СОЛНЕЧНОЕ ЗАТМЕНИЕ-Часть первая

2.3

Голос, доносившийся из устланного коврами будуара, намеренно был настолько громким, что его, заткнув уши,  можно было расслышать во всех соседних комнатах.

— Когда я стану королем, — молвил сьир Лаудвиг в объятиях двух молодых особ, — все в нашем мире изменится! Да… перемены произойдут грандиозные! И самая главная из них:  я лично буду восседать на троне! Ха!

Закончив свою словесную патетику, Лаудвиг полез правой рукой под одну юбку, а левой — под другую.

— Ох… Ах… — в унисон протянули куртизанки над обоими его ушами, и получился шикарный эротический стереоэффект. Их голос кроме бушующей сексуальности не выражал никаких иных чувств.

— Порой, — продолжал Лаудвиг, проникая пальцами между ног пышногрудой зеленоглазой колдуньи, — я буду добрым королем. — Он виртуозно поглаживал ее сокровенные участки тела и с удовольствием наблюдал как та тихо стонет, а изумруды в ее глазах пьянеют и воспламеняются страстью. — Но порой, — другая его рука заскользила по гладким упругим формам рыжеволосой обольстительницы, — буду злым и жестоким! Все будет зависеть от того, насколько красивые женщины меня будут окружать. — С последними словами Лаудвиг, демонстрируя свою грядущую жестокость, так резко сжал пальцы, что обе вскрикнули и, часто дыша, принялись целовать его грудь.

Сьир Лаудвиг был очень красив. И красота эта, как неувядающее наследство, досталась ему от матери, ныне покойной Бланки. Вихри русых волос от природы были так лихо закручены, словно в лицо ему постоянно дул ветер. В бровях просматривался взмах крыльев тех самых мифических птиц. А ясные голубые глаза напоминали маленькие линзы, через которые можно было увидеть саму душу. Его взгляд обжигал и замораживал, пьянил и протрезвлял, сводил с ума и даровал рассудок. Ни одна красотка миража еще не избежала магии его взгляда. А теперь, когда Лаудвиг вдруг еще и оказался наследником престола, женщины нередко дрались между собой за право побывать в объятиях королевского сына. Сам же королевич по части женщин был далеко не только хорошим теоретиком. Спал как минимум с двумя одновременно. В его сладострастных вакханалиях вино шло в расход беспощадно. В то время когда многие сервы и свободные крестьяне экономили каждый кусок хлеба, не помышляя даже о горячительных напитках, Лаудвиг нередко разрешал своим подружкам купаться в вине. А пару раз даже занимался любовью ни где иначе, как в бочке с вином.

И сейчас, как видим, он если чем-то и страдал, то только не одиночеством. Две крашеные фурии в приступе экзальтации обвивали с разных сторон его тело и ласкали языками грудь. Одежда лишь слегка прикрывала их бесстыдство. Платья из этамина переливались всеми цветами мироздания, и почему-то только сейчас Лаудвиг заметил, что каждый цвет имеет свой полутон сексуальности. Если многие придворные дамы носили фижмы, то истые куртизанки ненавидели их всею ненавистью, на которую только были способны. з****************ю в фижмах было так же унизительно, как свершать благочестивые молитвы при абсолютно обнаженном теле. И, к тому же, неудобно весьма.

Лаудвиг выслушал два восторженных крика и освободил свои руки. Он воспринял эти возгласы, как виват своему будущему королевствованию. Женщины устало склонили к нему головы и, как бы стесняясь собственного стеснения, сдвинули ноги и поправили раскрывшиеся юбки.

— Да… когда я стану королем, то заимею себе сразу несколько спутниц жизни, — все тем же мечтающим тоном продолжал наследник престола. — А теперь, сударыни… давайте-ка поимеем маленько совесть и выпьем за упокой души моего братца Жераса.

Три объемные пиалы были наполнены лоснящимся кагором. Лаудвиг, торжественно подняв свою и заведомо зная, что больше половины вина прольется мимо рта, громогласно произнес:

— Да обретет же покой в Настоящем Мире душа покойного моего брата, и да успокоится от всех мирских беспокойств! — Увы… наследник престола был уже изрядно пьян, и не замечал не только чудовищной тавтологии своих слов, но и того, что все его вино уже вылилось на голову зеленоглазой леди.

Та громко рассмеялась, облизала губы и на той же эмфатической волне пьяного восторга, добавила:

— Выпьем за благословенную Тьму и за окончательное упокоение души покойного! — снова взрыв смеха.

Зеленоглазая хлебнула два глотка кагора, затем склонила голову чуть ниже пояса Лаудвига и прилипла губами к одному из членов его тела — тому, что постоянно торчал строго перпендикулярно самому телу.