Зайдя в дом Светы, я ощутила тяжелый запах табака, перемешанный с чем-то сладковатым, возможно, с духами, которые она щедро на себя вылила. Женщина громко хмыкнула, закрывая за мной дверь, а затем, не спрашивая, хочу ли я этого, схватила за локоть и потащила вперед.
— Твоя комната, — буркнула она, толкнув меня внутрь.
Я сделала несколько осторожных шагов, вытягивая вперед руки и пытаясь ощупать пространство. Кровать — жесткая, с торчащей пружиной, по которой я тут же зацепилась пальцем. У стены стоял шкаф с покосившейся дверцей, а пол оказался покрыт тонким слоем пыли, что моментально заставило меня чихнуть.
— Не нос воротить, принцесса. Живешь, где дают, — снова буркнула Света и, кажется, ушла.
Я аккуратно нащупала стену и, ориентируясь по ней, вышла из комнаты. Пахло жареным луком и чем-то сладким, вероятно, Света готовила. Нащупав дверь, я прошла в ванную и, как могла, умылась.
— Эй, иди чай пить. Или тебе помочь? — голос Светы прозвучал с кухни.
Предложение о помощи явно было больше похоже на угрозу, поэтому я, удерживаясь за стену, осторожно двинулась в сторону кухни. Света отодвинула для меня стул и громко вздохнула:
— Знаешь, если бы мне не сказали, что ты слепая, я бы не поверила. Глаза у тебя как у нормального человека.
Я усмехнулась.
— Это единственное, что во мне нормальное, — тихо произнесла я.
Света фыркнула и грохнула на стол передо мной тарелку. Запах блинчиков заполнил пространство. Видимо, она не совсем хотела меня морить голодом.
— Так, слушай сюда, раз уж ты тут. Ты без толку слоняться по дому не будешь. Будешь помогать по хозяйству. Поняла? — голос её был жесткий, без намека на мягкость.
Я кивнула.
— Отлично. Утром встаешь раньше всех. Проверяешь работу котла, убираешь в доме, потом готовишь завтрак. Днем — помогаешь с заготовками, стираешь, если скажу. Вечером — опять уборка. Если хоть раз без дела увижу — выгоню к черту. А то Альфа терпеть не может бесполезных. А ты, к слову, бесполезная. — Света усмехнулась, отодвигая от меня тарелку.
Я сжала пальцы в кулак, но промолчала. Надо быть умнее.
— Я могу научиться, — тихо сказала я.
Света ухмыльнулась:
— Проверим.
Я осторожно нащупала свою чашку с чаем и сделала глоток, обдумывая всё сказанное. Значит, меня держат тут до момента, пока не придумают, как объяснить моё присутствие в стае. Хорошо. Я справлюсь.
— Света… — неуверенно позвала я.
— Чего ещё?
— Можно… можно я дотронусь до вашего лица? Чтобы запомнить, как вы выглядите.
Наступила тишина, а затем раздалось раздраженное шипение.
— Господи, ты чего удумала, а? — Света фыркнула, но, видимо, все же сдалась. — Ладно, быстро давай, а то мне некогда.
Я осторожно протянула руки и коснулась её лица. Высокие скулы, сильные черты, морщинки на лбу. Её кожа была чуть шершавой, но теплой. Я медленно провела пальцами по контуру её лица и чуть улыбнулась.
— Вы, наверное, очень красивая.
Света резко выдохнула.
— Чё за бред? — но в её голосе не было прежней колкости. — Всё, хватит. Ешь давай. А завтра в шесть утра подъем. Не вздумай проспать.
Я кивнула и снова взялась за чай.
Позже, старалась сосредоточиться на посуде, но пальцы дрожали. Остатки холодного чая стекали по тарелке, когда я на ощупь водила по ней губкой. В комнате висела тяжелая тишина, нарушаемая лишь скрежетом моего движения. Света сидела где-то за спиной, и я чувствовала на себе её взгляд.
— Мне можно выходить на улицу? — наконец спросила я, выдавливая из себя слова так, будто они могли изменить мою жизнь.
Женщина тут же гаркнула:
— Нет.
Я вздрогнула, крепче сжав губку в руке. Горячие слезы предательски подступили к глазам, но я заставила себя моргнуть, не дав им скатиться. Только бы не заплакать. Только бы не показать слабость. Но одна капля все же проскользнула по щеке, оставляя влажный след. Торопливо смахнув её, я сжала губы.
Света тяжело вздохнула позади меня.
— Ладно, мелкая, можешь выходить со мной поздним вечером, когда я курю на заднем дворе, — пробормотала она.
Я тут же закивала, чувствуя, как сердце делает маленький победный кульбит. Хоть какая-то свобода. Хоть немного воздуха.
— Спасибо, — прошептала я, шмыгая носом.
Оставшееся до вечера время я посвятила уборке своей новой комнаты. Пыль оседала на пальцах, шершавый пол скрипел под ногами, а старый шкаф грозил завалиться, когда я пыталась протереть его внутренности. Я несколько раз падала, спотыкаясь о вещи, цепляясь за углы мебели, но ни разу не издала ни звука. Не хотела раздражать Свету.
