Головоломка из пяти этажей

###___второй_осколок_мозаики___###

Квашников обернулся к остальным. В ситуациях «непонятно какого характера» он брал на себя бремя лидера, и тогда его мягкое деревенское лицо делалось почти стальным, со злобинкой в глазах. Веснушки, обычно внушающие доверие, кололи взор, и даже голос… да, таким голосом хоть ротой, хоть полком управлять можно:

   — В общем так, все мы не потащимся, иначе она испугается… Вундер, ты ведь похож на Гарри Поттера? Подойди, спроси — только вежливо — как выйти к городу или хотя бы к дороге. И все! Больше никаких расспросов. Вундер, давай, шевелись! И плевать на эту каменную хату, пусть торчит здесь посреди леса.

   Лединеев кивнул, пригладил галстук и, пошатываясь, направился к детской площадке.

   — Он все еще пьяный, зараза… — Контагин брезгливо посмотрел ему вслед, потом перевел взор на пятиэтажку и принялся тщательно разглядывать ее — снизу вверх, снизу вверх… Да… если бы не эти комичные ставни, от хрущевки ну никаких отличий. И тогда его осенила очередная мысль: — Послушайте, смертные, а может здесь когда-то начинали строить город и не достроили?

   — Нехило «не достроили»! Сначала лес не доломали, потом цемент не довезли, ну и как следствие… — Косинов тихонько заржал себе под нос. — А вы чего не ржете? Смешно ведь.

   К тому моменту Лединеев уже подошел к качелям, собрал расползшиеся мысли в одну кучу и приветливо помахал рукой:

   — Здравствуй, девочка!

   Та вяло посмотрела в его сторону, качели проскрипели еще раз пять, прежде чем пришел ответ:

   — Здравствуй дядя-дурачок! — непривычный и звонкий голос долбанул по ушам.

   Стоит заметить, это была Фишка! По десятибалльной шкале она зашкаливала за одиннадцать. Лединеев повернулся к своим и выставил оба больших пальца вверх — дескать, диалог налажен. Сейчас, сейчас…

   — Девочка, а как пройти в город не подскажешь?

      Качели резко остановились. Юное лицо, отчасти изумленное, отчасти нелепое в силу своего возраста, наконец заинтересованно замерло. У нее, кстати, тоже были веснушки как у Иваноида. Карие глаза не мигали и смотрели почти нахально. Вундеру стало не по себе от одного взгляда, а слова его просто добили:

   — Дядя, ты чего — того? Мы и так в городе находимся.

   «И как же, интересно, называется ваш город?» — пришла в череп самая очевидная мысль. Но ее перебила другая:

   — А ты… что, здесь совсем одна?

   — Нет, дядя-дурачок, мои родители пошли в булочную через дорогу, скоро будут.

   Девочка указала рукой в сторону ветвистой скрученной радикулитом березы, быстро потеряла интерес к беседе и вновь принялась раскачиваться. «Квви… квви…» — бравурно заскрипели качели. Н-нда… Лединеев самым честным образом вглядывался в березу, в близлежащие кустарники, и вдруг поймал себя на мысли, что всерьез надеется увидеть там какую-то «булочную». В голове, еще не отошедшей от хмеля, от утренней неразберихи, в конце концов — от естества выпускного, все ехало вкривь да вкось. Мысли, принимая пяти-, семи-, десятиугольную форму больно кололи мозг. И какой идиот сказал, что мозг ничего не чувствует?

   Тот, которого называли Идеальномыслящим, снял бесполезные для данной ситуации очки и истово мотнул головой.

   — Подожди, подожди, девочка… какой… какие… какая… Мы вообще ГДЕ?

   Со стороны собеседницы последовал громкий вздох и далее наставительный тон:

   — Мы находимся на улице Апостолов, через несколько домов, — ее рука упрямо указывала в сторону болота, — будет Строительная. Дальше — 40 лет Октября, там близко центр… Дядя-дурачок, я гляжу, ты вообще ничего не знаешь? Тебе куда надо-то? Если в московский цирк, что приехал вчера, так это иди обратно. У седьмого дома по нашей улице свернешь к этой… ну там еще пожарные машины…

   Впервые девочка встала с качелей, невзначай махнула рыжими полумесяцами косичек и показала пальцем в противоположную сторону леса — примерно туда, где час назад с портвейном под мышкой они встречали восход солнца. Лединеев почувствовал, что не по расписанию быстро трезвеет.

