Лебёдушка

1.5

Слов на ветер Эркки не бросал — ровно за десять дней до Рождества, поздно вечером пару раз тявкнул во дворе Вахти и практически тут же раздался стук в дверь. Марта поспешила в сени, но гость уже заносил туда отложенные в магазине товары: знал, что дверь дома никогда не закрывается.

- Эркки! Придала тебе хлопот...Как же ты — один…

- На снегоходе, Марта. Собираюсь тебе его оставить. Обычный конь — хорошо, а железный — ещё лучше. Оставлю канистру топлива. Как управляться с техникой — тоже покажу.

- Когда ж ты всё успеешь? Ночь на дворе…

- Не оставишь у себя?

- Эркки... - словно стержень какой у Марты внутри сломался, притулилась к дверной притолоке. Лицо усталое, потухшее какое-то. - Ты же сам сказал, что чувствовал: последний раз то был, в жаркой сауне…

Сгрёб её Эркки в охапку, в глазах отчаянье плещется:

- Не прогоняй, Марта! Христом-богом прошу — не прогоняй! Не притронусь, если не захочешь. Как пёс у порога спать буду всю ночь. Не прогоняй только!

- Отпусти, окаянный, - отпихивает его Марта, улыбается, а у самой глаза от слёз влажные. Никто никогда не видел, как Марта Ниеминен плачет. Снова слабину дала - перед Эркки раскрылась. Ох, сильно старинное проклятье, калечит людям судьбы, как прутики ломает! - Не ведаешь, что говоришь! Через неделю — под венец, а ты любовницу божьим именем о грехе молишь…

- Не любовницу, Марта. Любимую. Никого так не любил, как тебя. Никого, видимо, и не полюблю. Вот сказала ты: «Женись на Аните — не прогадаешь». Женюсь. Я-то не прогадаю. А она?

Марта на скамью в комнате опустилась, руки на столе — безвольными плетьми, а на руках — головушка бедовая.

- Ооооооооох, Эркки-Эркки, что ж мы с тобой наделали!

- Да ничего мы не наделали! Нет ничего постыдного в любви! Скажи только, что любишь, что согласна моей женой быть — уедем отсюда, начнём новую жизнь!

- Если б всё так просто было! Не могу я! Знаю, что не особо современные люди в проклятья родовые верят, но кому как не мне знать: нет ничего могущественнее слова человеческого! И оживить и у***ь в считанные секунды может. А сильные чувства, будь то любовь или ненависть, тем словам тысячекратно силы прибавляют. Некоторые так проклянут — словно печатью слова свои скрепят. А печать ту не сломать, не разрубить, не расплавить...Много я уже тебе своих тайн открыла, Эркки, пришла пора главную рассказать... И ты иди, послушай, - заметив высунувшуюся из приоткрытой двери в спальню русую головёнку Кайсы, добавила Марта… - Носки надень, чтоб ноги не замёрзли!

Девочка послушно натянула вязаные бабушкой носки, сняла со стула большую цветастую шаль, укуталась в неё и устроилась на скамье напротив Марты, поближе к Эркки — вдруг и правда бабуля что-то страшное расскажет?

- Из очень давних времён у проклятия нашего рода корни растут, - повела свой рассказ Марта. - Началось всё с твоего пра-пра-пра-пра-прадеда, Кайса. Точного имени его не сохранилось, но, возможно, звали его Лодуром. А имя той, кому мы проклятьем этим обязаны, даже и произносить не буду. Ни к чему лишний раз судьбу испытывать.

Предки наши родом из Дании. Случилось всё, о чём я расскажу, в те времена, когда страна уже приняла христианство. Но оставались среди датчан такие, кому ближе и понятнее были традиции викингов. Вот среди них и жили те, от кого наш род идёт. По максимуму старались беречь наследие прошлого. Тяжеловато им приходилось. Минули времена целого сонма скандинавских богов. Тех, кто в согласии с древними богами жил, к ним прислушивался, им служил и им приносил жертвы, правдами и неправдами в церковные объятья загоняли.Теперь Богу положено быть одному - хоть и в трёх лицах. И поклоняться полагалось только ему, да перед служителями Церкви трепетать благоговейно. Несогласных жестоко наказывали, а то и убивали. Забирались подальше в глушь те, кому новый жизненный уклад не по душе пришёлся. Жизнь вели такую же, как их пра-пра-пра-прадеды: пасли скот, ловили рыбу, ездили торговать в соседние страны…

Слышали ли вы, что почти в каждом крупном поселении викингов были свои лекари-ведуны, предсказатели, ясновидящие? Селились, как правило, на отшибе, а то и вовсе в некотором отдалении от деревни. Люди без их помощи и советов жизни своей не мыслили, но боялись, как боятся всего непонятного. По себе теперь чувствую, что не лишено мудрости подобное решение: ни к чему лишний раз людей дразнить, напоминать о своей необычности...Так вот, для ведунов с наступлением христианских времён опасностей прибавилось: за деяния "колдовские" могли на костёр святой инквизиции угодить.

