Дождь барабанил по крыше, словно пытался выбить тайну, спрятанную за толстыми стенами особняка. Я сидела на краю кровати, пальцы впивались в бархатное покрывало, оставляя морщины, похожие на шрамы. В руке дрожал листок с маминым письмом, найденным в гараже. Слова расплывались перед глазами: «Они отравили его… Виктор знал…» Холод проникал сквозь тонкую ткань ночной рубашки, заставляя зубы стучать в такт часам на каминной полке.
Три ночи без сна. Три ночи с тех пор, как Ирина стояла на пороге с окровавленным ножом, а Макс исчез в темноте. Отец не выходил из кабинета, питаясь только кофе, который приносила горничная с потухшим взглядом. Дом превратился в лабиринт теней, где каждое зеркало отражало обрывки прошлого, а воздух пропитался запахом страха.
Удар в дверь заставил меня подпрыгнуть. Ещё до того, как я успела ответить, Макс ворвался в комнату. Его пальто было мокрым от дождя, волосы спадали на лоб, а в глазах горел огонь, который я не видела раньше — дикий, неконтролируемый.
— Собирайся, — бросил он, швыряя на кровать папку с документами. — У тебя двадцать минут.
— Что происходит? — Я встала, прижимая письмо к груди. Его взгляд упал на желтоватый листок, и мышцы на скулах напряглись.
— Она нашла сейф. — Он говорил сквозь зубы, перебирая вещи в моём шкафу. — Если мы не исчезнем сейчас, к утру тебя не станет.
— Мы? — Я отступила к окну, за спиной почувствовав холод стекла. — Ты же её сообщник.
Он резко развернулся, за три шага преодолев расстояние между нами. Руки вцепились в мои плечи, пальцы впились в кожу сквозь ткань.
— Я пытался защитить тебя, дура! — Его дыхание пахло мятой и горечью. — Весь этот год… Каждый раз, когда она приказывала сломать тебя, я находил способ смягчить удар. Ты думаешь, случайно твой дневник оказался в ручье, а не в её руках? Что отец до сих пор жив только благодаря своей осторожности?
За окном блеснула молния, осветив шрам на его шее — тонкую белую линию, которую я раньше не замечала. Он поймал мой взгляд и резко отпустил, отступив к двери.
— Пять минут, — бросил он, исчезая в коридоре.
Я схватила рюкзак, сунув внутрь папку с документами, мамины письма и флешку с записями из кабинета Ирины. Руки дрожали, когда застёгивала молнию — казалось, само время сжималось, как удавка на шее.
Внизу, в холле, горел только один светильник. Тень Ирины металась по стене, увеличенная до гигантских размеров. Её голос доносился из кухни, ледяной и острый:
— …найти любой ценой. Если придётся сжечь гараж — сожгите.
Макс схватил мою руку, потянув к чёрному ходу. Его ладонь была горячей, почти обжигающей. Мы крались по служебной лестнице, где пахло плесенью и старыми тряпками. Где-то внизу хлопнула дверь, послышались мужские голоса — грубые, незнакомые.
— Охранники, — прошептал он, прижимая меня к стене. — Новые. Наняты сегодня.
Сердце колотилось так громко, что казалось, его услышат через три этажа. Макс приоткрыл дверь в подсобку, и мы проскользнули в сырое помещение с запахом хлора. Через щель в ставне виднелся гараж, где двое мужчин в чёрном обыскивали машины.
— Документы… — я потянулась к рюкзаку, но он схватил моё запястье.
— Не здесь. — Его взгляд метнулся к окну. — Через пять минут подъедет такси. Держись близко.
Но в этот момент скрипнула дверь. Ирина стояла на пороге, в чёрном платье, сливавшемся с темнотой. В руке — пистолет с удлинённым стволом, который выглядел чуждо в её изящных пальцах.
— Максим, — произнесла она сладким голосом, от которого по спине побежали мурашки. — Ты разочаровал меня.
Он шагнул вперёд, закрывая меня собой.
— Это закончилось, мать. — Его голос звучал спокойно, но я видела, как дрожит край его пальто. — Полиция уже в пути.
Ирина засмеялась — высокий, колокольчиковый смех, от которого сжалось сердце.
— Милый, ты всё ещё веришь в справедливость? — Она сделала шаг вперёд, и свет упал на её лицо. Глаза блестели, как у хищницы, выследившей добычу. — Твой отец верил. И где он теперь?
Макс вздрогнул, будто её слова были физическим ударом. Я почувствовала, как его спина напряглась под моей ладонью.
— Он умер из-за тебя! — вырвалось у меня. — Ты подделала диагноз, ты…
Выстрел оглушил. Пуля врезалась в стену над моей головой, осыпая штукатуркой. Ирина не дрогнула, продолжая целиться.
— Выходи, девочка. Или я начну с твоего отца. — Она кивнула в сторону монитора на стене, где в режиме реального времени показывало кабинет. Отец сидел за столом, к виску его прижимали пистолет.
— Нет! — Я рванулась вперёд, но Макс поймал меня, прижимая к груди.
— Умоляю, — прошептал он, и в этом шёпоте было отчаяние. — Беги.
Он вытолкнул меня в открытую дверь, прямо под прицел Ирины. Время замедлилось. Я увидела, как её палец сжимает курок, как Макс бросается вперёд, как тело отца на экране обмякает…
Грохот выстрела слился с рёвом двигателя. Такси врезалось в ворота, ослепляя фарами. Ирина отпрянула, выронив оружие. Макс схватил меня за руку, и мы побежали сквозь хаос — крики охранников, звон разбитого стекла, вой сирены вдалеке.
В машине он прижимал к животу окровавленную руку. Я рвала свою рубашку на бинты, слёзы капали на его пальцы.
— Почему? — спрашивала я, завязывая узел. — Почему ты…
— Потому что люблю тебя, — выдохнул он, теряя сознание. Его голова упала мне на колени, а водитель увеличил скорость, увозя нас в ночь, где дождь смывал следы преступления.
На заднем сиденье, под рёв мотора и стук колёс, я нашла в его кармане письмо. Конверт с печатью клиники, адресованный Андрею Кёнигсбергу: «Результаты анализов подделаны. Ваша жена…»
Остальное было залито кровью. Его или моей — я уже не понимала.