Хроники Мидгарда

Летопись Кезона. Обоснованная ксенофобия

 Очнувшись в своей трехкомнатной квартире на проспекте Фрунзе, он нашел свое тело в очень печальном состоянии. Критическая стадия обезвоживания, не говоря уж о менее страшных, но весьма отвратительных гигиенических моментах. Остаток дня Кезон приводил себя в порядок. Отпаивался, насыщался, спал. По расчетам всего получилось около четырех суток отлучки из Реальности. Хорошо, что при нахождении в Мидгарде, все физиологические процессы замедлялись. Иначе – можно было бы и не дотянуть до возвращения. Через пару часов, пошатываясь, он смог дойти до мусоропровода и выкинуть испорченные продукты и одежду. У него, как у опытного игрока, всегда существовал запас всякой быстрорастворимой еды на такой случай. Не торопясь, методично исследовал обе свои двери на предмет проникновения посторонних – ответ отрицательный. Проверил свои ловушки–маркеры внутри квартиры, которые он всегда оставлял, чтобы понять – заходил ли кто–нибудь к нему в жилище за время отсутствия – тот же результат. Один комплект ключей он отдал Кораксу, второй находился у родителей. Родители жили в Иваново. Это конечно сотня километров, но все равно – на этой планете. Если нет доступа к одному комплекту, можно было попытаться заполучить другой. 

            Сам факт, что его не хватились, и никто не попытался о нем позаботиться, уже говорил о многом. Фактически обо всем. Он стал изгоем и там и тут. Кезон размышлял о причинах и не мог их найти. Насколько должны были озвереть его друзья, чтобы обречь его физическое тело в Реальности на гибель. Были победы, были поражения, но чтобы вот так – Игроков жестко и безапелляционно приговаривали к медленной смерти по естественным причинам – такого не было никогда. Что–то произошло. Кезон закрылся на все щеколды, зарядил помповый «ИЖак». Он пил, ел и напряженно думал. Свет в квартире не зажигал. Его по–прежнему здесь нет. Никто не должен знать, что он вернулся. По крайней мере, до завтрашнего дня. Кезон вынул из ушей наушники, отложил плеер и вновь забылся в тревожном сне. 

            Утром он проснулся, хоть еще и не до конца восстановившимся, но уже готовым действовать. Достал походную сумку. Разобрал и сложил в нее помповик, бросил туда толстый брикет наличных денег и смену одежды, в боковой карман сунул «слегка модернизированный» травматик с полным баллоном. Достал и припрятал в карман свежей рубашки документы и карточки. Смотал в клубок зарядки, кинул сверху планшет. У подъезда стоял припаркованный, длинный, как сигара его новенький «Ситроен». Весь в снегу. Кезон на всякий случай взял ключи и документы от машины, но все равно вызвал такси. К соседнему дому. С запасного сотового. Вышел из подъезда, огляделся. На город наползал новый рабочий день и ни кому не было дела до высокого худощавого парня со спортивной сумкой на плече. Кезон сел в такси и назвал одному ему известный адрес. Эту однокомнатную квартиру в двухэтажном старом доме на улице Карла Либкнехта, он приобрел полгода назад, отремонтировал и держал на всякий случай. Вот как раз навроде такого. Войдя в прихожую новой явки и заперев за собой дверь, Кезон в первый раз за сутки вздохнул спокойно. Теперь он в своем убежище, откуда можно производить вылазки и рекогносцировки. Включил висевшую на стене плазму, заказал по телефону горячий обед. По ящику не показывали ничего нового. Все по–прежнему воровали кто во что горазд и прикрывались умными фразами. Какая возмутительная степень тщеты в этом во всем происходящем! Глядя на жирную тушу политика, распаленно что–то доказывающего своему очередному высокоумного оппоненту, Кезона передернуло от омерзения. Воистину, честная абсолютная монархия лучше виляющей задом демократии! Он посмотрел на свой основной мобильный с погасшим экраном, решительно отложил его в сторону и набрал с запасного номер Олега Воронкова. После серии длинных гудков, в ходе которых абонент обычно тупо смотрит на незнакомый номер, прикидывая, кто же это может быть, трубку сняли.

            – Алло, – знакомый спокойный голос.

            – Привет пернатым.

            Пауза. Шок. Невольное оглядывание по сторонам.

            – Привет.

            – Говорить можешь?

            – Нет. Я перезвоню тебе, – короткие гудки.

Он перезвонил через два часа. Стало быть, уже успел принять решение и выработать линию поведения. И это, похоже, ему было сделать очень непросто.

            – Привет.

            – Привет, Ворон. Как ты уже понял, я вернулся.

            Тяжелый вздох.

            – Тебе повезло. Куда больше, чем многим.