Та, что проклятье на наш род наложила, много силы имела, никто ей не указ был. Говорят, боги её особо привечали и предупреждали об опасных временах. Так оно или не так, да только исчезала  Ведунья всякий раз, как монахи являлись в деревню, где жил Лодур. Из любви ведуны свою силу и энергию черпают, хоть и живут в основном в одиночку. Есть несколько дней в году, когда нужна им пара, чтобы не терялся Дар. А ведунье той наш Лодур уж больно люб был. Выбрала она его суженым на особую ночь и подослала с приглашением старого пастуха, что за деревенским стадом следил. Тот послание по адресу передал, но Лодур только засмеялся в ответ и сказал, что сумасшедшей бабе в его постели делать нечего. И что у него уже есть жена, с которой он счастлив и всем доволен. Что ждут они сына — милостью богов, не последнего. Что никуда он не пойдёт назначенной ночью, будет с женой рядом, потому как рождение первенца как раз в эту пору ожидается. Пастух, как мог Лодура увещевал не злить Ведунью, выполнить, что та просит — с него не убудет. В итоге Лодур взашей старика из дома выгнал, повелев передать Ведунье, чтобы искала себе другую игрушку. Что тому делать? На трясущихся ногах пришёл к провидице, передал всё, что наказано было легкомысленным Лодуром. Разгневалась Ведунья не на шутку, но на старике зло не сорвала, отпустила с миром.

А в ту ночь, когда жена Лодура мучилась, истекая кровью, не в силах разрешиться от бремени, пришлось уже нашему гордецу посылать за Ведуньей и обещать ей золотые горы, только чтоб помогла матери и ребёнку.

- Золотых гор мне не нужно. Мне нужен был ты. На одну только ночь. Но тебе гордыня глаза застила — не видел, что богам угодно. Что ж теперь от меня невозможного требуешь? Не могу я жену твою спасти.

В ногах Лодур у Ведуньи валялся, выл как раненый пёс на луну. Но та лишь стояла и смеялась, глядя на его унижение. Потом разделась, легла рядом с женой Лодура, что дышала тяжко на грани жизни и смерти, и сделала последнее предложение:

- У тебя осталось несколько мгновений. Ляжешь со мной — спасёшь жену и сына. Нет — на том и разойдёмся.

Деваться Лодуру некуда — только сбросил поскорее одежду, да попытался удовлетворить желание Ведуньи. Тошно было на душе, тело слушаться не желало, но любовь к жене и надежда увидеть живым первого сына придавали сил.

Когда Ведунья получила своё удовольствие, жена Лодура на несколько мгновений пришла в себя, напряглась и родила хорошенького и здорового мальчика. Но сама умерла. А Ведунья, уходя, обернулась и молвила:

- Мог ты, Лодур, разбогатеть и прославиться — стоило тебе в первый раз на мой зов откликнуться. А теперь род твой будут преследовать лишь несчастья да отчаянье. На жизнь тяжким трудом зарабатывать будете. И в любви вам счастья не видать: как только полюбите кого всем сердцем — так кому-то из пары недолго жить осталось. Ежели вдруг вторая любовь к оставшемуся в живых придёт — погибнут оба, не исключено, что мученической смертью. А чтобы меня не забывали, вашему роду от меня подарочек — Дар ведать, предсказывать и излечивать. До седьмого колена проклинаю твой род, Лодур! В следующий раз сто раз подумаешь, кому отказываешь…

В комнате стояла звенящая тишина, лишь громко тикали старинные часы на стене, да потрескивал огонь в печи...Кайса во время рассказа бабушки подобралась ещё ближе к Эркки и тот крепко обнял её, прижал к себе... Оба и не замечали, что одежда у Эркки влажная от растаявшего в тепле снега, так увлёк их Мартин рассказ.

А Марта подошла к ведру с колодезной водой, набрала полный ковшик, жадно выпила половину, остатки принесла с собой, поставила на стол...Помолчала ещё несколько минут, глядя на собственное отражение в оконном стекле, потом продолжила.

