Палачи и жертвы

13

Повернувшись к Курбанову, он хотел, чтобы тот подтвердил его слова, а тот отрицательно покачал головой. Жуков крикнул:

- Горохов, оставь нас! Оставь!

Обалдевший Горохов вышел из кабинета. Жуков привстал, вытряхнул кое-как липкую грязь, прилипшую к его кителю, и заново сел за стол:

- Ты че, не нормальный или впрямь такой храбрец? Я же первым прикажу, чтобы тебя послали на передовую. Теперь я уже вынужден это сделать. Чего ты добиваешься, а?

- Я не боюсь смерти. Для меня не важно, сколько прожить, главное как прожить.

- Ну хорошо, это ясно. Здесь уже никто не боится смерти. А зачем ты старшего то по званию не уважаешь? А? Ты где воспитывался?

- Когда нечем крыть, я крою матом.

- Слышь, Курбанов, а че это ты мне тыкаешь? Я же старше тебя во на сколько лет.

- Обращение вы надо заслужить генерал. Пока ты этого не заслужил.

- Ну а ты, я вижу, жить не заслужил. Ты скоро умрешь, солдат.

- Кто скоро, кто не скоро. Все мы умрем. Аллах милостив, генерал.

- Н-да...Выпьешь со мной, Курбанов?

- Нет, я не пью.

- Как? Ха-ха (смеется). Ты отказываешься пить с Жуковым?

- Да мне плевать ты кто. Я вообще не пью. Я никогда не пил.

- А зачем? Что, болеешь чем-то?

- Я из семейства пророков, по нашему это называется сеид. Нам нельзя, понимаешь?

- Эх,...понимаю, понимаю...А откуда ты родом, а, Курбанов?

- Из Баку.

- А, Баку, нефть, Каспий. Эх, плохой ты солдат, Курбанов. Не хочешь ты стать генералом. Надо стремиться наверх, к лучшему. А ты, тьфу (плюнул на пол), так и умрешь, грязным солдатом.

- Мне не нужна власть. Власть хотят и любят рабы. Только раб хочет власти, чтобы иметь рядом своих рабов. А я не раб, поэтому и не хочу власти.

- Выходит так, что я раб? Ха-ха! Курбанов, это же смешно!

- Ты раб, самый настоящий раб, который имеет хозяина, и который тоже имеет своих рабов. Сознание у вас у всех одинаковое, т.е. рабское. Когда выдают черное за белое, то гуляет серость. И чем больше этой серости, тем она коричневая. Тебе дали власть, вот ты и властвуешь, имея рядом с собой и рабов и хозяев. Все вы рабы.

- Умный ты, я вижу.

Жуков еще раз выпил граммов 100 водки, и уже ничем не закусил. Да и нечем было закусить, он все слопал. На тот момент, а еще вечер не наступил, он уже выпил целых два литра водки. Поэтому он тарабарил, говорил криво и косо, вечно икал, и один раз чуть не вырвал. Еле сдержал себя. Курбанов с презрением посмотрел на него, и отвернулся. "Горохов!', кликнул своего врача Жуков. Горохов тут же появился.

- В разведроту его! Ясно? Выполнять.

- Есть товарищ генерал.

В тот же день, поздно ночью, небольшой отряд разведчиков, в числе которых был и Курбанов, пошел на задание, и ...не вернулся. Вернулся всего один воин, сержант Бобров. Курбанов, вместе с другими солдатами, попали в засаду, и были как рябчики перестреляны врагом. Это известие успокоило Жукова. Он сидел у себя в комнате такой, довольный, весь красный и пьяный. Рядом сидел Горохов, и докладывал о том, что Курбанов убит пулей врага.

- Правильно, поделом ему, чурке этому.

- Сам он нарвался, товарищ генерал, сам виноват.

Жуков внимательно посмотрел на Горохова с ног до головы.

