Мартиан-Грегори лежал на груде матрасов, весьма бесстыдно раскинув ноги и жадно глотая воздух. Его мысли разбежались, рассыпались, и лишь легкое послевкусие утренних шалостей удерживало от полного погружения в беспамятство. Было сладко, терпко и так удивительно, как никогда. Быстрые и смазанные попытки себя ублажить в прошлом заканчивались жалкими всполохами, если их сравнивать с тем заревом, которое подарил тот, кого он желал всем сердцем. Юноша смог осознать это даже сквозь свою полудрему.
— Ну ты и дохленький у меня, Дурашка, — с привычным ехидством подметил Натаниэль, разглядывая блаженного и отрешенного партнера.
Фавн сидел рядом, скрестив ноги и сияя, как новая золотая монетка. Его оленьи ушки задорно торчали из косматой гривы, а в целом вид у него сейчас такой, будто это его старательно ублажали.
Через секунду он весьма пошло, словно напоказ, облизнул пальцы, перепачканные семенем своего хозяина, не отводя пронизывающий взгляд от его пылавшего личика.
— Только два раза и уже в отрубе. М-да, надо тебя кашкой кормить, а то на серьезных потрахушках ты еще во время прелюдии кончишься!
— А? Что? — пробормотал трезвеющий Мартиан, когда реальность обрушилась на него всем своим весом, после чего он немедленно подскочил и наспех закутался в одеяло, прикрывая интимные места.
— Поздно, я тебя внимательно рассмотрел со всех сторон и концов. Даже близко подружился с твоей задницей!
— О, боги, Нат… иногда ты… ты невыносим!.. Подожди, — Марти поднял огромные удивленные глаза на довольного раба, — у нас… все было. В смысле… я… мы… ты и я…
— Это так… утреннее баловство, и тебе оно понравилось. Я просто хотел показать маленький невинный фокус… но ты у нас лопух, каких поискать, так что вряд ли че запомнил, — Нат наклонился к растерянному пареньку и нагло впился в его губы поцелуем.
Оторопев от кисловатого привкуса, Мартиан попытался отбиться и что-то возразить, нехотя упираясь ладошками в массивную грудь, но вместо этого замер, прикрыв веки.
— Мне плевать на это. Я хочу тебя. Всего. Вот именно такого несуразного, наивного девственника с бесконечно добрым сердцем… и соломкой в башке. Хочу, чтобы ты был сверху сегодня, — продолжил Натаниэль, наконец разорвав поцелуй, а потом жадно провел языком по приоткрытым губам хозяина.
— Спасибо… за соломку, весьма… неприятно, — обиженно выдохнул Мартиан.
— Не благодари, Дурашка. Или ты что, обиделся? — усмехнулся. — На правду не обижаются! Я же не обижусь, если ты меня назовешь старым облезлым фавном с исполосованной спиной и рваным ухом.
— Ты не старый и не об… — монолог оборвал сам исполин, который привычным жестом закрыл рот юноши.
— Мне двадцать семь. Для раба я «старый и облезлый». И вообще, тебе пора принять ванну и позавтракать. Вот завтраком я и займусь, а ты пока можешь поваляться и помечтать о всяком. Ну, например, о моей заднице.
***
День тянулся бессовестно долго, а ближе к вечеру так и вовсе стал бесконечным, ведь Мартиану предстояло неимоверно важное приключение. Важное настолько, что у него перехватывало дыхание, когда думал об этом. А вот Нат, наоборот, и ухом не вел, пока готовил завтрак, грел воду для ванны и топал на базар за стройматериалами, хотя кому, если не ему, волноваться о предстоящем действе? Фавн, как ни странно, оказался весьма исполнительным и пунктуальным работником, пусть впечатление создавал совершенно иное, — в его руках лихо спорилось любое бытовое дело, и это при весе намного больше центнера!
Мартиан не хотел оставаться безучастным и изъявил желание помочь разложить доски, краску и какие-то странные кули, когда Натаниэль перешагнул порог их общего дома, перегруженный покупками, но, конечно же, его тотчас подхватили на руки и усадили, словно куколку за стол.
— Дурашка, под ногами не вертись, хорошо? А то еще наступлю копытом случайно и… схлопочешь перелом любимых пальчиков. Ты сиди и, как положено хозяину, ЦУ раздавай. На которые я все равно положу х*р, — с умным видом, будто лекцию читал, отчеканил фавн, возвращаясь к своей поклаже.
— Нат, между прочим, это наш общий дом и я хочу принимать участие в его… — возмутился Мартиан, постаравшись вложить в реплику побольше твердости.
— «Наш общий»? Ну-ну, — усмехнулся исполин через плечо, затем положил на место доски, выпрямился во весь рост и повернулся к замершему юнцу. — Вот как ты это делаешь? Вроде ты наивная лапша, а как скажешь что-нибудь эдакое, сделаешь, прикоснешься, и я готов скулить, помахивая хвостиком, и хочу тебя целиком облизывать? И ведь повторяю себе, что нельзя, нельзя людям верить, но ты нахуй все установки сломал.
— Ты хочешь признаться мне в чувствах? — Марти встрепенулся и приблизился, бесстрашно заглядывая в огромные темно-красные глаза фавна, задрав голову.
— Я не люблю сладкую дребедень. Да и… человек, которому я признавался, которому готов был ботинки лизать за один только одобрительный взгляд, продал меня, как ненужную вещь, за четверть цены. В этом гребаном мире сердце лучше никому не открывать. А еще лучше вырвать его и выкинуть нах…
Вместо ответа паренек прильнул к Нату, прижавшись крепко-крепко, и запустил руки под рубашку, закопавшись пальцами в шерстку.
— Ну ты и гений. Я с улицы же, полдня таскался по базару с кучей всякого, даже толком не умылся, а ты тискаться лезешь!
— Плевать, — Мартиан потерся щечкой о ткань, наслаждаясь теплом и необъятной мощью своего раба и громким, уверенным стуком его сердца, — за эти несколько дней я понял две вещи: хочу просыпаться и засыпать лишь с тобой. И хочу, чтобы твои оленьи ушки всегда так же задорно торчали, как сейчас. И… для меня неважно, кто из нассверху, кто сбоку. Главное — я буду с тобой. И если хочешь поменяться ролями, то…
— Красиво начал, Дурашка, я аж от умиления чуть не растёкся по полу, — Нат одобрительно похлопал юношу по спине и ехидно улыбнулся, — но все равно не отмажешься сегодня. Не дам я тебе лежать бревнышком, понятно?
— Черт, — Мартиан обиженно выдохнул и поднял голову высоко-высоко, но не разжал объятий, — Натаниэль, ты же понимаешь, что вечером будет какое-то посмешище. Ты… ты весишь центнер, или два! В тебе звериная мощь и сила, и такие габариты, аж дыхание перехватывает. И вот ты собрался лечь под тощего меня? Серьезно? Нет, ты серьезно?
— Абсолютно. Ты еще належишься коленочками врозь, пока я буду любить твою аристократичную попку. Только я хочу, чтобы ты все попробовал, а потом выбирал, что хочется, как хочется и сколько раз, — фавн игриво облизнул губы, — и я правда хочу почувствовать твой мощный нефритовый стержень!
— О, боги, — Марти вновь уткнулся мордашкой в грудь раба, пряча нахлынувшую неловкость и стыд.