком, потом — девчонка-служанка, улыбавшаяся до ушей и ставшая от этого прехорошенькой, и наконец — широкоплечий парень лет двадцати в пропылённой одежде, с дорожным мешком за плечами. Голубые глаза его так и сияли. Он небрежно швырнул мешок на пол, провёл пятернёй по соломенным волосам и, расхохотавшись, подхватил на руки радостно взвизгнувшую хозяйку:

— Привет, королева!

— Га-ай! — Тори так и сияла, и Гарольд вдруг ощутил непонятный укол в сердце.

Поднявшись, он искоса глянул на пацана, который тоже таращился на пришельца во все глаза, и кивком указал ему на дверь.

Тот только скривился и отвернулся.

— Ещё постояльцев набрала, Тори? — живо поинтересовался парень, названный Гаем, улыбаясь во весь рот. Но улыбка эта совершенно не коснулась его испытующих глаз, похожих на весенний, сверкающий под солнцем лёд. — Чтоб веселее было?

Та только пожала плечами, отстраняясь и поправляя волосы. Укоризненно нахмурилась:

— А ты почему так долго?

— Дела делал, — отозвался парень неопределённо, поворачиваясь к Гарольду и неожиданно протягивая ему руку. — Меня Гаем зовут.

Ладонь у него была широкая и крепкая.

— Гарольд, — чуть помедлив, бросил тот, краем глаза следя за тем, как пацан подымается по лестнице, ведущей в комнаты. — Мы не постояльцы. То есть я не постоялец... в общем, я уже ухожу.

Хорошенького понемножку.

— Подождите. Гарольд, — вдруг проговорила Тори, внимательно поглядев на него. — Задержитесь на минутку. Я сейчас... Пошли, Гай, к Дени заглянем, а то он весь извёлся, всё спрашивает, где ты да где.

— Он как? -спросил парень быстро и тревожно.

— Не очень пока, но уже получше.

— Господи, что за идиот! — проворчал Гай, запуская пятерню в свои и без того растрёпанные соломенные волосы.

— Ты, если что, не лучше, — ехидно проронила девчонка — Руби, кажется, — неожиданно ткнув парня в бок маленьким кулаком.

Тот только фыркнул, ловко увернувшись:

 — А, да, я ему тут привёз штуку одну...

— Какую ещё штуку?! — в один голос простонали хозяйка и девчонка, и Гай снова расхохотался:

— Спокойно, дамы, без паники! Я её вам сперва покажу... Мешок мой где? Ага, вот где. Пошли, пошли!

Вся компания, галдя, как стая грачей, — парень, размахивая руками, галдел громче всех, — направилась ко второй лестнице. Гарольд молча проводил их глазами, ощущая почему-то острую зависть.

Зависть и какую-то странную... печаль?

Нет, пора сваливать! Пацан, — Гарольд даже в мыслях не мог назвать его по имени, — пусть остаётся здесь, раз няньку себе нашёл.

Не донянькалась бы вот только нянька.

* * *

Тори действительно вернулась минут через пять, раскрасневшаяся, весёлая, чему-то улыбаясь и отряхивая фартук. Отблеск этой улыбки ещё светился в её глазах, когда она подошла к Гарольду.

— Вас ищут? — прямо спросила она, пристально поглядев ему в лицо.

Гарольд пожал плечами и неохотно выдавил:

— Н-ну... да.

Женщина глубоко вздохнула.

— Ладно. Давайте обратно ваши деньги. Давайте-давайте. Поселю вас в другой комнате, чёрт с вами, а то ещё пристрелят вас где-нибудь в чаще... Ну что вы на меня уставились? Пожалела я вас, да. — Бирюзовые глаза весело сощурились, вокруг них чётко обозначились морщинки. — Что, гордость вашу задела? Привыкли на своём стоять? Смотрите не отдавите... своё.

Вот стерва!

Подавив улыбку, Гарольд брякнул перед ней на стол злосчастный узелок и пробурчал:

— Сверху ни гроша не дам за лишнюю комнату, хочешь себе в убыток селить — на здоровье.

— Здоровье — это хорошо... — певуче протянула она. Смешинки в глазах так и плясали. — Спорим, я знаю, что вы дальше скажете?

— Ты же мыслей не читаешь, сама давеча говорила, — теперь сощурился и Гарольд. Он уже забыл, что это такое — флиртовать с красивой бабой. Не покупать, не ловить на дороге, не цеплять в грязном трактире по пьяни. Просто стоять и весело трындеть ни о чём, исподтишка раздевая её глазами. Флиртовать. Он и слово-то это дурацкое успел напрочь позабыть...