- Горохов, а ведь этот Курбанов, он мужик, понимаешь, мужик настоящий. Просто такие меня здесь не устраивают. Не повезло ему со временем. Такие как он, должны были родиться и жить давным-давно, в средние века, но не сейчас.

- А, понятно.

- Да ничего тебе не понятно. Знаешь Толян, что я сейчас хочу.

- Что, товарищ генерал?

- Бабу хочу я сейчас, бабу. Понимаешь?

- А... А где же найти то щас бабу, Георгий Константинович?

- А ну ка, сделай мне массаж, че то спина у меня болит. И дверь закрой, чтоб не мешали нам.

Жуков снял китель, лег на живот. Горохов, засучив рукава, приблизился к дивану, и начал своими мясистыми руками массажировать спину генералу Жукову. Он это делал не первый раз. Жуков любил массаж, это была одна из форм его отдыха. Но сегодня глаза у Жукова были какие-то сумасшедшие, какие-то не живые. Рассуждая таким образом, Горохов мощно тер спину генералу, а тот стонал и охал под ним.

- Послушай Горохов, давай желудок мне помассируй, а?

- Желудок? А зачем это?

- У меня он болит.

И с этими словами Жуков перевернулся на спину, лег удобно, и немного спустил вниз брюки. Горохова начали пугать данные движения хозяина, но Жуков гневно приказал ему:

- Давай, массаж делай, мать твою!

- Да, да,...товарищ генерал (испуганно).

И Горохов начал осторожно и очень мягко щипать своими пальцами кожу на волосатой пузе Жукова. И вот тут произошло то, чего больше всего боялся Горохов. Жуков, закинув одну руку за голову, другой рукой вытащил из под брюк своих возбужденный уже п**********н.

- И его помассируй, Горохов. А то он соскучился по бабам, обижаться начал на меня.

Горохову ничего не оставалось делать, как выполнить приказ командующего Воронежским фронтом. Он взяв в руки теплый и толстый член Жукова, начал гладить его пальцами вверх и вниз. От этого член начал крепнуть. Сам Горохов тоже начал возбуждаться, и он уже более уверенно игрался с его членом. И вдруг, о боже, он ощутил на своей голове крепкую руку генерала, который вел, склонял его голову к своему члену. И наконец послышался шепот Жукова:

- Лизни его не много, Толян. Я кончить хочу, кумекаешь, кончить.

- Это,...товарищ...

- Соси бля, это приказ!

Жестким и мрачным тоном заявил Жуков. Горохов присев на колени, потихоньку внедрил его толстый и горячий член себе в рот. Жуков помогал ему, обхватив его голову руками, он натягивал свой член еще глубже ему в горло. ''Вот, а говорил мясо не любишь', выдавил от себя Жуков. Горохов, продолжая делать минет, взглянул на него. Главное он делал это по - мастерски, как профессионал. С членом во рту, не поговоришь. Зато как думается!

И в этот момент бесперебойно затрезвонил телефон. Жуков, не отрывая этот процесс, взял трубку, и чуть расслабленным, уставшим тоном произнес:

- Жуков у телефона.

- Товарищ Жуков, отвечайте, Москва, на линии товарищ Сталин.

Но он уже ничего не соображал. Услышав имя Сталина, он почему-то возбудился еще больше, и вдобавок Горохов был в ударе, он "это" делал не хуже бабы. Короче говоря, Георгий Константинович кончил Горохову в рот. Он испустил такой звук, будто из камеры, из шины, выпускают воздух. Даже не много протрезвел. Чуть очухавшись, уже стоя на ногах со спущенными вниз галифе, он слушал на линии Сталина:

- Товарищ Жуков, почиму вы не докладываете абстановку (с грузинским акцентом)?

- Товарищ Сталин, понимаете, тут кабель был поврежден, только сейчас починили.

- Мозги у тебя повреждены, товарищ Жуков.

В общем, через пару дней Жукову пришло подкрепление для предотвращения удара войскам Манштейна по курскому направлению.