- Если думаете, что это всего лишь сказка, вот вам её продолжение. Лодур испытывать судьбу не стал. До самой смерти жил один, растил сына - назовём его Харальдом. Когда тот вырос, всё у него складывалось, как надо: большой дом, красивая жена и любимый сын-первенец. Но однажды, когда Харальд отправился на ярмарку в столицу, на их небольшую деревушку напала шайка сорвиголов-грабителей. Дом Харальда разграбили и сожгли, жена его спрыгнула со скалы с ребёнком на руках, чтобы не попасть в плен. Женщина разбилась о камни, мальчика волны вынесли на берег и местный калека, спасшийся от разбойников лишь потому, что отправился накануне за хворостом далеко в лес, спрятался вместе с ребёнком в охотничьей хижине до возвращения Харальда. Калека этот и рассказал сыну Лодура, что случилось с жителями деревни. Несколько дней прятались бедолаги в лесу, потом отправились в путь — искать новое пристанище, строить новый дом. Путешествие вышло долгим и в конце концов завершилось в Швеции. Отправился туда Харальд с торговым судном, продал удачно шкуры, которые с собой привёз и решил остаться. Понравилось ему на Готланде, да и местному правителю хорошие воины совсем не помешали бы. Так что за домом дело не стало: пара военных походов и сладил дом лучше прежнего. А где дом — там и женщина должна быть. Хорош собой Харальд да обеспечен: жених выгодный. Из невест очередь выстроилась. В итоге выбрал не ту, что король навязать хотел, а ту, что по душе да по сердцу пришлась. Справили свадьбу — и что бы вы думали? В первую брачную ночь обрушилась скала, под которой Харальд свой дом выстроил. Молодожёнам камнями все косточки раздробило. День отмучились, к следующему утру померли оба.

Остался в живых лишь мальчик — сын от первого брака, Хьялмар. Сценарий его жизни повторяет отцовский, разве что не в воины подался Хьялмар, а в рыбаки. Тяжким трудом хлеб свой зарабатывал — помните слова Ведуньи? Пришло время — женился, жена Лотта через год двойню родила. Однако мальчик слабым да болезненным оказался и вскоре умер, а девочка выжила. Да только и эта радость долго не продлилась. Совсем крохой осиротела Сельма. Прилетела её матери с городской пристани дурная весть: Хьялмар утонул во время шторма. Помыкалась его вдова с малышкой, едва не померли с голоду обе. Пожалел Лотту капитан проходящего мимо торгового судна, взял на борт и  доставил на Оланд, к брату.

У брата большая семья: старики-родители, жена, да детишек орава - мал мала меньше. Помогала Лотта брату по хозяйству, да торговала на рынке пирогами, что пекла на пару с братовой женой. На рынке её и присмотрел один из местных жителей, тоже рыбак, как и Хьялмар. Времени даром не терял — на следующий же день посватался. Лотта долго не соглашалась — знала о родовом проклятье. Брат злился - лишние рты были в тягость, хоть и старались помочь, чем могли. Пришлось вдове Хьялмара ответить жениху согласием. Сыграли скромную свадьбу, переехала в мужнин дом, который он не так давно перестроил в расчёте на большую семью. А через месяц сгорели они оба в этом доме. Говорят, одна единственная молния в ту ночь сверкнула — и прямо в дом ударила. Полыхнули стены, как сухой порох — мгновенно занялись жарким костром. Соседи аж уши затыкали, чтобы не слышать криков несчастных. Никто не понял, почему они не выскочили в окно или в дверь. Да не удивлюсь, если помешала им нечистая сила. Сельма в живых осталась лишь потому, что на ту неделю к дяде отправлена была, помогала тяжело заболевшего родственника выхаживать.

Снова Марта протягивает руку к ковшику, делает пару глотков. Слова обжигают ей горло, но нужно выпустить их все на волю, поведать историю до конца.

- Сельма — моя бабушка. Вот уж у кого точно был дар ведуньи! Заговаривала болезни и людям и животным. Да только из-за дара своего на Оланде она не прижилась. Ни одна деревня не приняла, как свою. Жила одна, на отшибе - почвы каменистые, урожаи хилые. По стопам отца пошла - взялась рыбу ловить. Как могла концы с концами сводила - пока не провалилась зимой в полынью и не подхватила воспаление лёгких. Еле выкарабкалась Сельма из той болезни и решила, что отправится с острова куда угодно. Вот куда пойдёт первое же судно из их гавани, туда и поедет! Загаданное судно направлялось в Финляндию — за дёгтем и лесом. Таким вот ветром занесло семена древнего рода викингов на финскую почву. Замуж Сельма вышла за охотника Пертту. Муж был замкнутым да свободолюбивым: людей сторонился, подчиняться никому не хотел... В итоге забрались они в эту вот глушь и жили в старой охотничьей избушке, что тут испокон веков стояла. Детей у них долго не было, Сельма уже и обрадовалась, что Ведунья просчиталась — на ней век Лодуров прервётся. Да только в ту весну, когда её мужа медведь заломал — ружьё заело на охоте — она поняла, что беременна.