— А тут и стараться не надо, — повела Тори крутым плечом. — У вас на лбу всё написано. — Неожиданно протянув руку, она легко коснулась его лба, и он отпрянул. Сердце так и прыгнуло. Вот чёрт... — Не умею я хозяйство вести. Деньгам цены не знаю. Мужик мне нужен. Так?

Гарольд помотал головой, уже не скрывая усмешки.

— Не угадала, угадчица. Спросить хотел, сколько тебе лет.

Она вдруг опустила густые ресницы, будто спрятавшись от его взгляда, и проронила тихо:

— Гораздо больше, чем ты думаешь.

Он снова вздрогнул — теперь от этого «ты».

— Гораздо, гораздо больше, — почти беззвучно повторила она и, положив монеты в карман фартука, шагнула к порогу.

Хлопнула дверь.

Гарольд двинулся следом за нею — надо было что-то ещё спросить. Что?..

Ах, да. Куда ему теперь идти?

Тори что-то сосредоточено разыскивала внутри небольшой сараюшки. Когда он вышел на порог, она уже поворачивалась к поленнице с топором в руках.

— Эй! — сердито крикнул Гарольд, устремляясь к ней широкими шагами. — Дрова, что ль, колоть собралась?

— Нет, тесто месить, — усмешливо протянула она, закрываясь ладонью от бьющего в лицо послеполуденного солнца.

— Дай сюда! — рявкнул он, отбирая у неё тяжёлый топор. — Не нужен ей мужик, видали умницу...

Она не стала спорить, коротко улыбнулась и отошла к курятнику, где тут же заворковала со стайкой набежавших кур и уток. Потом развернулась и ушла в дом

На втором десятке поленьев Гарольд утёр локтем взмокший лоб и, стянув рубаху, бросил её на соседний чурбак, мельком подумав, что такую простецкую работёнку он не делал уже давно.

Он коротко выдохнул, опуская топор на очередной берёзовый чурбачок. Опять хлопнула дверь, и, даже не оборачиваясь, он почувствовал взгляд Тори, коснувшийся его полуголого тела, будто тёплым пальцами. Сладкая судорога вдруг свела живот.

Вот чёрт... От взгляда!

И тут же его обожгло, как кислотой: вспомнился другой взгляд, сумрачный, исподлобья, кровоподтёк на скуле, вспухшие губы...

Да провалитесь вы все!

Он расколол чурбак одним ударом и дальше уже взмахивал топором яростно и равномерно, как заведённый, пока не услышал из-за спины весёлый оклик:

— Эй! Ты дров до зимы собрался запасти? Дрова тут только для бани!

Гарольд хмуро глянул через плечо — у сараюшки стоял Гай и беззаботно скалился.

Легковесных болтунов Гарольд не выносил, но сейчас чуял точно — этот белобрысый был не просто пустопорожним трепачом.

Спит с хозяйкой?

Непохоже на то.

— Умные вы тут все, куда податься, — мрачно отозвался Гарольд, откладывая топор в сторону, подхватил рубаху с чурбака и направился к дому. — Дрова в поленницу сложи, умник.

Гай посторонился и кивнул всё с той же беззаботной ухмылочкой. Но во взгляде, которым он окинул нового постояльца, не было беззаботности. Гарольд отлично понимал, что в первую очередь подметил парень, косясь на него.

Полустёртые татуировки. Белёсые шрамы. От ножа. От пули. От плетей.

* * *

Гарольд не спеша натянул рубаху, прежде чем войти в дом, и его вновь охватило странное умиротворение, едва он переступил порог.

Что они там говорили? Пацан и Тори?

Резонанс. И этот... как его... симбиоз.

Первое слово он слышал и раньше, второго не слышал никогда.

Но смысл обоих этих слов был ему ясен.

Он осторожно коснулся ладонью тёплой стены.

Живой дом, надо же...

Хозяйки внизу не было. Из-под стола, заслышав скрип двери, выбрался чёрный котёнок, отбившийся, видно, от кошки, и, задрав коротенький хвост, бесстрашно направился прямо к вошедшему. Потёрся об ногу, поднял голову и почти беззвучно мявкнул.

Гарольд подхватил котишку с пола и повертел в руках:

— Здорово, парень. Или ты девка?.. Нет, парень...

Вновь почувствовав чей-то взгляд, он резко обернулся.