Прошла неделя. Вновь Жуков сидел с Гороховым у себя в кабинете. Три дня продолжались сильные бои. Сегодня чуть тихо, небольшая передышка, все сидели уставшие. Жуков расчувствовался перед Гороховым, выпив водки, он как-то сказал:

- Толян, хочешь я тебе открою одну тайну?

Толян хотел этого. И Жуков рассказал ему, что отец его, Константин Жуков, является подкидышем, не законнорожденным. Об этом его руководство знало, и этот факт мешал ему в его военной карьере. Он почему-то сейчас вспомнил про это, и начал рассказывать про горькую судьбу своего отца.

- Как, товарищ Жуков, значит Ваш отец подкидыш?

- Ну?

- Да нет, ничего. Ну, просто тогда возникает вопрос, а может его не Константином звали, а Николаем, например. Разве нет? Откуда вы могли знать, как его звали на самом деле?

- Что значит, откуда знали? Знали и все!

- Но откуда?

- Ты мне здесь не умничай, понял? Вот скажи, зачем ты живешь, а, Толян? Семья твоя попала под бомбежку в Минске, дети погибли. Родственников нет. Остался один ты во всей своей родне. Ну зачем ты живешь, а, Толик? Что ты вообще думаешь, мне просто интересно.

- Во-первых, жить в любом случае надо, товарищ Жуков. А во-вторых, мне не надо думать, вы за меня думаете, и мне этого достаточно. 

 - А зачем ты сам не думаешь?

- Нет надобности в этом, Георгий Константинович, а может Георгий Павлович, или Петрович. Уже не знаю.

- Ты что, издеваешься, что ли (полушутя)? Нет, и все же ответь, зачем ты живешь?

- Я живу под Вашей тенью, рядом с Вами, и мне не о чем беспокоиться, даже на войне. А война, товарищ Жуков, рано или поздно закончиться. Война всегда временна, она долго не продолжается, ибо Бог всегда и за тех, и за других. Война нужна демонам, дьяволам, они питаются кровью, им нужна горячая кровь. И вообще, земле, такой черной земле, серым камням, деревьям, тоже нужна кровь, теплая человеческая кровь. Это их подпитка, их еда. Она им нужна так же, как человеку воздух, а рыбам корм. Сатана должен быть жесток. Евангелисты дали ему слишком мало времени.

- Э, Толян (махнув рукой), че эт ты такое здесь говоришь, а?

- Так что, товарищ Жуков, главное быть верным своему хозяину, и он тебя приведет к более лучшему и хорошему, что есть сейчас. Чтобы сделать будущее, надо уничтожить прошлое.

- А зачем жить то тебе, Толь? Ты опустившаяся личность, х**н мой сосешь, а возможно, и не только мой.

- Хм... Я выполняю всего лишь ваш приказ.

- Да? Ха-ха. Это еще не известно, кто из нас подонок, я, который отдаю такой приказ, или ты, который выполняет его.

- Ну что Вы, товарищ Жуков. Вы совсем уже...

- Ха-ха-ха! А разнополых я бы попросил (смеется)!

Жуков, широко раскрыв рот, разразился диким смехом. Так он минуту смеялся.

- Да, смеется тот, кто смеется как лошадь. Товарищ Жуков, видимо страх сделает из человека все что захочет. Да и вообще, в жизни многое зависит от первого шага, от первой реакции. Нет в жизни человека с крепкой волей. Бог не родил еще на свет такого. Достаточно создать мини условие, и все, уже любой человек, даже волевое сверх существо, не выдержит, оно сломиться. Человек ко всему привыкает, но не от всего отвыкнет. Люди - это грязный поток. И надо быть океаном, чтобы принять его в себя, и остаться чистым. Любой профессор, даже академик, даже вы, товарищ Жуков, если попробуете наркотики, вы завязнете в этой страшной пучине, каким бы интеллектуалом или порядочным бы вы не были. Синдром наркотика надолго засядет у вас в организме, и будет ждать своего часа. Опиум умеет ждать. Любому нормальному человеку с идеальной секс ориентацией достаточно свернуть с пути, сделать не верный, не правильный шаг, вкусить что то новое, другое, как тут же он будет опускаться, теряться, меняться, ломаться. Он уже после этого должен бить тревогу. Главное этот шаг, а не характер. Спаси вас Господь от этого первого шага, Боже упаси.

