Моё тело их война.

9

Я вырвалась из объятий Рафаэля,

сорвалась с места —

и побежала в кабинет отца.

Открыла дверь.

Там пахло его одеколоном.

Пахло воспоминаниями.

Но я не позволила себе плакать.

Сейчас — нет.

Сейчас я должна была что-то найти.

Я переворачивала ящики.

Разрывала папки.

Трясла книги в надежде, что он, как в кино, спрятал завещание между страниц.

Ничего.

Пусто.

Документы, бумаги — стерильно чистые.

Ни одного завещания.

Ни одной дарственной.

Ни одной зацепки.

Из коридора доносился смех.

Родственники.

Они смеялись надо мной.

Нагло. Громко. Как будто праздновали победу.

Я опустилась на колени.

Мир — рухнул.

Я — рухнула вместе с ним.

Я больше — никто.

Ни дочь главы.

Ни наследница.

Просто ничтожная, сломанная девочка.

И только один листок…

одна тонкая, слегка пожелтевшая бумага,

выпал из старого альбома в нижнем ящике.

Я взяла его дрожащими пальцами.

Диагноз.

> Пациент: Рикардо Саванте.

Диагноз: острая сердечная недостаточность.

Прогноз: критический. Рекомендация — полный покой. Строго избегать стрессов, давления, конфликтов. Максимальный срок: 10–15 дней.

Я застыла.

Он… знал.

Он знал, что умирает.

И… ничего не сказал мне.

Я прижала бумагу к груди и расплакалась — как никогда.

Глухо. Беззвучно.

Слёзы текли рекой.

Почему?.. Почему ты мне не сказал, папа?..

И тогда…

Я почувствовала взгляд.

Рафаэль.

Он стоял в дверях.

Молча.

И его лицо было другим.

Холодным.

Напряжённым.

Он посмотрел на бумагу в моих руках.

На мои слёзы.

И в его взгляде было что-то больше, чем просто сочувствие.

Рафаэль стоял в дверях, прислонившись к косяку.

Его лицо было закрытым, холодным, и в то же время… тревожным.

— Ну что, — спросил он глухо, не глядя мне в глаза.

— Что-нибудь нашла?

Я подняла голову. Сердце у меня сжалось.

— Нет, — прошептала. — Только диагноз. Болезнь сердца... и всё.

Мои руки всё ещё сжимали тот листок, как будто в нём была хоть какая-то зацепка.

Рафаэль на мгновение застыл.

Он посмотрел мимо меня.

Молча.

Но… его челюсть напряглась.

Лицо почернело от внутреннего гнева.

Он явно что-то понял. Или вспомнил.

В его голове проносилось что-то важное.

— Он знал... что скоро умрёт... — пробормотал он себе под нос.

Его голос был едва слышен.

— Но почему ничего не оставил тебе?..

Я, было, хотела ответить, но в этот момент…

Я вспомнила.

Ключи.

Те, что отец передавал мне — в письме, в разговоре...

Или хотел передать.

Что-то же он успел… хоть что-то!

Я поднялась, всё ещё дрожа:

— Рафаэль… Отец… он же...

— …он собирался отдать мне ключи!

Рафаэль резко повернулся.

Его глаза расширились.

Он сделал шаг ко мне:

— Какие ключи?

Я не ответила сразу.

Потому что именно в этот момент увидела, как его лицо изменилось.

Как будто он увидел шанс.

Надежду.

Но вместе с этим — опасность.

Рафаэль выпрямился и вдруг стал слишком спокойным.

Слишком контролируемым.

— Ты уверена, что он хотел их передать? — спросил он с мягкой, почти ласковой интонацией, но глаза…

Глаза были напряжённые.

Будто в них кипела мысль:

"Если ключи есть — значит, завещание тоже есть."

— Да, — сказала я тихо.

— Может, он просто не успел... Но если ключ где-то есть…

Мы переглянулись.

И в этой тишине я впервые подумала:

Рафаэль — на чьей он стороне? Моей… или своей?

Для меня это было по-настоящему странно. Лицо Рафаэля... оно менялось прямо на глазах. Его взгляд, его выражение, тон голоса — всё стало другим. Словно в одно мгновение передо мной оказался другой человек.

Особенно в тот момент, когда прозвучало слово «наследие». Это слово будто задело в нём какую-то глубокую, болезненную струну. Он напрягся. Плечи стали жёстче, челюсть сжалась. Взгляд — холодный, пристальный. Я никогда раньше не видела его таким. Это было почти пугающе.

Я замерла. На долю секунды всё замерло. Даже воздух. И в этой тишине я вдруг вспомнила — тот разговор с отцом. Его странные слова, намёки, тишина между фразами. Неужели он тогда... уже знал?

Мы с Рафаэлем поехали вместе. Он ни на шаг не отходил, был необычайно собран, внимателен. Я ощущала: он ждёт чего-то. Как будто предчувствует момент, когда всё станет ясно, когда тайна, скрытая где-то в глубине, вырвется наружу. Он не говорил, но напряжение от него исходило почти физически.