   — Послушай, как тебя…

   — Маша! — звонкий торжественный голос перешел уже в откровенный апофеоз. Наверное, ей очень нравилось собственное имя.

   — Маша, а какой сейчас год?

   Юная собеседница долго теребила гофрированный бант и в недоумении покачивала головой. Качели еще разок пугливо скрипнули и замерли.

   — Понятно, дядя. С луны свалился… Шестьдесят седьмой, какой же еще!

   — Э-э… полностью.

   — Тысяча девятьсот шестьдесят седьмой! — вот именно с такой интонацией и разговаривали пионеры того времени, не хватало, правда, пилотки, красного галстука и салюта рукой.

   Совсем-совсем некстати раздалась трель синицы. Какие-либо голоса природы рушили сейчас всю парадигму столь прекрасного абсурда. Лединеев почувствовал, как струйка пота, слегка охлаждая нервы, пробивается от виска к подбородку. Он неуверенно сделал шаг назад… еще и еще… Потом сорвался и побежал. Возобновившийся скрип качелей, опережая скорость звука и скорость здравомыслия, доносился уже отовсюду сразу.

   — Быстро, быстро линяем отсюда!

   — Вундер, ты кого испугался? — Контагин передернул плечами. — Куда линять-то? Дорогу узнал?

   — Моя изначальная версия… — начал Лединеев почти трезвым голосом, — насчет военного объекта… она неверная! Это хрономираж! Уходим!

   Зомби поковырялся в своих бездонных карманах, вынул из этой самой бездны одну «Балканскую звезду» и смачно понюхал ее фильтр:

   — И как ты умудрился школу с золото…

   — Послушайте! — зрачки Лединеева вот-вот готовы были выпрыгнуть сквозь стекла очков. — Девочка уверенна, что живет в 67-ом году. Это НЕ шутка! НЕ розыгрыш! НЕ шиза! Я много читал о таком, было много очевидцев… Короче, суть вот в чем: в пространственно-времянном континууме образовался портал, и целое здание из прошлого переместилось в наше время. Как бы два хронопласта разных эпох искривились и соприкоснулись в общей точке…

   Договорить ему не дали. Квашников положил обе руки-кувалды ему на плечи и дунул в лицо:

   — Каких чертей, каких сволочей? Вундер, послушай сам, что ты несешь?! Какая еще, на х**н, континююмума?? Мираж — это то, что вскоре должно развеяться! Иди-ка, треснись хорошо балдой об этот дом! Если что и развеется, так это остатки портвейна в твоих залитых шарах!

   Вверху, приблизительно на высоте третьего этажа, что-то (или кто-то) захлопало крыльями, взбудоражило застоявшийся воздух, пару раз неблагозвучно гаркнуло и ретировалось из обозреваемого пространства, сиречь исчезло. Солнце что-то совсем обленилось, его кривые непричесанные лучи вяло заплетались меж ветвей сосен и свисали к подножью стволов. Казалось, солнце не двигается ни туда, ни сюда, словно в заводном механизме небесных сфер что-то сломалось. Ладно… кто-нибудь залезет, разберется и починит.

   — Вундер, сюда иди… — Контагин стоял возле входной двери и пускал свои козырные дымовые кольца.

   Лединеев как-то скривился, насупился, но подошел.

   — Дверь видишь?

   — Ну…

   — Замок электронный видишь?

   — И че?

   — Подожди, еще затяг сделаю. — Контагин, зажмурив глаза, затянулся так, будто это последняя сигарета в его жизни. Потом он, как змей Горыныч, пустил из пасти сизую струю и лишь после завершил мысль: — Дату изготовления читай…

   Лединеев приблизил свои окуляры почти вплотную, так что промахнуться стало невозможно. В самом низу замка было каллиграфически выведено: «2004г». Зомби очень внимательно посмотрел на Хранителя Золотой Медали — своими угольно-черными глазами, которые были настолько черны, что казалось окружающий мир коллапсировал в их глубине.

   — Н-да, Вундер… ожидал от кого угодно, только не от тебя. Короче, я сейчас сам поговорю с этой девчонкой, по-своему. Как ее там: Маша, кажется?