- ...Да уж... Толково сказано...

- Вы поймите, товарищ Жуков, жить все же надо. Пока моя звезда на небе не меркнет, я буду жить. Пусть даже кругом один холод и мрак, пусть даже жить не имеет смысла, пусть даже жить гадко и противно. Но жить надо. Если я дышу, значит Богу так надобно, он оставляет мне шанс, хранит меня зачем-то. Зачем, я не знаю? Я оставлю ответ для него, для Господа. Он ответит мне, обязательно ответит. Он всегда отвечает. Я не буду идти вопреки его воле. Моя история, да и история всех людей пишется одной и той же рукой. А она уже написана. Понятно Вам, Георгий Васильевич, тьфу, Александрович, тьфу, опять ошибка, Константинович. Хотя, возможно, что и Алексеевич.

Сказав это, Горохов вышел из его кабинета, сильно хлопнув дверью так, что посыпалась на стене известь.

Его исповедь Жуков слушал очень серьезно, даже задумчиво. Иногда выпивал водки, и опять думал. Он продолжал еще долго сидеть. Слова Горохова как-то запали в его душу.

После войны Георгий Жуков долгое время будет протежировать Горохова. Будучи Министром обороны, Жуков пробил Горохову дорогу в Верховный Совет СССР. Анатолий Горохов несколько лет был депутатом. Всего этого Горохов добился путем шантажа. Он шантажировал Жукова, грозился ему рассказать всем, как тот не раз жил на фронте с ним, как с женщиной. Жукову ничего не оставалось, как подчиниться Гороховскому шантажу. Возможно, Жуков мог бы и у***ь Горохова, избавиться от него, подстроить ему автокатастрофу, или еще там что-то. Придумать не трудно, что с ним цацкаться - то. Но видимо, что-то ему мешало. А может, он просто не хотел этого делать. Может, Горохов действительно ему нравился, наравне с красивыми женщинами. Эти красавицы горящими глазами смотрели на Жукова, особенно, когда он сидел на белом коне, на Красной площади. Откуда им знать бедняжкам, чем их кумир занимался на фронте. Консерватизм иногда надоедает, человеку хочется новых, небывалых доселе ощущений.

Но все дело в том, что Анатолий Горохов не плохо преуспел и с другими маршалами. У него это не плохо получалось. Он вечно крутился, мелькал перед высшими чинами, как ветер перед флюгером.

В 1968-м году он был назначен помощником (или советником) маршала Андрея Гречко, для подавления восстания в Чехословакии. Позже маршалу Гречко присвоили звание героя ЧССР. А в 1980-м году, Горохов был также помощником Дмитрия Устинова, и тоже угодил в горячую точку, где им пришлось не легко, столкнувшись с общенародным мятежом в Польше. И все же, не смотря на славный военный путь, Горохов однажды сказал своему другу-журналисту:

- Ты знаешь, Витек, все - таки у Жукова х**н был лучше. Да и трахался Георгий Константинович хорошо, прям до сердца доводил свой член. Затем Горохов задумался, и вспомнил стишок, который он прочитал тому журналисту.

''Мне легче кончить, чем начать,

И легче сделать, чем родить,

И легче писать, чем писать,

День начался, пора свалить!''

Вот и вся его мораль, вот и все то, что Анатолий Горохов запомнил, понял, осознал, будучи адъютантом, или камердинером (как вам будет угодно) военных министров СССР.