Прошло несколько часов, и вот уже вместо затхлого запаха пыли в комнате стало чище, свежее. Вещи разложены по местам, на кровати аккуратно лежал плед, а в углу я поставила свой рюкзак, который стал для меня чем-то вроде якоря, напоминающего о прошлом.
Я переоделась в более теплые вещи, кутаясь в старый свитер, который все ещё пах домом. Развела руки в стороны, пытаясь ощутить пространство вокруг себя, привыкнуть к нему. Здесь будет мой дом. Теперь это моя жизнь.
Вечером, когда я уже начала засыпать, Света открыла дверь в мою комнату и буркнула:
— Пошли.
Я тут же вскочила, натягивая теплые носки и ботинки, и осторожно последовала за её шагами. Мы вышли на задний двор, где сразу же ударил в нос резкий запах леса, холодного и влажного. Воздух здесь был совершенно другим — густым, наполненным чем-то древним и диким. Я глубоко вдохнула, наслаждаясь этим ощущением.
Щелчок зажигалки, и в темноте вспыхнул огонек. Света закурила, делая глубокую затяжку. Несколько секунд она молчала, а затем, выдыхая дым, заговорила:
— Слушай сюда, мелкая. Тебе здесь никто не рад, понятно? — Её голос был хриплым, уставшим. — Олег терпеть не может посторонних людей. А ты именно такая. Слепая, хрупкая, ничего не умеешь.
Я молчала, глотая ком в горле. Да, я знала это. Но было больно слышать вслух.
— Я научусь, — выдавила я.
Света фыркнула.
— Да? Ну, посмотрим. Пока что твоя главная задача — не высовываться. Тебя никто не должен видеть. Никто не должен слышать. Чем меньше про тебя знают, тем лучше. Поняла?
Я кивнула, чувствуя, как холод пробирается под одежду.
— Тут свои правила, — продолжила Света, стряхивая пепел на землю. — Олег — Альфа. Что сказал — то закон. Если хочешь выжить, держи язык за зубами и делай, что велят.
Я снова кивнула.
— И ещё... — Она замялась, словно решая, стоит ли говорить дальше. Потом выдохнула: — Он занимается... ну, скажем так, не самыми законными делами. Но тебе в это лезть не нужно. Запомни: не спрашивай, не вникай, не пытайся понять. Просто знай своё место.
Последние слова кольнули больнее всего. Моё место. Света так часто повторяла это за день, что я начала сомневаться, было ли у меня какое-то место вообще.
Я не ответила. Только подняла лицо вверх, ловя кожей холодный воздух. Хотелось запомнить этот момент. Хотелось понять, во что я ввязалась.
Света выкурила сигарету, затоптала окурок и развернулась, направляясь обратно в дом.
— Всё, холодно уже. Пошли.
Я замерла, ощущая на себе чей-то взгляд. Ветер пробежался по открытой коже, пробираясь под тонкую ткань свитера, но дело было не в холоде. Это ощущение было другим. Густым, тяжелым, цепляющим за спину липкими лапами тревоги.
— Что ты стоишь?! — рявкнула Света, и я вздрогнула, сбрасывая с себя странное чувство.
Может, показалось? Должно было показаться.
— Уже иду, — пробормотала я, шагнув в дом и прикрыв за собой дверь.
Кухня встретила запахом крепкого табака и засохшего хлеба. Света, похоже, всегда жила одна, и, судя по всему, убираться не спешила. Я молча прошла к своей комнате и заперла дверь на щеколду. Ветер за окном выл глухо и тоскливо, как будто тоже хотел спрятаться от чего-то страшного.
Опустившись на кровать, я нащупала свою дорожную сумку и осторожно достала из внутреннего кармана небольшую металлическую табличку. Она помещалась на ладони, гладкая, прохладная. Пальцы привычно прошлись по тонким линиям гравировки, очерчивая контуры лиц.
Мама. Папа. Сестра.
Они были здесь, в этом куске серебра, в отпечатках моей памяти, в каждом сантиметре моей кожи. Я провела пальцем по знакомым изгибам — вот высокий лоб отца, вот мягкая линия маминого подбородка, вот сестринская улыбка. Раньше я могла чувствовать их тепло. Теперь — только холод.
Грудь сдавило, а в горле встал ком. Я сжала табличку, словно могла удержать ими тепло своей семьи, их запах, их голоса.
Но оставалась только холодная сталь.
Теплая капля скатилась по щеке, впитываясь в подушку. Я смахнула слезу, но следом пришла другая, и еще одна. Одиночество сжимало ребра ледяным обручем, не давая вздохнуть. Я оказалась в чужом месте, среди чужих людей. Никому не нужная, беспомощная. Никто не возьмет меня за руку, не скажет, что все будет хорошо.
— Спи, Роза, — пробормотала я себе, пытаясь загнать эмоции внутрь.
Но сон не приходил, оставляя меня наедине с тишиной, страхом и ощущением чужого взгляда, застывшего где-то в темноте.