   — Э-э! Только без грубостей! — Квашников показал свой вздутый мясистый кулак — ну, чисто символически, эстетики ради…

   Нелепое пятиэтажное здание в контексте лесного массива выглядело почти небоскребом — этакой огро-о-мной избушкой без курьих ножек: окутанное зыбким холодом, пестрящее самыми невзрачными оттенками серых цветов и еще… еще… Короче, жутковатого вида строение, надо сказать. Черные ставни вполне вписывались в хмурую палитру красок, а дурманящие хвойные запахи, без посредников-нервов действующие прямо на мозг, помогали увидеть во всем некий эпос.

   — Эпос, эпос, эпос… — Косинов как будто выхватил последнее слово из воздуха, его длинная чуть скрюченная фигура совершила два шага влево, два шага вправо, уж в который раз дернула за ставню и задумчиво остановилась. — Парни, вот какая идея: а что если здесь фильм снимают? Ну, про советскую романтику… девчонка, выходит, актриса, вжилась в роль…

   — Косинус, ну что за хрень ты несешь… — Иваноид смастерил постно-кислое лицо, по его мнению, данная тема не стоила даже обсуждения. — Если б снимали фильм, то все это, — он кивнул в сторону пятиэтажки, — было бы макетом из картона. Рядом бы находились палатки для съемочной группы и много пустых бутылок. К тому же, съемки как правило ведутся недалеко от Москвы. Нет. Идеальномыслящий, пока с ума не сошел, дело говорил: где-то рядом расположен (или располагался) секретный объект. Здесь живет (или жила) охрана… Почему рядом нет дороги?.. Строили давно, и все уже заросло. Объяснено наглядно, просто и понятно, а главное — без «континуумов».

   Он бросил укоризненный взгляд в сторону Вундера, от чего тот недовольно поежился. Потом Квашников уныло посмотрел на замызганную ленточку с надписью «Выпускник 2013» и подумал: «повеситься на ней, что ли?» Тут из-за угла здания появился Контагин: по-особому взъерошенный и чем-то явно недовольный:

   — Девчонки нет нигде… Куда делась?

   Ходили. Аукали. Кричали. И все бестолку…

   Лес молчал, как молчал и здравый смысл. А ведь всего минуты три назад Лединеев разговаривал… ведь точно разговаривал!

   — Все же ее видели?! — Лединеев подобрал самую мягкую фразу вместо «ну не глюк же я словил?» — А если чего случись, — последовал жухлый взгляд в сторону крохотного болотца, — так кричала бы!

   — Так, парни, мне это все больше и больше не нравится. Прям, не нравится по нарастающей… — Косинов нервно мотнул гривой черных волос, а его знаменитые аквамариновые глаза сразу утратили свежесть, растворив внутри себя серую примесь бетонных плит — тех самых.

     Просто плюнуть и уйти никто даже не помыслил, поэтому для успокоения совести покричали еще: в разные стороны оглохшей и ослепшей тайги. Раскатистое многоголосое эхо, создавая интерференцию шуму далеких ветров, на какие-то мгновения взбудоражило мнимый покой и разбилось о берега горизонтов. Нелепая архитектоника пятиэтажного дома, что всякий раз назойливо попадалась взгляду, уже начинала действовать на нервы.

   — Да просто испугалась и спряталась где-нибудь. Может, мы маньяки какие… — Лединеев слегка охрип, так как кричал громче заложенного в него природой. — Вот Зомби точно у нас м****к. Я его сам боюсь.

   — Мудрена мать, ну и приключения… — Квашников вытер испарину на лбу, тем самым оставив на своем лице художественный мазок грязи. — Косинус! Враг всех людей на земле! Ты, падла, нас сюда завел… Короче, если через полчаса не выведешь нас к дороге, придется с тобой что-то делать…

   И похоже Квашников уже не шутил, так как был весь на нервах, еще и трезвел вдобавок. А Косинов со своей стороны так и не нашел достойного ответа, ибо понимал, что все происходящее — его личный ляп. Он долго морщился, пытаясь по расположению солнца, мху на деревьях и даже цвету воды в болоте вычислить где находится север. А уж там через несложное уравнение найдется юг, восток и запад. Дорога, ведущая в город, являлась переменной «икс» в этом уравнении…

   — Боги… ну где же путь истинный? — Косинов почти молился и чувствовал себя в этой ситуации куда хуже остальных.