ЭПИЛОГ

В 1981-м году Анатолий Горохов побывал в ФРГ, в Бохуме. Он поехал туда лечить свой глаз, который уже видел на 25%. И вот там, в одном из кафе на улице Бохума, сидя за столиком он услышал за спиной голос, вернее слова, от которых вздрогнул, и с открытым ртом повернулся к обладателю этих слов. А услышал он следующее:

- А! Толян! Сделай мне массаж, а то че то соскучился я тут без баб.

К полностью оцепеневшему от ужаса Горохову подсел Курбанов. Да, да, тот самый, только немного состарился. Ему уже было около 60-ти лет. Оказывается он живой, не умер. Горохов еле вымолвил:

- ...Вы? ... Живой?

- А разве это плохо (улыбаясь)?

- Вы же не вернулись с разведки тогда, в 43-м, под Воронежом.

- Да нет, Толян, я просто ушел к ним, к немцам. Остался у них. Если волк будет следовать законам, писаным для овец, он либо сам превратится в овцу, либо сдохнет. Самая лучшая смелость - это не высовываться, или во время смотать удочки. Смелость - это начало дела, но случай, хозяин конца.

- ...?...

- Я не люблю сражаться, я люблю побеждать. Понял, Горохов? А теперь, помассируй мне животик, Толян!

ГЛАВА 7

1948-й год. Сапармурат Ниязов.

В разрушенном от землетрясении Ашхабаде, перед руинами, вдоль старого дома, где из под земли были слышны страшные голоса людей, их стоны и вопли, их нескончаемый зов о помощи, стоял маленький 9-ти летний мальчик. Кругом был ужас, крики людей, кошмары и плачь матерей. Но что было странно, этот мальчик спокойненько глядел на весь этот ад, и также спокойно ел виноград. Предаваясь каким то мыслям даже улыбался. Его окликнула мать: "Сапармурат, где ты? Не теряйся с моих глаз, стой здесь!'' Она, разумеется, сказала это на родном туркменском языке.

В ночь с 5-го на 6-е октября 1948-го года, в столице Туркмении городе Ашхабаде произошло землетрясение силой 9-10 баллов по шкале Рихтера. Жилые одноэтажные дома из сырцового кирпича были уничтожены полностью. Почти все 2-х этажные дома из обожженного кирпича были разрушены. Около 40% жителей города погибли.

На имя Главнокомандующего Сухопутными войсками СССР, Маршала Конева, от имени Командующего Туркестанским Военным Округом, генерала Армии Петрова, было отправлено срочное и краткое донесение:

''В Ашхабаде произошло сильное землетрясение. Никаких связей с Ашхабадом нет. Просим немедленной помощи''. В этом донесении чувствовалось волнение.

 В течении 6, 7,8 октября из Москвы, Баку, Алма-Аты, Ташкента прибыло в Ашхабад 6 тысяч монтажников, медицинских работников, а также спасательные бригады. Ночью были развернуты первые полевые госпитали. Медицинская помощь оказывалась прямо на развернутых площадках. Город был абсолютно разрушен. Будто по радио объявили: "Внимание, внимание, говорит Горе, говорит Беда!''

Фаина Попова только окончила Медицинский институт в Москве. У нее наступила практика. И вот те - на: землетрясение в Ашхабаде. И она в числе медицинских работников оказывается в Туркмении. В принципе, Фаине уже надоела Москва, хотелось поменять климат, вдохнуть новый запах, в общем, искать чего-то нового. А то Москва, столица, однообразие. ''Когда все дни похожи друг на друга, как близнецы, когда прожитый день ничем не отличается от остальных, то можно упустить, прозевать свою удачу, можно и не заметить золотую пчелу, которая жужжа, влетает в тебя со всей силой и предлагает счастливую идею', так рассуждала Фаина. И вот как раз подвернулся такой случай. Во-первых, она никогда не была в Средней Азии, хотелось на нее посмотреть, во-вторых, на тот момент, поссорилась с Игорем, со своим сокурсником. По мнению Фаины, он слишком зазнался в последнее время, надо его проучить, заставить его помучиться, поскучать. И в третьих, нет, этого не надо. Об этом потом. И вот Фаина в Ашхабаде.

