Часть первая. Месяц Даниэля. Эпизод шестнадцатый
1934 Слова
***
Тем же вечером
– Я так устал, леди Райт. Ужасно устал, – Даниэль тяжело вздохнул и потер лицо ладонями, закрыв глаза. Сегодня он не в гневе, а в опустошенном отчаянии – говорит тихо, тусклым голосом, двигается медленно, взгляд лишён выражения. Очень необычное для него состояние; у Алисы сжалось сердце. – Сегодня в этой проклятой каморке опять рубануло свет – три раза за вечер, прикинь? И нас с Хельгой выкинуло из игры прям во время рейда. У меня комп сломается скоро от таких приколов, ему вредят перепады напряжения. А комп – мой единственный отдых, я только так могу расслабиться после этой ебаной работы! – он сокрушенно покачал головой. – Мне не нравится на ставках, леди Райт. Во-первых, надо всё равно разводить людей – тех, кто слишком часто выигрывает, там «тормозят». Могут просто аккаунт заморозить, человек отправляет запрос на восстановление – и ему не отвечают неделю, месяц, год – сколько вздумается. Могут вообще никогда не ответить. Так мразотно всё это!.. – Даниэль брезгливо скривился и взял за уголок кипу мятых листов, которую зачем-то притащил с собой. – Во-вторых – тесты эти ебучие, чтоб их!.. Вот смотри, например: «Клиент спрашивает, на какую команду ему лучше поставить перед футбольным матчем. Ваша реакция?» А я что, ебу?! – он с хлопком швырнул листы об стол. Алиса выдохнула почти с облегчением. Наконец-то – привычные реакции привычного Даниэля. Пусть лучше злится, чем будет пустым роботом. Этот замороженный взгляд и монотонная речь напоминают о поре их контракта – и становится страшно. – Я без понятия, на кого ставить, я не разбираюсь в спорте! Я – специалист ТЕХНИЧЕСКОЙ поддержки! Покажите мне, как работает ваш сайт, ваша программа – хули вы мне правила футбола и баскетбола рассказываете, и я еще и должен какие-то тесты по ним решать?! «Зарегистрируйтесь на сайте, чтобы увидеть всё самостоятельно» – я НЕ БУДУ регистрироваться на сайте со ставками, я не идиот! Дебилы!..
– Да, действительно, – сочувственно сказала Алиса – хотя её не покидало ощущение, что это стандартное даниэлевское «все виноваты, я прав, и вообще с чего это я должен предпринимать лишние усилия, чтобы работать?» – Могли бы уже побольше посвятить тебя в то, с чем тебе предстоит иметь дело, а не в правила спорта.
– Я о чем и говорю! – Даниэль с ненавистью покосился на тесты – а потом его тяжелый взгляд застыл на ней. – Тебе некомфортно от всего этого, да?
– От чего?
– Ну, от всего, что сейчас происходит. От того, что я пришел. Что останусь на ночь.
Она смутилась, опустила глаза.
– Ну… Может быть. Немного. Я рада тебя видеть, но, как и сказала…
– Нервничаешь, да? – он вдруг протянул руку – и коснулся её руки, лежащей на столе; крупная смуглая ладонь с тату-крестом – поверх узкой и бледной. Алиса вздрогнула всем телом. – Постарайся успокоиться. Я не хочу, чтобы тебе было плохо.
– Я… Я знаю.
(Если, конечно, предположить, что Сильвия ошибается).
– Ты всё еще страдаешь от того, что испытываешь ко мне?
Алиса закрыла глаза, тщетно пытаясь унять колотящееся сердце и жар, дурманящий голову. С тоской посмотрела на бутылку ежевичного вина – она забрала остатки с пикника, и сейчас резко захотелось еще выпить.
– И да, и нет. Я… благодарна, что во мне есть эти чувства. Хоть они и причиняют мне боль.
– Всё-таки причиняют?
Дрожа, она высвободила руку.
– Да.
– Но почему? – Даниэль нахмурился – будто и правда не понимал. – Разве я сейчас недостаточно открыт перед тобой? Разве мы всё не обсудили?
– Дело не в этом.
– А в чем? В прошлом? Тебе не кажется, что ты слишком фиксируешься на прошлом?
– Может, и так, – хрипло выдавила она. – Но… Понимаешь, хоть всё и было неправдой – всё, что ты говорил тогда, то, как ты себя вел, всё еще живет во мне. Твое отвержение, и… И… – она задохнулась – и вскочила, не в силах совладать с собой. – Прости. Мне нужна минутка.
Чёрт, да что со мной такое? Истеричка.
