Хозяин уехал по делам.
Блондинку куда-то увели, а нас, оставшихся пленниц, разместили в мизерном сарайчике без дверей.
Каждая из нас выбрала себе место по душе и разместилась на земляном полу с остатками старого сена, от которого исходил отвратительный гнилостный запах мышиного помета и чего-то еще.
— А если она не гимнастка? — беспокоилась я за ту девушку, которую выбрал хозяин и которой и так пришлось несладко. — А что если она не умеет садиться на шпагат?
— Ты еще не поняла, как тут всё устроено? — отозвалась шатенка, которая выбрала место недалеко от меня. — Ее и спрашивать не станут. Возьмут и посадят. Сядет за одну попытку. Хоть на два шпагата сразу.
— Мне так жаль ее. Это бесчеловечно…
Я поджала под себя ноги и опустила голову, с опаской присматриваясь к настилу, на котором всё же придется спать.
— Ты себя лучше пожалей. Неизвестно, что нас всех ждет сегодня, и тебя в частности, а ты за нее волнуешься. Ей уже не помочь. Уверена, что мы больше ее не увидим.
— Надеюсь, здесь нет мышей… — предположила третья пленница и, брезгливо осмотревшись, подсела к нам поближе.
— О чем ты думаешь, дура? Хоть бы живыми остаться. И целыми. Продержаться бы подольше.
Отчитала её шатенка, у которой настрой был более боевой, в отличие от нас, а затем спросила меня.
— Как тебя зовут?
— Женя.
— А меня Аня. Будем знакомы. — сказала шатенка и протянула мне руку.
— Я Марго. — отозвалась третья. — За что ты здесь, Женя?
— Сама не знаю. Никому ничего плохого не сделала. Просто меня похитили и привезли сюда.
— Нас всех сюда поместили ни за что. И неизвестно, что будет с нами дальше.
— Почему же неизвестно? Известно. Нас либо убьют, либо продадут тому, у кого есть деньги. — произнесла шатенка Аня и хотела добавить что-то еще, но вовремя замолчала.
В сарай зашел один из наемников, по всей вероятности, младшего ранга. В руках он держал какие-то тряпки.
— Вот вам кровати. Через десять минут на построение. Опоздание карается. — предупредил он, бросил тряпье у входа и вышел.
— Это кровати? Спать на грязном рванье? Что эти простыни пережили перед тем, как попасть к нам? — покривилась Марго, поглядев на шматы постельного белья и побрезговав даже поднимать их с пола.
— Лучше не думать об этом. Лучше вообще ни о чем не думать здесь. А брать и делать, что велят.
Аня подобрала преподнесённое с барского плеча тряпье и раскидала на всех поровну.
— Берите, что дали, девочки. И скажите спасибо, что сейчас август, а не декабрь.
— Даже не знаю, как было бы лучше. Летом или зимой. — неуверенно высказалась я, вспомнив об умершей подруге. — Сейчас зной стоит — ну просто адский. Пить очень хочется.
— Понимаю тебя. И жду, что скоро нам принесут-таки воды.
— Ей же сказали, что кормить и давать пить не будут. — напомнила Марго о словах хозяина.
Не успели мы разложить «кровати», как наемник снова вернулся. И на сей раз с приказом касательно меня.
— Тебя требует Шалха. Он ждет на бойне. Поторопись. Он ждать не любит.
— А… Где тут… б***я? — поднявшись с пола, промямлила я дрожащим шёпотом. — Куда мне идти?
Так и не получив ответа, на ватных от ужаса ногах и со страхом в глазах, я вышла вслед за наемником.
***
Весь мир — это арена,
А клетка ждет тебя сзади…
Project Pitchfork, «Circus».
Наёмник привел меня на скотный двор и оставил возле загона со свиньями, с целью ждать дальнейших указаний.
В загоне происходили свинячьи бои. Несколько агрессивных особей, предположительно вепрей, дрались между собой, визжа и разрывая клыками плоть противника.
За этим неприятным процессом, непринужденно болтая, наблюдали двое — Шалха и кто-то низкорослый рядом с ним.
— Вот этот больной. Видишь? – сказала Шалхе женщина, указав на одного из участников битвы, самого слабого.
Если бы не женский голос, я бы и не догадалась вовсе, что она женщина.
На ней — мужская одежда; грудь перетянута чем-то тугим, чтобы её не видно было; голова и всё лицо, не считая черных глаз, закрыто платком.
— Я бы сама его заколола. Но не могу поймать. — продолжала женщина говорить ему с открытой нежностью. — Он меня невзлюбил. Не подпускает к себе. Поможешь?
— Разумеется. Ты же знаешь, что для меня это — одно удовольствие. — довольно усмехнулся Шалха.