Она, разинув рот, первые часы после приезда гуляла по разрушенным улицам Ашхабада. Остановившись, молча и долго глядела, как из под огромных трещин выходит дым, такой черный дым. Кругом пахло гарью, человечиной.

''Да, воистину когда смотришь на такое, хочется молчать. А что сказать? Что? Природа уже сама сказала свое слово. И чем же туркмены не угодили господу Богу. Ведь люди - то разные, и молятся они разным Богам. Надо обращаться к чужим богам, уж они точно выслушают вне очереди''.

Вот так, обдумывая увиденное, Фаина обходила разрушенные улицы, помогала доставлять больных к месту назначения.

''Да уж, действительно верно говорят, что когда сидишь дома, да хотя бы у себя, в Москве, на Красной Пресне, в тихой уютной квартирке, то весь мир тоже кажется каким-то уютным и монотонным. Однообразие обрастает себя липким мхом, унылой лианой, а это тошно, гадостно. А как выйдешь из дома, то все меняется, все рушится, все стереотипы исчезают''.

Она с болью в душе смотрела на плачущего мальчика, который сидел над бездыханным телом своей матери. Он плакал, рыдал что есть мочи. Он теперь остался со смертью наедине. Но что толку? Все бессмысленно, все кончено. Она подходила ко многим пострадавшим людям, начинала их успокаивать.

Это была ее работа, она для этого и приехала сюда, ведь по специальности Фаина была психотерапевтом и парапсихологом. В данный момент, здесь, в Ашхабаде, в психотерапевтах ой как нуждались. Она подходила к людям, говорила с ними о хорошем, отвлекала, чем могла. Т.е., выполняла свою работу, свои функциональные обязанности. Параллельно с этим она все увиденное и проделанное отмечала у себя в тетради, для отчета, да и для себя, для памяти, дабы не запутаться.

И вот на фоне всего этого, Фаина имела небольшую слабость. Она питала к маленьким мальчикам сексуальное влечение, тягу, до не приличия любила с ними заигрывать. Где попало, с кем попало и когда попало.

"Странно как-то. Ведь многие здесь даже не знают русского языка, а меня понимают с полуслова. Воистину, горе проглатывает все необходимые условности. Язык не важен, главное для человека мозг''.

Под вечер Фаина устала, присела отдохнуть прямо у обочины дороги, где стоял шум, и продолжались спасательные работы. Открыв флягу, немного отпила холодного вина. Она его привезла с собой из Москвы. И вдруг рядом, на камень, опустился маленький местный мальчик, лет 9-ти. Он был такой черненький, пухленький, в сандаликах и майке. Он держался гордо, прямо, по крайней мере, не плакал. На русском мальчик говорил неплохо. Фаина засмотрелась на него.

- Как тебя зовут, мальчик?

- Сапармурад.

- А фамилия твоя как?

- Ниязов.

- А где твои родители?

- Мама здесь, рядом (указал рукой). Помогает остальным моим родным выбраться...

Мальчик так красноречиво рассказывал обо всем увиденном, что Фаине он понравился. И в целом, маленький Сапармурад оставлял впечатление очень смышленого и целенаправленного мальчугана. Она его запомнила еще со вчерашнего дня, когда он, этот Сапармурад, стоя у развалин спокойно кушал виноград и смотрел на крики и рыдания людей. Она это запомнила, такое не забывается.

''Может сделать это с ним или нет', подумала Фаина. ''Хотя он еще маленький, но такой славненький''.

- Сапармурад, а кем ты хочешь стать, когда вырастешь?

- Большим начальником.

- Начальником чего?

- Еще не знаю...

- Как, Сапармурад? Ты же должен конкретно знать, что хочешь.