Она убежала в ванную, закрылась, плеснула в лицо холодной водой – и застыла над раковиной.
«…Мне пора брать за это деньги!»
«…Изабелла, конечно, не умеет нормально в рот брать – но всё лучше твоих минетов с зубами!»
«…Может, тебе с волосами что-нибудь сделать, а? А то не светлые, не темные, не яркие – не пойми что».
«…Эшли очень классно двигается в миссионерской позе, мне понравилось. И еще у нее охуенные ногти – люблю, когда мне спину царапают!»
«…Тебя я поделил с Лу, просто потому что это прикольно. Но с кем-то, на кого я прям дышу – с Изабеллой там или с Аделиной – я бы никогда так не сделал».
«…Ты понимаешь, что ты чертов насильник, что не понимаешь слова «нет»?! Ты чудовище, ёбнутая! Таких, как ты, надо изолировать от общества! Ебучая интеллигенция, вы только прикрываетесь красивыми словами! Не смей больше никогда писать обо мне, не смей ко мне прикасаться, сгинь нахуй из моей жизни, навсегда, ты поняла?!!»
«…Съедь, пожалуйста, и не мешай мне жить – меня достало смотреть на твое страдальческое ебало! Что, обещал вернуть деньги? Ну вот как обещал, так и не верну! Обещал, что в компенсацию ты у меня поживешь? А теперь беру назад обещание – вот такие приколы бывают в жизни, прикинь? Ахахахах!»
«…Разве ты не хочешь, чтобы я был твоей личной шлюхой?»
Слова кричат в голове, стучат набатом, ноют в костях и нервах. Алиса выключила воду – и, всё еще слегка трясясь, вернулась в комнату.
Даниэль уже ушел с кухни и лежал на диване, в полумраке, подперев голову рукой.
– Ты как? Всё нормально?
Она кивнула и молча села на краешек дивана – на расстоянии от него.
– Слушай, я попробовал лечь на твою раскладушку – но она пиздец жесткая, если честно… Кольца эти железные прям в ребра впиваются. Я, конечно, люблю ебать чугун, как в одном треке поют – но не настолько! – он хихикнул. – А матраса у тебя нет, да?
– Нет, к сожалению. Но я могу сложить два одеяла, надеюсь, будет полегче…
– Окей, – со вздохом досады протянул он. Алиса вопросительно на него покосилась.
Не говори. Не говори этого.
– Хочешь спать на диване, да? – пробормотала она – каким-то не своим, жалобно писклявым голосом.
– Ну, было бы неплохо! – тут же закивал он. – А то я не усну на этой железяке… Леди Райт, ты чего?
Слезы душат, подступают к горлу, скручивают тело; она закрыла лицо руками, затрясла головой.
– Всё… Всё хорошо. Сейчас пройдет. Прости меня, прости…
– Алиса. Ну что ты? Я же здесь, с тобой рядом, – он осторожно подвинулся к ней – но замер на полпути. – Могу обнять?
– Н… н… не надо, – всхлипывая, пролепетала она.
Даниэль ждал; несколько секунд прошло в молчании.
– Что тебе важно получить от меня, Алиса? Чего тебе хочется?
Она повернулась к нему, шмыгая носом, сгорая от жара.
– В смысле? Мне… важно взаимодействие с тобой.
– Какое? – вкрадчиво уточнил он.
– Любое.
– Любое? Точно? – зеленые глаза пристально впиваются в неё – с холодной, нечеловеческой проницательностью. – Или всё-таки имеет значение, какое именно?
Чёрт, чёрт, чёрт. Пусть это прекратится, пусть сейчас же закончится, эта невыносимая пытка – опять, опять; его прекрасное лицо совсем близко, в полумраке комнаты он похож на призрака, на видение из лихорадочной фантазии; душный мрак вьется вокруг, сжимает сердце, вползает в легкие; низ живота схвачен сладкой мокрой судорогой, по телу в адреналиновой ломке бегут ручейки пота; на ней будто цепи, тяжелые кандалы – и она извивается, силясь их сбросить…
А он всё смотрит.
– Я… я… – она заломила руки, отворачиваясь, стиснула зубы до боли в челюстях. – Конечно, мне хотелось бы быть для тебя… Не подругой, а женщиной. Желанной женщиной. Прости меня за это – я знаю, что не должна это чувствовать, что ты этого не хочешь, что мы уже пытались и не вышло, и вообще я не привлекаю тебя в этом смысле, мы не подходим друг другу, но… но…
– Не плачь, пожалуйста. Иди сюда.
