Руна

Глава 12

Вновь 1903 год…

До избы она не поспела, оттуда толкаемый кулаками в морду вылетел солдат. Лупил по нему конвойный.

- Куда метил!? Штраф за всех платить будешь? А?

- Я ж не думал, что они бежать, - солдат был самым молоденьким, на первый конвой повел по этапу в сопровождении.

А тут такая беда.

Руна остановилась, наблюдая, как они сцепились и один готов у***ь другого. Из караульной избы вышел полуодетый офицер.

Тень офицера накрыла двоих конвойных, как саван. Сапоги гулко ударили по мерзлой земле, когда он шагнул вперёд. Голос — ледяная сталь, без права на ошибку:

— Команда смирно!

Двое дёрнулись, как марионетки, спина к спине. Тот, что только что лупил напарника, щелкнул каблуками, челюсть сжата до хруста:

— Ваше благородие! Докладываю — побег! Через запруду, в лес!

Офицер не моргнул. Только веки дрогнули, будто перед ударом. Когда он заговорил, слюна брызнула из-за стиснутых зубов:

— "ВСЮ ПАРТИЮ — В ЦЕПИ!" — рёв разорвал ночь, эхом откатившись от стен острога.

Пауза. Ветер донёс запах страха с мокрых шинелей. Офицер вдруг прищурился, голос стал тише, но острее:

— Сколько?

Конвойный выдохнул, будто плюнул:

— Трое. Пока эти шлюхи визжали.

Костёр захрустел, будто смеясь над ропотом мужиков. Бабьи голоса в избе взвизгнули выше — кто-то уронил котелок, кто-то запричитал, как по покойнику. В воздухе повисло тяжёлое знание: цепи — это не просто оковы. Летом они ломают суставы, зимой выедают холодом кости, а сейчас, в этот проклятый осенний промозглый вечер, когда даже кафтаны не выдали, они станут пыткой для всех.

— "Ох, горе-то... Что б тебя, беда за бедой..." — шипение пошло по кругу, как зараза.

Руна встретила взгляд Ильи — жёсткий, как удар топора. Да, это его промах. Его беда. И всё потому, что её спасал. Значит, и её вина тут есть. Но он уже шагнул к офицеру, сапоги вбиваются в грязь чётко, будто отмеряя последние секунды перед бурей.

Офицер обернулся, увидел его — и рука непроизвольно потянулась к кобуре. Но Илья уже близко, слишком близко, и в его глазах горит не просьба, а приговор:

— Ваше благородие. Сделай милость — пусти на поиски. Мы беглых сыщем, чтоб вам со счету не сбиваться и перед начальством не отвечать. Ответственность, коли не выдам, — на мне.

Офицер прищурился, пальцы постукивали по ремню. Вдоль спины у него пробежала тень сомнения — а не подвох ли? Но мужики у костра уже зашептались, а бабы в избе притихли, слушая. Артельный способ: свои своих ищут — значит, цепи можно отложить. Выгода для всех. Тяжелый вздох. Офицер плюнул под сапог и кивнул одним резким движением подбородка:

— Ладно.

За спиной у Ильи кто-то сдержанно охнул — значит, не прогадали, выбрав его старостой. Руна же только стиснула зубы: "А если не найдём?" Но вслух не сказала ни слова.

Офицер в годах был, дело свое знал, также как и каторжного брата, и на варнацкое слово чуйку имел.

– Ступай.

Илья стоял как вкопанный. Начальнику, конечно, было плевать — лишь бы циферки в бумагах сходились. А там хоть трава не расти, хоть трижды меняй подпись в ведомости.

— Кого-нибудь взять, в помощь? — брякнул он, сразу смекнув, в чём заминка.

— Её. — Илья ткнул подбородком в Руну, и в глазах его мелькнуло что-то твёрдое, как камень в мутной воде.

Офицерская рожа скривилась — сначала ехидная ухмылка, потом смешок, от которого по спине побежали мурашки.

— Охо-хо, шутник! Мало тебе там, под гарью-то?

Илья ощерился белоснежными зубами, кивнул на покосившуюся баню за спиной и развёл руками: Видите, ваше благородие, весь я как на ладони — с потрохами, с печёнками.

А Руну будто ветром с ног сбило. Медяк в её руке стал липким от пота, а в животе завыло так, будто там поселился голодный зверь. Ну зачем я ему? — пронеслось в голове.

- Добрый человек всегда найдет, как провести время с пользой и выгодой.

Офицер медленно обвел Руну оценивающим взглядом, губы кривились в скептической гримасе. Эта доходяга, еле ноги волочащая, поможет в поимке трех беглых? В его взгляде мелькнуло циничное понимание - ну разве что в качестве приманки... Или утехи. Все равно далеко не убежит - либо ноги подкосятся, либо те трое сами прикончат.

- Пс-м, бери-и, - сквозь зубы процедил он, с отвращением махнув рукой и демонстративно отвернувшись, будто от чего-то нечистого.

Илья тяжелыми шагами подошел к Руне. Его мозолистые руки грубо выхватили у нее сверток с тряпьем и зажатые в потных ладонях жалкие монеты, которые он швырнул Косолапову - тому самому угрюмому мужику, что стоял у избы вместе с другими зэками.

- Сбереги. Утром или днем вернемся, заберем, - бросил он коротко, даже не удостоив того взглядом.

Косолапов поймал сверток, его налитые кровью глаза пялясь на них, не понимая и соглашаясь.

Рунино сердце забилось так сильно, что казалось — вот-вот разорвёт рёбра. Горячая волна ударила в горло, в пальцы, под кожу, будто кто-то влил в неё расплавленное золото. Она хотела этого. Боялась. Трепетала. Лес звал её с тех пор, как она помнила себя — шёпотом ветвей, запахом хвои, обещанием наконец-то стать собой.

Она ещё не оборачивалась. Никогда не решалась. Но граница была здесь — ржавая калитка, за ней — запруда, а дальше... дальше её мир. Тот, где люди ходят, не деля землю на «свою» и «чужую».

Илья замер, наблюдая. Его взгляд — потяжелел.

— Пойдём.

Она сделала шаг. Первый. Воздух в лёгких стал огнём, кровь — колоколом, бьющим в набат. Она боялась не леса. Боялась себя — той, что пряталась под кожей все эти годы.

Калитка скрипнула. За спиной остались люди, страхи, цепи. Впереди — она. Настоящая. Сглотнула, и перешагнула, сделала первый шаг на волю. Задохнулась от чувств в горле.