Стальной сердечник

5

Диану упаковали в самолёт, словно багаж. Она ничего не брала с собой, кроме документов и пары смен одежды — Нортон дал распоряжение секретарю собрать и отослать все её вещи на следующий день, чтобы ни дня больше не задерживать её в Боготе. Салон был маленьким — частный военный самолёт имел тридцать пять мест на борту, из которых заняты были лишь одиннадцать: восемь «ударовцев», один атташе, и она. Диана надеялась проспать эти пять с половиной часов пути. 

На Боготу давно опустилась ночь и освещение в самолёте приглушили. Диана не притронулась к ужину, но попросила выпить. Две маленькие склянки она выпила один за другим, но нужного эффекта это не дало: Диана не могла ни прекратить нервничать, ни заснуть. Она завидовала парням из «Удара» — они почти сразу же отрубились, и по салону прокатывались сопение и храп. Прикорнул даже атташе — худой и дрожащий мужчина за сорок, с жидкими волосами и лысиной, походившей на куриное яйцо. Диана вспомнила, он был среди заложников, но не среди пострадавших, зато после он громче всех кричать о необходимости реабилитации его драгоценной психики в Вашингтоне. Диана криво усмехнулась. Ей уже никакая реабилитация не поможет. 

В эту ночь не спала не только она: сержант Рейнолдс пилил её взглядом с соседнего ряда, кресла которого, по каким-то гадким инженерным расчётам, были заставлены друг напротив друга. Она отводила взгляд, сколько могла, а после, начхав на приличия, принялась разглядывать его в ответ. 

Рейнолдс был в наушниках и с планшетом, наверное, смотрел что-то. Смотрел не так уж внимательно — каждые полминуты он поднимал глаза на неё. На нём были всё те же камуфляжные штаны и простая чёрная майка, сверху которой была накинута лёгкая ветровка. Она скрывала его руки, но не шею — мощную, бычью. У него были огромные, накачанные бёдра, на которых едва не трескались штанины, длинные ноги и здоровенные ступни в армейских ботинках. Диана бездумно водила по нему взглядом, но как только их взгляды сталкивались, она первая отводила глаза. И чувствовала, как вспыхивают у неё щеки, как заходится сердце. Она списывала всё на стресс.

Жизнь никогда не сталкивала её с мужчинами подобного типа, в разные моменты жизни она общалась с умниками из университета или юными доходягами-выпивохами, которых встречала на квартирных попойках. Таких же, как Джеффри Рейнолдс, она считала опасными типами и предпочитал не связываться. Наверняка, это всё стресс. 

Она никогда не чувствовала влечения к толстокожей упаковке мышц, способной у***ь человека голыми руками, способной проникнуть в здание незамеченной и уложить с десяток ни о чём не подозревающих противников. Эти люди были для неё словно с другой планеты, она не видела ни единой точки соприкосновения ни с одним из них. Интересно, а если он присядет на корточки, у него лопнут штаны? 

Диана отстегнулась и встала. Прошла по проходу до туалета, закрыла за собой дверь на замок. Хлипкий. Такой, как Рейнолдс выбьет его за два секунды. 

— Хватит уже, а?! — сказала она своему отражению в маленьком зеркальце кабинки. Отражение пахнуло на неё парами алкоголя. Тёмные круги и распухшая губа с блямбой пластыря на ней привели в себя — та ещё красотка, две пригоршни воды в лицо отрезвили — Рейнолдс всего лишь следит за её состоянием, мало ли что отец ему поручил, не зря же она летит с ними в одном самолёте. 

Они столкнулись на выходе из кабинки. Диана упёрлась грудью в его грудь, животом в живот, с удивлением отмечая, насколько сержант Рейнолдс высок ростом. Хорошо, что не налетела лбом, иначе к разбитой губе добавилась бы шишка, ведь ростом он был на полторы головы выше. В сумраке она не могла рассмотреть цвет его глаз, не могла рассмотреть его лицо — чуть вытянутое, скуластое, с нахально приподнятой верхней губой, зато почувствовала запах — отдушка стирального порошка, оружейная химия, мужчина. Неуловимый запах мужского пота и кожи, и Диана забыла, как говорить. 