Тори стояла на ступеньках лестницы и глядела на него — серьёзно, без улыбки.

— Твой балабол там дрова складывает, — не зная, что говорить, буркнул Гарольд. — Мне куда теперь идти?

— Вторая комната от этой лестницы, — она ткнула пальцем вверх.

— Ключ?

— Ладонь к двери приложишь.

— И всё, что ли?

— И всё. Котёнка с собой возьмёшь? — Она всё-таки улыбнулась — едва заметно.

— Тьфу ты...

Проходя мимо, он сунул тёплый пушистый комок ей в руки.

Комната была чуть поменьше, чем та, куда их поселили в прошлый раз. Помывшись и падая на кровать, Гарольд ещё успел подумать, что надо бы забрать оттуда свои шмотки.

Ладно, чёрт с ними.

Пацан наверняка ещё дрыхнет.

Ясь.

* * *

Ясь проснулся и, рывком усевшись на постели, уставился в высокое узкое окно, на минуту забыв, где находится.

За окном была темень. Черные кроны деревьев качались под порывами ветра.

Ночь.

Ещё или уже?

Крохотный светильник горел в углу под потолком — тускло и успокаивающе.

Ясь быстро огляделся — Гарольда в комнате не было. Но его вещевой мешок так и валялся у изголовья кровати. Значит, хозяйка просто его отселила.

Жаль.

Дразнить этого медведя было... забавно. Смертельно забавно.

Ясь уткнулся лбом в колени и судорожно вздохнул.

Так же забавно, как взять из тайника отчима материнские бриллианты, пока тот не надел их на шею своей шлюшонке. Так же забавно, как загонять эти цацки за бесценок другим шлюшонкам в каком-то вонючем притоне на окраине столицы, заодно лишившись там своей невинности. Так же забавно, как жечь в очаге драгоценные бумаги отчима — купчие, векселя, закладные, завещание и долговые расписки...

Гори всё огнём!

Гори, догорай...

Гарольд же хотел его у***ь — ну почему не убил? Всё равно корчится сейчас при каждом на него взгляде.

Совесть мучает. Пожалел.

Жалельщик хренов.

И эта Тори... тоже нашлась жалельщица. Младенец он для неё, что ли?

Провалитесь все!

Ясь спрыгнул с койки, машинально отметив, как же быстро утихла малейшая боль в изломанном теле. Надо не забыть прихватить с собой эту волшебную мазь, пригодится.

Пол под его босыми ногами был тёплым, хотя в комнате — ни печки, ни камина. И светильничек в углу, — Ясь задрал голову, вглядываясь, — мерцал без копоти, ровно сияя.

Чудо-дом...

Он поспешно оделся, и, по-прежнему босиком, шагнул в полутёмный коридор, освещённый всё теми же светильничками. Хорошо бы разобраться в чудесах этого дома, пока все его обитатели мирно спят.

Даже не сторожит никто! Вот дурачьё-то.

* * *

Но спали не все. Снизу, из кухни доносились едва слышные голоса.

Пригнувшись, Ясь бесшумно добрался до середины лестницы, — ступеньки ни разу не скрипнули, — и притаился, заинтересованно глядя вниз.

Хозяйка сидела неподалеку от камина, — в котором, кстати, трещали настоящее дрова, — откинувшись на спинку большого кресла. Глаза её были устало прикрыты. Давешний светловолосый парень, — Гай, кажется, — расхаживал туда-сюда перед камином, в такт шагам и словам ударяя кулаком правой руки в ладонь левой.

— Скажи честно, Дом предупреждал тебя насчёт этих двоих?

— Предупреждал,  — лениво протянула женщина, не открывая глаз. — И если что, я всегда говорю честно.

— Ха-ха, — мрачно изрёк парень.

— Стараюсь, — невинно отозвалась Тори, накручивая на палец завязку фартука.

— Когда считаешь нужным. А когда не считаешь...

— Для пользы дела могу и соврать, ага, — легко согласилась она.

— Дела?

— Людей. Для пользы людей. Мы что, обсуждаем мой моральный облик, братишка?

Братишка?..

Ясь тихонько присвистнул от изумления.

— Твою глупость мы обсуждаем, королева, — серьёзно проговорил Гай, присаживаясь на корточки возле кресла и кладя руку на подлокотник. — Зачем ты впускаешь сюда всякое отребье? Ты всех жалеешь, и зря. Они только что с каторги. Ты видела, какие на старшем отметины? Или только его статями любовалась?