   — Найди хоть какой-нибудь путь, — нервно подгонял Иваноид, — сойдет и истинный… оба-на… а там еще чего?

   Странно, что этого не заметили сразу. Белый листок, прибитый к дереву небольшим шприцом (откуда?), должен был изначально броситься в глаза. Листок явно бумажный и на фоне ВСЕГО выглядел даже вызывающе-белым — излишне свежим, короче. Контагин, подгоняемый любопытством, поковылял туда, наигранно изображая ходячего мертвеца.

   — Э-э, Зомби, забей ты на это! Иначе вообще отсюда не выберемся! — Квашников решил орать на всех и на все, что только могло осмыслить его крик.

   — Да я только гляну.

   В руках оказался тетрадный лист: действительно свежий и почти чистый. На нем были цифры: 8274119, а чуть ниже странная надпись: «пока не закончится Шторм». Контагин понюхал записку, потеребил за разные концы, еще раз понюхал… Потом, не произнося ни слова, отдал ее Лединееву. Вундер пожал плечам и, скорее всего опасаясь повторно попасть впросак, тоже ничего не сказал. Листок плавно перекочевал к Квашникову. И вновь та же немая сцена: каждый словно боялся разрушить безмолвие, оно стало каким-то особенным. У Иваноида всю жизнь не клеилась дружба с математикой и цифрами, поэтому он даже не попытался их запоминать, а вникнуть в суть — и подавно. Последним  загадочный листок рассматривал господин Косинов — внимательно так…

   — Ну че, может попробуем? — тишина наконец испуганно вздрогнула.

   — Я согласен, — охотно произнес Квашников. — Только учти, если выбегут ребята с калашами, тебя используем как живой щит. А теперь давай, импровизируй! Если не передумал, конечно.

   Косинов крайне вяло направился к двери подъезда. Для этого ему понадобилось каких-то десять шагов, но и десяти шагов хватило, чтобы раз пятнадцать усомниться в правильности действий, то и дело полярно меняя мнение на противоположное. «В конце концов, если в доме кто-то есть, они наверняка подскажут дорогу». Вот она, здравая мысль, расталкивая мысли ленивые и тупые, наконец достучалась до сознания. И сомнения окончательно развеялись. Он осторожно набрал на кодовом замке первые четыре цифры: 8,2,7,4… Потом повернул голову, вопросительно глянув на остальных: ответные взгляды не выражали ничего абсолютно. …1,1,9… И откуда в людях эта патологическая страсть совать нос куда не просят?

   Перезрело-красный огонек тотчас стал зеленым, далее послышался щелчок… Косинову даже не понадобилось прилагать силу — он приоткрыл дверь одним указательным пальцем, его брови наползли на лоб максимально высоко:

   — Так просто?

   — Коллеги, ну вас на фиг! Пошли домой! — в душе Лединеева проснулся словесный вулкан, расплескивая фразы направо и налево: — Какого черта сюда вообще приперлись?! Да я скорее поверю в то, что земля круглая, только не в это… просто ничего не бывает… давайте хотя бы найдем девчонку, еще раз поговорим с ней!

   — Что, Нобелевский лауреат, в области зеро заиграли волны квантового поля?! — Квашников рассмеялся столь удачной аллегории. — Трусы только ими не замочи.

   — Да вы сами подумайте! — Лединеев максимально ослабил узел галстука и уже готов был рвать на себе рубашку. — Охраняемый секретный объект. Закрытая дверь с кодом. И тут же, в двух шагах, на какой-то шпаргалке сам этот код… Ну, вникните же в идиотизм ситуации! — Вундер усиленно постучал пальцами по обоим вискам.

   Дверь уже была распахнута настежь, и загадочный полумрак  несколько очернил ясность лазурного дня. «Его сила равна его загадочности» — вспомнилась цитата из полузабытого фильма. Повеяло чем-то тошнотворно-непонятным. Если взять в скобки экспрессивные возгласы Идеальномыслящего, толк в его словах конечно же присутствовал. Даже Косинов, родоначальник идеи, боязливо поморщился:

   — Действительно, стоит ли…

   — Во, еще доминошки… — Контагин нагнулся и поднял с земли аж три пластинки домино, оставшиеся от какого-то растеряхи: 4:5, 5:5 и 0:6. Все они, тщательно очищенные от пыли, переселились в карман его рубахи. Он сам не понимал, зачем это делает.