— Мэм. 

— Сэр. 

Он уступил ей дорогу, и Ди, прижимаясь спиной к стене, выползла в коридор. 

— Всё в порядке? 

Ни черта не в порядке. 

— Следите за мной? 

— Присматриваю, — он хмыкнул и без зазрения совести осмотрел её с ног до головы, особо задержавшись на губах и груди. «Присматриваюсь» — прозвучало его голосом в её голове и, опустив глаза в пол, Диана спешно отправилась к своему креслу. Отодвинувшись к окну, она старалась больше не смотреть на него. 

Стекло, сталь и бетон, Диана давно не была в Совете безопасности, да и не очень-то хотела. Холодное, бескрайнее неуютное здание-лабиринт с высокими потолками, подсвеченными люминесцентом и свободным солнечным светом, бьющим из окон во всю стену. Одинаковые серые костюмы, за которыми прятались лучшие умы страны, окруженные черными, вооружёнными до зубов, стаями охраны. Огромная тренировочная база, научный центр, производственный корпус и чёртова куча этажей аналитиков, айтишников и агентов. Она всегда напрягалась и подбиралась до самой последней жилки, проходя через три кордона охраны, три сканера личности и ненавистные стеклянные створки карусельных дверей, в которых она панически боялась застрять. С этим загнанным внутрь с детства страхом пока не мог справиться ни один психоаналитик.

Кромешные сутки ада, в которых было слишком много всего, ещё не завершились. Ди проспала в самолёте два часа, час в машине по пути от аэропорта до своей квартиры, в которой Рената уже успела прибраться, чтобы к началу рабочего дня упаковаться в серый костюм, устаканиться на шпильки и явиться в кабинет Александра Пирса, пока у того не начались важные совещания. Круги под глазами пришлось замазывать уже в автомобиле, когда тактичный водитель опустил разделитель.

Вывих ей зафиксировали эластичным бинтом, добавив к увеличенной дозе снотворного и антидепрессанта ещё и обезболивающего. Теперь завтрак Дианы состоял из кофе и горсти разноцветных пилюль. Разбитая губа уже не кровоточила, но распухла синим и бордовым — Диана спрятала её под пластырь. О состоянии внутреннем не стоило и говорить. Ей не дали даже оклематься, приказом сверху выведя её в Совет с самого утра. Видимо, так отец хотел повидаться. Так сильно, что не смог оторваться от государственной важности дел и вызвал едва оправившуюся от плена, точнее не оправившуюся вовсе, дочь. 

― Привет, Диана. Рад, что всё обошлось, ― председатель поднялся с кресла, протягивая руки для скудных отцовских объятий, когда секретарь, наконец, допустила её в кабинет.

― У меня двадцать минут, скоро совещание Совета Безопасности, так что… ― Александр усадил дочь напротив, не выпуская из рук телефона. ― Рассказывай, как ты? Как служба?

Как служба... Боже мой, её вчера едва не убили, какая служба? 

― Я уже подала рапорт. Ты хочешь о службе поговорить? ― шесть часов под дулами автоматов придали ей смелости, но глаза она поднимать не решалась, как бы ни горела внутри злоба от несправедливости. Пирс виртуозно превращал любую беседу в допрос. 

― Нет, ― неуверенно протянул председатель. Говорить о работе он мог с нескрываемым энтузиазмом в любое время суток, подними его даже с постели за полночь, не то, что о её личных делах. ― Как ты?

― Нормально. Что ты решил с Ферлонгом?

― Он блестяще провёл операцию, хоть и нарушил мой приказ. Я не стану его наказывать. 

Наказывать за то, что отдал приказ спасать людей. Спасать её, родную дочь. Ведь это его зам, не сам отец, подписали этот приказ. А чего она хотела? Что должно было измениться? Хотя, её всё же удивляло то, что отец не уволил зампреда Ферлонга за то, что тот бросил элитную, чертовски дорого обходящуюся казне боевую группу «Удар» на её спасение. Возможно она всё-таки что-то значит для отца... 