-?...

Маленький Сапармурад приглянулся Фаине. Его надутые щечки и уверенный взгляд заставляли Фаину улыбаться.

- Послушай, Сапка (она его так назвала), мой тебе совет. Всегда стремись к наивысшему, к чему-то очень высокому. Будь максималистом. Стремись к самому Богу, пожелай занять его место. Стремись к солнцу, чтобы по пути достать рукой хотя бы звезду. Как говорится, всегда бери выше. Только тогда ты можешь добиться чего-то. Ты понял?

- Понял! Тогда я хочу стать Королем!

- Королем?

- Да, Королем или Шахом!

- А Королем какого королевства ты хочешь стать?

- Мусульманского.

- Ну, Сапармурад, как же так? Это же невозможно. Ведь Узбекистан и Киргизия являются тоже мусульманскими республиками, но они же соседние, не твои. А Азербайджан?

- Тетя Фаина, Узбекистаном и Киргизией я даже даром не захочу править. Мне они не нужны. А азербайджанцы, это такие же туркмены, которые заблудились в горах Кавказа.

"Однако, он не по годам умен. Может, научить его жизненным хитростям. А где мне использовать свои знания? Хотя, конечно же, он опоздал на 10 лет. Знания надо внедрять в мозг от рождения. Но ему же не 15, и не 20 лет. Вот тогда уже действительно было бы поздно''.

- Сапармурад, а владеешь ли ты мудростью жизни?

- Нет, тетя Фаина. Научите меня этому. Вы приехали из Москвы, я знаю. Поэтому вы умная. Научите меня!

Маленький Сапармурад начал осыпать Фаину вопросами. Он говорил Фаине, мол, мил человек, возьми меня, я абсолютно поспел и готов.

- Хорошо. Сегодня мы проведем первый урок. Запомни его, повторять не буду. Значит, так. На первый раз учти одно, что если ты что-то сильно пожелал, то тебе будет помогать сам господь Бог, ты понял? Это твоя судьба! А знаешь почему? Потому, что эта мечта уже не твоя, она уже не принадлежит тебе. Эта мечта уже всей Вселенной. А ты знаешь, что такое Вселенная?

- Да, это наша земля.

- Ну да, можно и так сказать. Так вот. Все что ты имеешь, т.е., свой дом, которого уже нет, здоровье, мысли и пожелания, родителей, все это не твое. Это все принадлежит Вселенной. Ты понял? Ну все, на сегодня хватит. А теперь, пойдем со мной в одно место, в мой кабинетик, я те покажу кое что. Лады?

Сапармурат кивнул головой.

Они исчезли минут на 30, потом появились. Она была довольна, и он, кажется тоже.

- Да, Сапик. Теперь запомни! (Поправляет волосы). Мужчину, изнасиловавшего маленькую 14-ти летнюю девочку, не старше, захотят арестовать, привлечь к ответственности, или вообще у***ь. Но все дело в том, что он то и понимает всю красоту природы.

- Да (облизывается).

- Ну, все. Теперь иди, мой мальчик, мне пора, увидимся завтра, в два часа дня, здесь же.

Слова Фаины запомнились Сапармураду, они ему понравились. ''Я Бог, я Бог', твердил он себе. А где это проверить, где применить свои полученные знания? А еще говорят, что замыслы попадают в голову изнутри. Он долго шел по многолюдным улочкам Ашхабада. Несмотря на то, что наступил вечер, народу было много. Велись спасательные работы, многие искали своих родственников, друзей, остальные ночевали прямо на улице. Сапармурад захотел остаться один, здесь было шумно. Он, прогуливаясь и размышляя о словах Фаины, очутился уже за городом. Наступила ночь, было темно. Вдали горели огни разрушенного города, был слышен приглушенный шум, доносящийся оттуда. А Сапармурад гулял и думал: "почему, почему только он один Бог, а не я. Действительно, Фаина права. Почему не я?''