   — Зомби, у тебя новое хобби? — с легким изумлением прокомментировал Квашников. — Собирать всякое дерьмо и тащить себе в рот? Это что, ломка после компьютерных игр?

   — Помолчи, Иваноид. Вам, смертным…

   Внезапно раздался раскат грома. Далеко и близко одновременно. Только сейчас заметили, что один из горизонтов, бунтуя против какой-то несправедливости, почернел и оскалился на мир греха зазубринами кривляющихся туч. Тучи эти, грубо нарушая этикет ясного дня, простирали свои злобные лапы все дальше и дальше по небосводу.

   — Этого только не хватало! — Контагин посмотрел вдаль, в его угольного цвета зрачках отразилась надвигающаяся гроза, но чернее они не стали. Просто некуда было больше чернеть. — Так мы туда или сюда?

   — Туда, туда. — Косинов первым шагнул в проем двери.

   — Вундер, остаешься за старшего, — Зомби скрылся в полумраке мягко, почти беззвучно, как и полагалось нечисти.

   — Вундер, пока нас не будет, сторожи лес. Что б никто не спер. — Квашников зашел последним, осторожно закрыв за собой дверь.

   Вялое полумертвое освещение поначалу даже показалось полным мраком — некой субстанцией, где одновременно отсутствует свет и отсутствует тьма. Но контуры предметов быстро обросли массой и объемом, черно-белая развертка перед глазами настроилась на цвета, и не долее чем через две-три секунды завершилась полная аккомодация органов чувств. Вон бетонная лестница, вон стены прокрашенные ровно наполовину, вон двери квартир. Еще сухой пыльный воздух с запахом вечности и цемента. Контагин от всей души чихнул. Зайди они в один из подъездов в своем городе — те же самые ощущения, ни больше ни меньше. Быт, суровый и лишенный вычурности, даже где-то скучный… Прямо над дверью было прикручено болтами местное светило — стеклянный лампион с шафрановым покрытием. Именно из-за него все вокруг приобретало болезненно-желтоватый оттенок. Светило, казалось, вот-вот потухнет… только дунь на него. Да… напыщенная самыми примитивными линиями простота могла быть присуща только хрущевкам шестидесятых, когда экономили даже на воздухе.

   — Сразу вопрос: откуда здесь электричество? Я видел… да все видели, что провода, идущие из здания, обрываются через метров пятьдесят и тупо завязаны на ветках дерева. Откуда вообще в тайге электричество?

   — Косинус, успокойся, просто где-нибудь под землей работает генератор… — Квашников задумчиво почесал свою щетину и принялся тщательно изучать каждый уголок: — Три двери и все мертвецки-железные — во всяком случае на первом этаже…

   — Генератор бы сейчас гудел!

   — Слышь, Зомби, погуди ему под ухо, чтобы не задавал глупых вопросов.

   Но вместо этого Контагин мелодично присвистнул и нагнулся к ступеням:

   — Это судьба! Еще две доминошки! Целехоньки-прицелехоньки. — С этими словами в его карман направились маленькие черные пластинки достоинством 2:3 и 6:6. — Баян, однако!

   — Каких чертей, каких сволочей ты их подбираешь?! Зомби, твой имидж умнейшего из покойников под ударом, — Иваноид совершенно искренне покрутил пальцем возле виска.

   А тот и не спорил:

   — Согласен, это превращается в манию.

   На первом этаже располагались три квартиры (что являлось обычным раскладом), несколько необычно выглядели мощные железные двери грязно-серебристой окраски. Кто-то от кого-то надежно прятался? Готовились к нападению? Мало наглухо закрытых ставней? Вопросы витали совсем рядом, в области виртуальности, но задавать вслух их не имело смысла… Кому?? Кстати, во всем остальном — двери как двери, подъезд как подъезд. Они даже были пронумерованы: красивые филигранные цифры 1, 2, 3 приклеенными висели на своих местах, как полагается. В квартире №2 даже глазок имелся. Косинов подошел к нему вплотную и долго сматривался в потусторонний мир увеличительного стекла.

   — Ни хрена не видно. Живет кто или нет? Если уж развивать идею военного объекта — может, за этими дверями склады боеприпасов?