— Ничем я не любовалась, — огрызнулась Тори, наконец открыв хмурые глаза. Брови её сердито сдвинулись. — Ты сам, когда сюда пришёл, светился нимбом и трепетал крылышками, что ли?

Гай тоже нахмурился.

— Ты и тогда рисковала — со мной... с каждым из нас. И опять рискуешь — теперь с этими! Смерти ищешь, королева?

Она вздрогнула:

— Нет. Нет!

— Повтори ещё раз, а то неубедительно получилось.

— Отстань! — Теперь она по-настоящему взъярилась, сверкнула глазами. И правда, королева. — Под этой крышей мне ничто и никто не угрожает. Будто ты не знаешь! Будто ты не знаешь, что я отвечаю за Дом! И за всех вас! И не смотри на меня так, словно я харакири себе собираюсь сделать!

— Чего сделать? — оторопел Гай.

— Ничего!

Тори привстала, собираясь подняться, но парень встал раньше, положив руку ей на плечо:

— Посиди ещё. Ты устала, а я дурак. Прости, королева.

Он осторожно вытащил одну за другой все заколки, удерживавшие в подчинении буйную гриву её волос, и с видимым удовольствием запустил пальцы в рассыпавшиеся тёмные пряди. Тори снова прикрыла глаза и наклонила голову, подставив стройную шею и плечи этим ловким пальцам. Пробормотала невнятно:

— Я не должна так...

Гай сокрушенно поморщился:

— Дай уже себе волю, Тори. Хоть раз. Хоть ненадолго.

— С тобой? — она остро глянула на него сквозь разметавшиеся волосы.

— Ты же знаешь, что нет, — отозвался он мягко. — Хотя я мечтал, ох как мечтал... опять же знаешь.

— Да знаю уж, мечтатель... — Она мягко отстранилась и поднялась на ноги. — Иди, Гай. Ты с дороги, и тоже не отдыхал. Давай, братишка. Спасибо. — Она ласково провела ладонью по его щеке. — Спокойной ночи.

Гай покачал головой, но ничего не сказал.

Когда его шаги затихли в коридоре, ведущем прочь от второй лестницы, Ясь перевёл дыхание и медленно выпрямился. Этот странный разговор встревожил его, разозлил и... завёл.

«Опасное отребье...»

«Под этой крышей мне ничто и никто не угрожает...»

Сейчас и проверим.

* * *

Ясь спустился вниз нарочито шумно, нахально взглянул в удивленно округлившиеся глаза женщины и поинтересовался с вызовом:

— Ты же как будто эмпат, хозяйка? Не слышала разве, что я здесь? Увлеклась?

— Отвлеклась, — сухо ответила та, поворачиваясь к плите. — Что, выспался? Ужинать будешь?

— Не откажусь, — после паузы произнёс Ясь, мгновенно оказываясь рядом, хватая её сзади за локти и толкая обратно к столу. — И от тебя не откажусь.

Гори всё огнём!

Всё, всё...

В её голосе не было ни тени страха или смятения, и это взбесило его, как ничто другое:

— Прекрати это, мальчик.

— Я тебе не мальчик, — яростно процедил он, рывком опрокидывая её на стол и зажимая рот ладонью. — Сейчас убедишься.

Стройное упругое тело в его руках протестующее дёрнулось, и Тори мотнула головой, отбрасывая его ладонь:

— Перестань, говорю!

Ясь уже едва её слышал из-за рёва крови в ушах. Страстно жалея, что у него не три руки, он торопливо дёрнул вверх подол её плотной саржевой юбки, впившись грубым поцелуем в тёплую шею...

...и через мгновение уже стоял в полной темноте по колено в ледяной воде ручья. Сердце бешено колотилось.

Что за...

Он ошалело повертел головой, не веря своим глазам.

Чёрная громада дома возвышалась неподалёку, кусты шумели под ветром, ручей умиротворённо журчал, холод пробирал до костей.

Как, как она это сделала, ведьма?!

Он не помнил, чтоб она что-то шептала или складывала пальцы в знак!

Оскальзываясь на мокрых камнях и бормоча ругательства, Ясь прошлёпал по ручью, бегом завернул на угол и дёрнул на себя дверь кухни, предчувствуя, что та просто-напросто не откроется.

Открылась.

— Остыл? — прищурилась Тори, насмешливо вскинув бровь — руки скрещены на груди, волосы собраны в аккуратный пучок, как будто и не было ничего.

Ведьма, ведьма...

Выплюнув грязное ругательство, Ясь одним прыжком метнулся к ней, протягивая руку...