Она послушно ложится рядом, как загипнотизированная; он обнимает её, прижимая к себе всем телом – его горячие руки обвивают ей талию, дыхание обдает шею, сладко-терпкий запах накрывает с головой – ваниль со специями, сандал, жасмин. У неё вырвался стон.
– Прости меня… прости… прости…
По лицу всё еще текут слезы – а она извивается, трется о его бедро; собственное тело подводит, как плохо настроенный инструмент, как изголодавшееся животное; всё плывет и мешается в горячем сумраке – только мерцают его печальные разноцветные глаза. Такие понимающие. Покрыть поцелуями его шею, прикусить мочку уха – о этот проклятый металлический привкус от его серьги, – прижаться сильнее – и вдыхать, вдыхать, жадно вдыхать пьянящий аромат, до дрожи, до забвения, уже не думая…
Даниэль тихо зарычал, закрыл глаза, запрокинул голову, подставляясь её поцелуям.
Правда? Тебе нравится? Ты не останавливаешь меня?..
Сокрушенная, разорванная на кусочки этой мыслью – она льнет к нему дальше, целуя, облизывая, прикусывая; их губы встречаются – и она жадно обсасывает его язык, перебирая его шелковистые золотые волосы, нависая над ним.
Не вытерпев, он толкает вниз; покорно сползти, стаскивая с него футболку, покрывая поцелуями тату на груди, ребрах, предплечьях – череп, паутина, символы из игр – круги, треугольники, завитушки; такая знакомая географическая карта, такой знакомый и пьянящий вкус гладкой кожи. Взять в рот его твердый член, обхватить крепкие мышцы стройных бедер, двигаться, стараться, чувствуя, как он подается навстречу, как его властная, но аккуратная рука давит на затылок, направляя, слегка оттягивает волосы…
Хозяин.
Рывком он поднял её – и снова притянул к своему лицу; она сжалась, задыхаясь.
Всё? Ты останавливаешь меня, ты уже жалеешь? Мы зашли слишком далеко? Тебе опять не понравилось?..
– У тебя есть презервативы?
Что-то золотой вспышкой эйфории взрывается в голове; метнуться к тумбочке и обратно, быть на нем сверху, обхватив ногами, – и вот он уже внутри неё, такой большой, горячий, жаждущий, и она вскрикивает, разрываясь от наслаждения…
– Тшш.
Он насаживает её на себя, гладит грудь, талию, мнет ягодицы и бедра, устанавливая ритм; потом – вдруг сбрасывает и ставит на четвереньки, вдавив лицом в подушку, – и всаживается сзади; жестко, грубо, сильно, чуть-чуть унизительно – именно так, как ей больше всего хотелось, так, как она не смела и мечтать; притягивает её к себе за бедра, давит на прогнувшуюся поясницу, наматывает на кулак волосы и тянет, тянет, тянет за них – так больно, так упоительно; наотмашь, хлестко шлепает по попе, хватает за шею, придушивая…
– Даниэль!..
– Тихо-тихо, солнышко. Не шуми так.
Этот голос – низкий, холодный, властный, снисходительно-насмешливый; она сжалась, извиваясь, утопая в искрящемся водовороте беспамятства; да, да, еще – пожалуйста, бери меня, только не останавливайся, никогда не останавливайся, хочу чувствовать тебя каждой клеточкой тела, как ты всей тяжестью наваливаешься на меня, как двигаешься во мне, всё больше твердея, как мнешь мое тело, будто послушную глину, как смешивается наш липкий пот…
Он позволил ей закричать – и сгореть, расплавиться, раствориться за границами времени; а потом – хищно зарычал, впиваясь в неё ногтями, наконец отпуская себя.
Она всего раз в жизни слышала, чтобы он так рычал. В ночь с Лу. Тогда он тоже дал себе волю – и драл её с искренним наслаждением, не пытаясь притворяться, что ему не хочется.
Они вместе упали на скомканную простынь, пытаясь отдышаться, обливаясь потом.
Это что, правда случилось? Я не сплю?..
Все её горячечные ночные фантазии последних недель стали явью; стало явью даже больше того, чем было в этих фантазиях.
Два года – подумать только. Даже больше двух лет.
Даниэль покосился на неё, лукаво ухмыляясь.
– Ну что, как себя чувствуешь? О-о-о, всё, вижу – сияет! Дофамином торкнуло, да? – (Алиса молча спрятала в подушке пылающее лицо; говорить у неё пока не получалось. А еще – не получалось не улыбаться). – А теперь представь лица своих подружек, когда они узнают. Или твоего Горацио. Или Шу! Чёрт, я бы посмотрел на это!.. Ахахахах!
- Писатель