   — А если развивать идею санатория-профилактория — там могут быть расчлененные трупы людей. Тех, кого неудачно вылечили. — Квашников хотел было рассмеяться, но вовремя понял, что его прокисшая шутка совсем не к месту и не ко времени. А смех бы сейчас выглядел хуже траурной музыки.

   — Дурень ты, Иваноид, — после этих наставительных слов Косинов поочередно постучал в каждую из трех дверей.

   Тишина нервно вздрогнула, а сам стук, отразившись от металла, неряшливо прогромыхал по лестничному пролету и даже ни на дюйм не проник внутрь квартир. Еще с минуту молчание продолжалось, только теперь его характер изменился: из меланхолично-настороженного оно стало настороженно-меланхоличным. Да что елозить словами: короче — не произошло абсолютно ничего. Контрольный стук в те же двери уже ожидаемо остался без ответа.

   — И у кого ты, Косинус, собирался спрашивать дорогу? Тут все вымерли давно. — В призрачном освещении лампиона, который не светил, а скорее чадил неким подобием сумрака, веснушки на лице Квашникова совершенно исчезли. Даже его некогда радужная улыбка стала похожа на мучительное кривляние. Остальные лица, впрочем, выглядели немногим веселее. — По сравнению с этим местом, в крематории и то жизнь бьет ключом.

   С Контагиным полумрак выкинул еще более зловещую шутку — он реально стал похож на зомби: мертвецки-бледная кожа лица и рук, растрепанные, точно слипшиеся от вытекшего мозга, волосы, еще эти адски-черные зрачки в глазницах… Ну хоть фильм ужасов снимай. Нижняя половина вьющейся к пятому этажу стены была окрашена в прозаический зеленый цвет, верхняя осталась побеленной, а на самом деле выглядела серовато-задымленной. Далеко не итальянская роспись, конечно… некая оратория летаргических красок. Зато есть одна определенность: выдумать что-то более примитивное уже невозможно.  

   — Ба, почтовый ящик! И как мы сразу не заметили? Он что, один на весь подъезд? — Косинов потеребил хлипкую дверцу и тут же язвительно оскалился. — Надо же, здесь какие-то юмористы поработали… читайте что написано.

   Сперва, как и полагается, на ящике крупными буквами белела надпись: «ДЛЯ ПОЧТЫ», а внизу помельче перл тех самых юмористов: «если вы не знаете куда вложить свои деньги, то ложите их прямо сюда». Косинов уже сильнее дергал дверцу, сопровождая это действо словами:

   — Да ладно, мы же воровать ничего не собираемся… так, глянем, — его рука уже проникла внутрь и тотчас отстранилась, как после удара током. — Да еш ваша мамаша!!

   — Что еще?

   — Укололся чем-то острым!

   На свет, который стыдно назвать «божьим», показался медицинский шприц, пустой и грязный, и тут же отправился в дальний угол, звякнув о пол.

   — Между прочим, уже второй шприц за последние десять минут, — заметил Контагин. — И почему никто не выдвинул версию наркопритона? Кстати, я выдвигаю. Я ее автор. Я хочу запатентовать эту идею.

   — Тут еще записка какая-то, — Косинов повертел между пальцами небольшой листок, — ого… стихотворение… ну точно… Братья, пока жива поэзия, все не так уж и плохо вокруг.

   Содержимое было немедленно прочитано вслух:  

   «Смейтесь, звери, ярко, звонко!

     Три блуждающих мышонка,

     Синий, Черный — как больной,

     И коричневый — хромой. 

     Жили где-то в зазеркалье —

     Без заботы, без печали.

     Им сказали: все в порядке?

     Поиграли бы вы в прятки!

     Так и жизнь пройдет быстрей,

     И помрете веселей!

     И мышата зарезвились,

     Запищали, закружились!

     Носятся, разинув рот,

     Взад-вперед да взад-вперед…

     Им явились песни, пляски,

     Даже некто в сшитой маске —

     Яркий, пестрый, без мозгов:

     Непонятно — кто таков.

     А до этого — другой,

     Весь суровый, волевой,

     Друг воды и друг ветров:

     Непонятно — кто таков?

     А еще один — весь мрачный,

     Да по жизни неудачный,

     Без движения и сил —

     Первым двери отворил.

     Пленник собственных оков:

     Непонятно — кто таков?

     И резвились те мышата,

     И стучали по палатам,

     И искали бесполезно

     Эту палку из железа.