... и в следующий миг уже сидел в треклятом ручье, мокрый по уши и холодный, как лягушка.

Ведьма!

Задыхаясь, он устремился к дому, пару раз поскользнувшись, наконец не удержался на ногах и плюхнулся на четвереньки, разбрызгивая воду.

Даже ругательств уже не осталось.

Теперь-то уж дверь точно будет заперта. Он бы запер. И позвал бы того парня, как его... Гая. С топором.

Дверь открылась.

Гая в кухне не было.

* * *

Стуча зубами, Ясь угрюмо смотрел сквозь прилипшие к лицу мокрые пряди, как Тори протягивает ему большое махровое полотенце:

— У тебя есть во что переодеться там, наверху? — деловито спросила она.

У Гарольда в мешке наверняка была смена чистой одежды, но его шмоток он не хотел, и только отрицательно мотнул головой, разбрызгивая ледяные капли.

— Понятно, — вздохнула хозяйка, роясь в сундуке, стоявшем в углу, и доставая толстое клетчатое одеяло, тёплое даже на вид. — Этим, — она сунула ему в руки полотенце, — ты вытрешься, в это, — на кресло у огня полетело одеяло, — завернёшься, и сиди, грейся... герой. — Она отошла к плите, поворачиваясь к Ясю спиной. — И чтоб без всяких мне тут... новых фокусов и демонстраций. — В голосе её просквозила улыбка. — Я уже поняла, что ты крут.

Да уж, крут...

Ясь кое-как обтёрся полотенцем, бросив свои мокрые тряпки на пол возле кресла, и неловко закутался в одеяло и сел на табурет, не глядя на женщину.

На столе перед ним вдруг оказалась огромная дымящаяся кружка с чаем и фарфоровое блюдо с румяными пирожками. То и другое обжигало рот и пальцы, но оторваться было просто невозможно.

— Эти с печёнкой и с рисом, эти с клубникой, — Тори ткнула пальцем в пирожки и вдруг по-девчоночьи фыркнула, глядя, как он набивает рот.

Ясь сердито утёрся, посильнее закутываясь в одеяло и следя одним глазом за тем, как она подобрала с пола его барахло и, досадливо поморщившись, хорошенько выкрутила за порогом. Вернувшись к камину, она аккуратно развесила его штаны и рубаху возле огня.

— Скоро высохнут.

— Угу, — промычал Ясь невнятно, хватая очередной исходящий паром пирожок. — Как ты это сделала?

— Пирожки, что ли? — Тори вытянула губы трубочкой, насмешливо глядя на него. — Тебя в ручей отправила? Так это не я. — Она передёрнула плечами. — Это Дом. И скажи спасибо, что в ручей. Легко отделался. Мог бы оказаться и на Луне где-нибудь...

— Че-го-о?! — Ясь чуть не поперхнулся и захлопал глазами.

— Того... — проворчала Тори и, сняв полотенце со спинки кресла, принялась тщательно вытирать ему волосы. — Да сиди ты спокойно, не дёргайся, горюшко... Мужики! Вытереться и то как следует не хотят, трахаться зато хотят. Говорю, не дёргайся!.. Вот так, хорошо.

Она расправила влажное полотенце и вдруг провела ладонью по его растрёпанным вихрам, машинально их приглаживая.

— Постой, — вдруг глухо проговорил Ясь, крепко зажмурившись. — Постой ещё так, а?

Тори тяжело вздохнула, но промолчала. Стояла, легко ероша пальцами его макушку. Наверно, так она гладила бы мокрого замёрзшего котёнка.

Или волчонка.

Отчим держал пойманных в лесу волчат в загоне на заднем дворе, чтобы травить их потом гончими псами. Волчата были тщедушные, все рёбра наружу, еле держались на костлявых лапах, но отбивались до последнего.

Гори огнём...

Ясь, не открывая глаз, переглотнул, загоняя поглубже горький тяжёлый ком, застрявший поперёк горла, и быстро пробормотал, сам не понимая, что говорит:

— Я... можно, я тут насовсем останусь? Я.. я больше не буду. Я...

Шершавые тёплые ладони обхватили его за щёки, заставляя поднять голову. Её глаза были совсем близко, потемневшие и тревожные.

— Пожалуйста, поверь мне, — закончил он шёпотом, в ужасе чувствуя, что сейчас наконец позорно разревётся, как младенец. Как девчонка. — Пожалуйста...

— Хорошо, — сказала Тори тоже шёпотом, отнимая руки и отходя от него. — Оставайся.