Напоследок оказав этой женщине теплый знак внимания тем, что коснулся пальцев её руки, Шалха ловко перепрыгнул через ограждение загона и направился к испугавшимся его и сбившимся в один угол свиньям.
Пока та загадочная женщина, имевшая для него определенную значимость, придерживала калитку, Шалха выволок из загона неистово сопротивляющегося огромного вепря и без особых усилий повалил его на землю.
Вытащив висевший на ремне длинный нож и на время зажав его между зубами, Шалха придержал кабана одной рукой, а другой взял нож и полоснул ему по горлу точным и натренированным движением.
Всё это время кабан визжал.
Так истошно и душераздирающе, что я в слёзы, и мурашки ужаса по телу забегали. На ногах еле устояла от нахлынувших эмоций — так жалко стало мне несчастное животное. Кровь с его шеи струёй хлещет, а он еще живой. Извивается, ревёт, очень хочет жить. Как и все мы здесь.
К счастью, это сущее м*****е для кабана и для меня продлилось совсем недолго. Шалхе приходилось резать свиней не раз, и справился он с этим довольно быстро и уверенно. А затем, когда кабан вскоре перестал подавать признаки жизни, взял тушу за ноги и потащил.
— Помогать мне будешь.
Сообщил Шалха и кивнул, чтобы я последовала за ним. К отдельно стоящему зданию из кирпича, по виду, недавно построенному.
Здесь же, в этом здании, располагалась коптильня. А перед зданием — рукомойник и стол.
Тот самый.
Жуткого вида металлический стол, на котором мне уже довелось поваляться сегодня.
— Как помогать? Подержать надо?
Не понимая, какую от меня он ждет помощь, спросила я хриплым от слез шепотом и не решилась подойти к туше.
— Нет. Пока сам. Скажу, когда. — Шалха обсмалил специальный нож и принялся за дело.
Я осмелилась поглядеть на происходящее уже тогда, когда свиная туша была полностью черна.
Вода стоит. В ведре. Возле стола. Не кристально чистая, но… Вот бы попить… Вот бы сделать хоть один маленький глоток…
— Счищай. — вскоре поступил от него приказ к действию.
— Как…? — с ужасом спросила я.
— А вот так.
Шалха наглядно показал, как надо скоблить тушу, и следом доверил мне сие нелегкое занятие.
Пока он объяснял, что такое «счищать», я незаметно украла со стола спички. На всякий случай. Спички однозначно могут пригодиться.
А затем, после того, как частично выполнила, что от меня требовалось, и нож поменьше прибрала. В надежде, что Шалха не сразу спохватится. Однако мне не удалось унести нож незамеченной.
— Куда дела? — спросил Шалха строго, буквально спустя несколько секунд заметив пропажу со стола.
Я соорудила вид, что не понимаю, о чем меня спрашивают.
— Нож. Где он?
— Я… не видела…
— Мне обыскать тебя? Или сама отдашь? — грозно произнес Шалха, подойдя ко мне впритык.
— У меня нет…. Может упал… Пожалуйста! — вскричала я от страха, когда Шалха схватил меня за волосы и больно дернул.
— Ты со мной не шути, дрянь. Мне без разницы, кого резать. — свирепо прохрипел он свой неоспоримый аргумент.
Мне ничего не оставалось, кроме как отдать нож, который до того удачно припрятала в штанине.
— Смотри мне.
Мстительно сверкнув глазами, Шалха отошел от меня и продолжил заниматься разделкой туши.
Наблюдая впервые в жизни за этим тяжёлым для восприятия процессом, я не смогла вести себя так, как требовалось. Не сдержавшись из-за невыносимой жажды, я упала на землю и потащила на себя ведро с водой. Надеялась попить, но по неосторожности опрокинула его.
Само собой, Шалха заметил это и оставил на время разделку.
— Умоляю, пить… Дайте пить…
Кусая высохшие губы и хватая ртом душный раскаленный воздух полуденного зноя, я глядела на Шалху и почему-то верила, что он сжалится. Ведь теплилась та надежда, что в нем осталась хоть капля человеческого.
Но Шалха, выслушав мольбы и понаблюдав за моими моральными страданиями, решил поступить иначе.
— Тебя следует ознакомить с правилами пребывания в нашем «санатории для благородных дев». Пошли-ка со мной, девица. Настало время заняться твоим воспитанием.
Шалха схватил меня за ворот и отволок в небольшое помещение, также предназначенное для бойни и разделки туш.
Лампа сильная.
Устрашающая лебедка на потолке.
Там уже раздел меня догола и связал, подвесив к крюку головой вниз. Затем поднял на лебедке к потолку и, вытащив ремень из брюк, выпорол.
Отчаянная решимость дорого мне обошлась. Но я тогда не знала, что это только начало моих испытаний.
— Повиси тут немного. Потом к тебе вернусь. Никуда не уходи, я быстро. — сказал Шалха и покинул помещение.