     Но не будет путь пройден,

     Пока Шторм не завершен…»

   Подумать только! Косинов на одном дыхании выложил это, скажем так… стихии творение и даже ни разу не запнулся. Огромный набор корявых букв приобрел звук, душу и смысл — какой-никакой. Впрочем, чему дивиться — с русским языком и литературой у него всегда был паритет. Он же первым и высказал мнение:

   — НЕ Маяковский, однозначно!

   — Хрень! — резюмировал Квашников и вяло махнул рукой.

   — Гениально! — Контагин несколько раз хлопнул в ладоши. — Интересно, книжные издатели много бабла отвалят за этот труд? — И потом резко переменил тему: — Пойдем отсюда, а? Хватит уже.

   «Поэма» анонимного автора вновь отправилась в почтовый ящик: кому-то же она предназначалась... Настроение с каждой минутой, не смотря на поэтический контекст, становилось все более пресным: последние остатки хмели улетучивались из сознания, вынуждая глядеть на все трезво и прагматично. Квашников вынул очередную табачную боеголовку из арсенала «Pall-Mall» и смачно затянулся:

   — Пока дым гуляет у меня в легких, я добрый. Косинус, думай что делать дальше.

   — Давайте хотя бы на второй этаж поднимемся, раз уж мы здесь.

   Надо сразу заметить, что на следующем этаже было чуть светлее, чем в самом низу. И это маленькое чудо творила простая сорокаваттная лампочка, криво вкрученная в черный патрон и лишь слегка заляпанная поволокой осевшей пыли. Но более никаких сюрпризов: те же самые три железные двери с предсказуемо меняющимися номерами — 4, 5, 6. Нехитрая математика подсказывала, что всего в здании находятся пятнадцать квартир — наверняка малогабаритных и вряд ли представляющих материальную ценность в самом эпицентре вселенской глуши. Около двери №5 был обнаружен наконец электрический звонок — как маленький ф***ш существующей где-то цивилизации.

   — Я нажму, я! — Контагин вызвался добровольцем и всей пятерней надавил на кнопку.

   Раздался крайне неприятный звук, словно где-то неподалеку включили дрель и принялись испытывать ей психику окружающих. Да… с термином «цивилизация» вышел явный перебор. Минуты три Зомби и звонок состязались друг с другом на выдержку нервов, но из квартиры номер пять так никто и не вышел. В остальные двери просто постучали. И все мертво. Квашников к тому времени докурил почти до фильтра и отправил рдеющий бычок в сторону третьего этажа, потом невнятно произнес:

   — Послушайте, гуманоиды, что-то здесь не так: не склеивается картинка. Если бы неподалеку от нашего города, да еще в самой нелепой глуши, стояла пятиэтажка, об этом давно бы уже все знали. Округа излажена вдоль и поперек: нами же излажена да нашими пацанами. Кто-нибудь наверняка бы уже наткнулся на это чудо. Мой дядька одно время работал егерем в здешних лесах, и о чем-то подобном я ни одного слова от него не слышал… Помню, ходили байки про какой-то старый заброшенный аэродром, но он даже это опровергал. Не могли мы на машинах слишком далеко уехать… Сколько мы ехали?

   — Минут пятнадцать, не больше. — Косинов вздохнул и утомленно прислонился к стене. — К чему ты вообще клонишь?

   — Да ни к чему, просто размышляю вслух. — Квашников слегка повернул голову, и свет лампочки отразился в его карих зрачках созвездием из двух бесконечно удаленных звезд. — Пошлите-ка на х**н отсюда. Выше подниматься нет смысла.

   — Сильно сказано! Идем! — Контагин сделался впередиидущим, и этим фактом вызвал невольные смешки позади себя.

   — Зомби, у тебя весь з*д в каком-то мазуте! Ты че, нефтью гадишь в окружающую среду?! Нечисть же ты, Зомби! — Иваноид многозначно покачал головой — мол, с кем я связался?

   Усердное отирание джинсов рукой ни к чему не привело.

   — Да ладно, девки все равно не увидят… и, к сожалению, не оценят.

   Смех прекратился ровно в тот момент, когда Контагин с округлевшими глазами почему-то вновь поднимался по лестнице и был чем-то всерьез взволнован:

   — Смертные! Что-то не пойму… дверь не открывается. Защелкнулась, что ли?