Не представляю, как она тут выжила одна, с маленьким Антти. Но ей посчастливилось дождаться того момента, когда сын вырос, выстроил большой и крепкий дом и привёл в дом молодую жену — Айно. Дальше ты, наверно, знаешь, Эркки?

Мужчина помотал головой и тоже сделал несколько глотков воды из принесённого Мартой ковша.

- Айно родила слабенькую девочку, которую назвали Мартой. Если бы ни Сельма, может, и прервался бы род, не дожидаясь дальнейших колен. Бабушка меня выходила. До конца жизни она надышаться на меня не могла: так сильно любила. Всё нерастраченное тепло, всю нежность да ласку мне отдавала. А родителям-то и хорошо: отцу много работать приходилось, а мать вечно болела...Всему, что я знаю о травах, бабушка меня научила. Но Дар видеть и предсказывать - он пришёл позже...После того, как Юхани не стало...

Я вот часто думаю: почему нас самих этот Дар уберечь от беды не может? Ни одна не смогла увидеть или почувствовать беду надвигающуюся. Хотя, может и в этом заложена злая шутка Ведуньи. Моя мать, Айно, страдала от здешнего климата страшно. Да только мужа своего, Антти, слишком любила для того, чтобы выдернуть его из той почвы, на которой тот укоренился и вырос. Умерла мама молодой, от чахотки. Антти сильно горевал. Умудрился даже розы вырастить, каких тут отродясь не видывали. Мне он про родовое проклятье рассказал в тот день, когда увидел нас с Юхани на берегу озера...Я не поверила, думала совсем старик из ума выжил. А потом случилась война...И забрала моего жениха синеглазого. Мы ведь даже пожениться не успели перед его отправкой на фронт. Сказал: «Как только отпуск дадут — сразу к тебе, тут и поженимся»... Не дождался отпуска…

Голос у Марты дрожит, но она собирает оставшиеся силы — у истории совсем небольшой кусочек недосказанным остался.

- Так что грешна я перед богом и людьми: Лиису родила невенчанной. После войны наврала, что документы сгорели, а когда новые оформляли — и себе и дочери взяла фамилию Юхани...Ну, про Лиису вы всё знаете...А ты, Кайса, выходит — последнее, седьмое колено рода Лодуров. Но чем твоя история закончится — я не вижу...Тебе самой придётся свой путь прошагать — может, и тебе Дар откроется.

- Постой, Марта, может, то, что ты официально не расписана с Юхани, не делает его твоим первым мужем? - голос Эркки после долгого молчания звучит вороньим карканьем.

Марта горько улыбается.

- Не ищи лазеек, Эркки. Какие в древности официальные документы были? Проклятье Ведуньи знает, кого ужалить. С документами ли или без оных, но я его очень любила…

- А меня? Меня ты хоть немного любишь?

- Не немного, Эркки... Последнее ты моё женское счастье в этой жизни. Вот поэтому не хочу я, чтобы задавило нас какой-нибудь обрушившейся скалой, или пожаром в головешки превратило... Как обычно, в том, что меня самой касается — Дар молчит. Не ведаю я, что там ещё в рукаве у Ведуньи для Лодуров припрятано…

Ни Марта, ни Эркки не заметили, что Кайса уже несколько минут загибает пальчики и что-то шепчет. Наконец, она подняла взгляд на бабушку и радостно улыбнулась.

- А ты, бабушка, считать не умеешь. Это не я — последнее колено. Это — Лииса.

- Ох...и правда! Да только нам от этого не легче - где Лииса и что с ней, мне тоже неведомо. Настращала тебя, на ночь глядя...Спать-то одна сможешь или с тобой лечь?

Девочка зыркнула озорными глазами на Эркки и фыркнула:

- Вот ещё, можно подумать, одного сторожа мало: Вахти караулит, кто ж меня украдёт? А коль Ведунья надумает прийти, уж я ей покажу, как над добрыми людьми измываться!

- Чур тебя! Не к ночи будь помянута та Ведунья…

- А я не боюсь! И тебя защитю...защищу, если явится!

- Всё, успокаивайся, вояка! Молока дать?

- Давай. Можно я кружку с собой возьму? Вам же ж ещё поговорить надо, не буду мешаться под ногами! Спокойной ночи, бабушка Марта! Спокойной ночи, Эркки!

- Спокойной ночи, Кайса!

Марта поцеловала тёплую девчоночью макушку, придвинула к кровати табуретку, на которую пристроила кружку с козьим молоком, заботливо подоткнула внучке одеяло и вышла, тихонько притворив дверь…