— Я рада, спасибо. 

— Жаль, что так произошло. 

Диана тихо угукнула в ответ. В кабинете растворилось молчание, отчуждённое и неловкое от сухой формальности беседы, которая происходила, вроде бы, между близкими людьми. Диана всё ещё надеялась ощутить хоть немного тепла, ведь жизнь её висела на волосок от смерти. Но всё оставалось по-старому ― блудная дочь и отец, на чьих плечах лежит весь мир.

― Что будет со мной?

― Трёхнедельный отпуск, обязательная психологическая реабилитация, потом поедешь обратно или тебя распределят в другое представительство, я не знаю. Это решать советнику Хоули, она твой непосредственный руководитель. Кстати, она хорошо о тебе отзывалась, ― в голосе отца проскользнули нотки удивления. Диана невесело ухмыльнулась. Оказываетс, ссоветник Хоули верила в неё больше, чем родной отец.

― Ты выпивала? ― Пирс сощурился. Маленькие, проницательные глаза опутались сетью мелких морщин. 

― Нет, ― Диана зацепилась за мелкую царапину на паркете, не поднимая взгляда, ощущая, как снова превращается в маленькую девочку, разбившую мамину вазу. Она выпила накануне, сразу перед посадкой на самолёт, и выпила в салоне, не отказываясь от предложения стюардессы — после пережитого страх летать вернулся к ней, как старый знакомый, с которым больше не хотелось встречаться. Опьянение давно ушло, но вот запах ещё держался, а её отец обладал острым обонянием. 

― Не думай, что я идиот. Будешь прикладываться ― закрою кредитки.

― Ты думаешь, за десять лет я не заработала достаточно денег? — с вызовом спросила Ди. Злость вдруг вырвалась наружу и затопила всё вокруг, ей нечего было терять. Её поймали. Она снова обратилась в подростка, который только и умеет что кусаться и огрызаться. Почему она, чёрт возьми, до сих пор так зависима от его мнения?! 

― Заработала, и я даже знаю сколько. Но это мелочь по сравнению с тем, к чему ты привыкла, Ди, ― Пирс никогда не повышал на неё голоса, но ноток досады и разочарования всегда хватало, чтобы самооценка её рухнула ниже плинтуса. 

Он красноречиво глянул на часы и поднялся на ноги, показывая всем своим видом, что отведенное на общение с дочерью время подошло к концу. Диана последовала его примеру, разглаживая складки на юбке.

― И что мне делать? ― вопрос она задала скорее себе, чем отцу, зависнув в прострации. Лучше бы отказалась от поездки, осталась дома и пригласила домработницу на кофе, чем убивала время и остатки самообладания в штабе организации мирового уровня. Отец всё равно был бы недоволен. 

― То, что ты умеешь лучше всего ― шарахаться по магазинам и глушить марочный коньяк, ― Пирс плюхнулся в председательское кресло и вызвал секретаря.

― Доброго дня, папа, ― Диана вышла в учтиво раскрытую помощницей дверь, услышав в спину деловое «Доброго дня, Ди».

Ничего необычного, всё как всегда, отец нарочито вежливо размазал её по стенке. Пирс расправила плечи и пошагала вдоль коридора, ровно к лифту, грохая шпильками по каменному полу, будто хотела разбить тяжелые мраморные плитки. Шарахание по магазинам и употребление алкоголя было самым вероятным развитием сегодняшнего дня ― на Фейсбуке светились десяток сообщений от бывших подружек-сокурсниц, с которыми пути разошлись сразу после выпуска.

Диана немедля взялась за работу, они же поступали в престижный университет, чтобы найти себе перспективного супруга и ни о чём не думать, кроме того, какое платье сегодня надеть, и все они хотели увидеться спустя столько лет. Почему бы не сделать то что от неё ожидают? Что ж, завтрашний вечер обещал быть забавным. И пластырь на губе проблемой не будет.