   — Скажи, что придуриваешься! — Косинов сплюнул в бетон накопившуюся горечь. — Все, шутки закончились, я обещал вас вывести из леса, я…

   — Иди для начала дверь открой! Уже раз вывел!

    Все трое ломанулись к выходу, нервно толкая друг друга, как будто последний опоздает навеки. Дверь пытались отдирать аж тридцатью пальцами одновременно, расшатывали, долбили, искали какую-то кнопку, но железобетонная преграда не представляла из себя ничего, кроме банального железа и банального бетона.

   — Да не может быть! Назад путь всегда свободен! — Квашников принялся стучать огромными кулаками по бесчувственному металлу. — Вундер!! Ты нас слышишь?! — Три глухих удара диссонансом поколебали даже пол. — ВУН-ДЕР!!! Набери код!!

   — Кстати, а он код-то запомнил? — голос Контагина стал совсем уж упадническим, утлым и приглушенным, с вибрацией нарастающей паники.

   — Да я ему лично бумажку с цифрами отдал… на случай всякий, — Косинов нервно мотнул гривой волос и принялся отмерять шагами замкнутое пространство подъезда. — Может, далеко находится? Не слышит? Ждет пока сами выйдем? Или… попросту боится?

   — Вундер!! Хотя бы ответь! — Квашников разбежался и врезал что есть дури по двери ногой.

    Даже свет слегка замерцал: то окончательно умирая, то подавая признаки бутафорной жизни. Ажитация всех предметов в пространстве проявлялась зыбким, чуть заметным глазу колебанием собственных контуров, звуковые волны пытались будоражить все вокруг, но мертвое по сути оставалось мертвым по факту: ничего не менялось. Когда у Квашникова уже начали болеть ноги и руки, дверь принялись колотить остальные.

   — Найти бы чего железное… — Зомби задумчиво пошарил взором по грязи на полу. — О, Иваноид, дай летающую зажигалку.

   Звук металла о металл, прежде чем достичь улицы, проходил по всем координатам головного мозга. В унисон безумию зазвучало стекло полудохлого лампиона.

   — Ну должен услышать!

    Наступил момент, когда все трое изрядно измученные уселись на ступеньки. Иваноид вспотел больше всех, влага струйками чертила по лицу прямые линии и капельками собиралась на самом кончике бороды. Его костюм, купленный матерью специально для выпускного, состарился лет на десять: там мазок, там пятно, там подарок леса в виде лишайника, а подмышкой уже начал распарываться шов. Гордая ленточка выпускника средней школы, чудом сохранившая праздничный вид, трагикомично свисала с плеча.

   — Мудр-рена мать! Приключения трех деревянных буратин! — Квашников достал очередную сигарету и пожевал ее фильтр, потом укоризненно посмотрел на Косинова: — Это все ты, Романтик Двуяйцев! «Пойдемте через лес! Мы не из тех, кто выбирает легкий путь!»… Я тебя правильно цитирую, Мудрило?

   —  Откуда ж я знал… что все вот так кверху задницей обернется! Да и силой никто никого не тащил.

   — Похмелье начинается… пить охота… вообще, муторно как-то… — Контагин погрузил в шевелюру грязные пальцы и принялся массажировать голову, получая от этого некое успокоение.

   — Хреново тебе, Зомби?

   — Хуже, чем при оргазме! Сейчас бы в кровать завалиться… Слушайте, может, у Вундера не получилось с кодом, ну не открылась почему-то дверь, и он пошел за помощью? Милиция там или МЧС. Да не мог он просто так нас оставить!

   — Как только отсюда выйду, я ему голову оторву! — почти клятвенно пообещал Квашников. — А потом уже у оторванной головы отдельно спрошу: что он мог, а чего не мог.

   От нечего делать принялись разглядывать стены. Зеленая краска кое-где облупилась да осыпалась, местами виднелись какие-то знаки, процарапанные то ли гвоздями, то ли их родственниками. Знаки не несли никакого смысла и по сути являлись полной белибердой, будто их чертил маленький ребенок. Надписей типа «Анька дура» или «Маша + Саша = …» не наблюдалось (во всяком случае на первых двух этажах). Вот еще странность: на лестничных площадках почему-то отсутствовали окошки для дневного света — хоть небольшие, но они должны быть спроектированы даже для убогих хрущевок… а тут сплошная стена, унылая и неряшливо забеленная.