И вот — сейф. Старый, тяжёлый, молчаливый. Ключ подошел плавно и в какой-то момент замок щёлкнул. Сердце моё ударило сильнее.

Мы открыли его. И там — всего лишь письмо. Одно-единственное. Никаких документов, ни бумаги с печатями, ни драгоценностей. Просто письмо.

Я взяла его в руки. Бумага немного пожелтела, чернила слегка потускнели. Я начала читать...

Но Рафаэль, едва увидев его, резко подался вперёд. Он не спросил, не сказал ни слова — просто выхватил письмо у меня из рук. Его движение было резким, почти агрессивным.

Он посмотрел на письмо, и с губ сорвался раздражённый, почти презрительный смешок. Он фыркнул так, будто перед ним была не семейная реликвия, а какая-то ничтожная бумажка.

— Письмо? Что за херня? — его голос звучал глухо, зло. — И это всё? Это обычное письмо? Этот старик только ТЕБЕ оставил в наследие письмо?!

Я смотрела на него и не могла вымолвить ни слова. Это был не тот Рафаэль, которого я знала. Его лицо... впервые я увидела его настоящим. Или, может быть, тем, кем он всегда был — но скрывал. Его глаза метали холодные искры. Там не было ни боли, ни удивления. Только... обида? Зависть? Гнев? Я не могла понять.

Но в ту секунду я ясно почувствовала: между нами открылся разлом. И назад дороги уже не было.

Я была в шоке. Потрясение разлилось внутри, как холодная волна. Это... мой возлюбленный? Рафаэль? Или это кто-то другой? Кто-то, кто всё это время жил рядом, под маской, пряча своё настоящее лицо?

Он закричал. Не просто закричал — взорвался, как дикарь, как раненый зверь, как будто внутри него что-то оборвалось. Голос его сотряс воздух, отражаясь от стен — дикий, грубый, чужой. Он выхватил письмо, смял его и швырнул в землю, будто это было ничтожество, мусор, предательство.

— Что ты...?! — я закричала, отступая, почти не узнавая собственный голос. — Рафаэль, ты что творишь?! Что это значит?!

Он резко обернулся ко мне. Лицо перекошено, глаза налиты тьмой. Не Рафаэль. Кто-то другой. Я видела в нём что-то безумное, опасное.

— Заткнись! — заорал он. — Заткнись сейчас же!

Эти слова ударили по мне, как пощёчина. Он не просто кричал — он приказывал, давил, разрывал связь, которая, казалось, была между нами. Голос его звенел в ушах. Всё внутри меня задрожало.

Я стояла, смотрела на него, а перед глазами всплывали воспоминания — как он смотрел на меня раньше, как улыбался, как держал за руку. Кто этот человек сейчас? Что случилось с тем Рафаэлем, которого я любила?

Письмо всё ещё лежало на полу, скомканное, забытое. Как и я.

— Что это значит?.. Я тебя не узнаю… — прошептала я, едва слышно. В горле стоял ком, а в глазах — слёзы. Они стекали по щекам, и я даже не пыталась их сдержать.

Рафаэль… Он — нет, не он — повернулся ко мне с искажённым лицом. Его глаза горели злостью, губы скривились в презрительной гримасе.

— Глупый, дряхлый старик! — заорал он, как раненый зверь. — Он знал, что умирает! И что он сделал? Оставил своей дочурке просто бумажку! Кусок жалкой бумаги!

— Что это значит?! — закричала я, срываясь. — Значит, ты... ты никогда не любил меня?!

Я начела собрать письмо и положила в карман.

Он посмотрел на меня. Его взгляд был ледяным. А потом — он рассмеялся. Не от радости. И даже не от злобы. Это был смех истеричный, почти безумный. Словно он окончательно сорвался.

— Любить тебя? Тебя? — прошипел он. — О, нет… Что за бред! Ты — глупая девчонка, избалованная кукла, дочка богатой мафии. Я тебя не любил. Мне тошнит от тебя... Я просто трахал тебя. Просто использовал... А ты думала это любовь???

Каждое слово было, как нож по сердцу. Я стояла, не в силах дышать.

Мне было так обидно так больно!!!

— Чёрт побери, сколько времени я на тебя потратил! — продолжал он, шаг за шагом приближаясь. Ты знаешь сколько я тебе потратил бабки?.... — А твой старик… он даже не оставил мне ничего! Ни цента! Ты хоть понимаешь, сколько он мне должен?!

Он сделал резкое движение — и схватил меня за волосы. Я вскрикнула от боли, от страха, от ужаса.

— Отстань! Рафаэль! Пусти! — кричала я, отталкиваясь, сопротивляясь изо всех сил.

Но он лишь злобно зарычал:

— Теперь ты будешь платить. За него. За всё.