            – В курсе. За что тебя держат в теле птицы?

            – Не принял новую доктрину. Ты дома?

            – Нет. В другом месте.

            – Ты осторожен. Это хорошо. Тебе следует проявлять осторожность.

            – Уже понял. Встретимся?

            – Где и когда?

            – Давай в «Спутнике», на Авиаторов. Через час. Успеешь?

            – Да.

            – Ты будешь один?

            – Конечно.

            – Тогда об остальном – при встрече. Пока.

            – Пока.

            – И спасибо.

            – За что?

            – Что не оказался сволочью.

            Тяжелый вздох.

            – Ладно, до встречи.

            Через три часа он пешком возвращался к себе на квартиру, колеся по улицам и безостановочно выкуривая одну за другой сигареты. Услышанное от Олега потрясло его, придавило, как гробовая плита отчаянием и чувством вины. Из девяноста восьми Игроков отправившихся с ним на покорение Запретного города вернулось чуть более половины. Все оказались отброшены на два–три уровня, в тела мелких млекопитающих и даже насекомых. Человек сорок просто вышвырнуло из Мидгарда. Мир отказывался вновь принять их, системники не срабатывали, и технического решения пока не было найдено. Четверо пропали без вести. Их тела поддерживались в реале усилиями медиков. В двух случаях родные были не в курсе, и Стратору пришлось приложить максимум усилий, чтобы избежать огласки. Пятеро сошли с ума от мучительной кончины в Мидгарде. Смерть от гипоксии – жуткая смерть. Среди них – Теренций Дентер, один из самых верных сподвижников Кезона, его старый приятель и всеобщий любимец. Его жена Юлия, в Мидгарде – Эмилия, выдержала два дня, наблюдая  слюнявый овощ в кресле–каталке вместо любимого мужчины. А потом обезумев от тоски, выбросилась с балкона и разбилась насмерть. У всех пострадавших и в Мидгарде и в Реальности остались друзья, родные. Общее несчастье сплотило всех. На ее похоронах многие поклялись отомстить Кезону при встрече за то, что он натворил, потому что ярость требовала выхода, а иного виновника не было. В каком угодно обличье. Безразлично, в реале или Мидгарде. Любым доступным способом. Покарать самовлюбленного мерзавца, чья непомерная жажда славы стоила Баркиду так дорого. 

Корнелия, его жена в Баркиде решительно открестилась от своего мужа, осудив его деяния наравне со всеми. Он помнил – она всегда была против этой военной экспедиции, пыталась его отговорить даже ценой их разрыва. Даже не явилась в гавань  посмотреть на их отплытие. Сивилла, пророчица, которая своим предсказанием направила Кезона на осуществление этого чудовищного по результату замысла – овладеть Запретным городом и входом в Йотунхейм, укрылась в своем убежище в Тарпейских горах, и с тех пор ее никто не видел. Старая ведьма поступила правильно. Останься она – не избежать ей мучительной пытки на площади Капитула. Ульпий заочно приговорил ее к закапыванию в землю живьем. Коракс, вернувшись и застав у власти Стратора с Ульпием, возмутился и попробовал поднять восстание. С тех пор сидел в клетке в теле ворона и питался червями. Но власти пошли на попятный, и через пять страж ему было обещано помилование. Он просил оставить их встречу в тайне. Кезон до сих пор оставался в Мидгарде вне закона. В Реальности народ немного поостыл, но Олег Воронков не смог поручиться за его жизнь – слишком велика оставалась ненависть к его персоне и тому, что он сделал.

Он шел по заснеженной улице и не видел, куда несут его ноги. Ужас, переполнял все его естество. Никогда он не был так близок к смерти, как в те минуты. Забежав на Октябрьский мост, он смотрел на скованную льдом Волгу, борясь с желанием броситься вниз и все прекратить. Планы мести рухнули, уступив безотчетному желанию забыть произошедшее, словно ночной кошмар. Он истово тер кусками ледяного наста щеки и шею. До кровавых ссадин, стараясь болью вернуть себе рассудок. Потом в исступлении грыз куски снега, рыча по–звериному. Но не зря о нем говорили, как о самом великом Игроке всех северных локаций, человеке, объединившем под знаменем Баркида все, до чего он смог дотянуться. Постепенно безумие отступило, вместе с возвратившимся сознанием в нем выкристаллизовалось решение и воля, чтобы его исполнить. Раз все объявили ему войну, вмиг сметя с пьедестала недавнего кумира, он примет вызов. У него просто не оставалось иного выхода. Он докажет всем свою правоту, разыщет и покарает виновных. Раз для этого нужно жить – ему придется жить. Раз для этого придется бороться – он будет бороться.