Один из демонов

Линия Слика. У государственной Системы есть перед и зад

Каждый мужчина в своей жизни должен научиться делать две вещи: добывать пищу и успокаивать женщину. По мне, так второе важнее. Я бы ввел этот предмет в обязательную программу раздельных интернатов. Интересно даже – как они, такие нежные и ранимые девушки, справляются со своими нервами, когда нас нет рядом? Почему не ходят с вырванными волосами и обломанными ногтями от постоянных истерик?

Мне так и не удалось из нее вытянуть, чего же такого я наговорил своей подружке в хмельном дурмане. Зато получилось утешить. Для этой цели пригодилась проверенная схема номер сорок один. После сексуальных игр мы быстро утолили голод острой паэльей, выпили на двоих целую кварту яблочного сока и отправились на прогулку в Райскую парковую зону. Тиа все время допытывалась о моих коллизиях на службе, но я старательно уходил от ответа. Причем сделал это не самым лучшим образом, потому что как–то незаметно для меня наша беседа перетекла в плоскость общих планов на жизнь. А ее проделки со сливом информации в прессу даже не обсуждались. Они вроде как показались мелочами на фоне крайне важного разговора. Не понимаю этого искусства, но само собой выходило, что мы уже постоянная пара и мечтаем о совместном жилище и даже подумываем завести ребенка. Удивительно, но я принимал в обсуждении самое активное участие и даже получал удовольствие от новых, незнакомых доселе эмоций.

 Где–то вдалеке, на горизонте моего сознания маячила грозовая туча грядущей переэкзаменовки. Но улыбка Тиа сработала лучше погодного спутника, и тревожные темные облака постепенно растворились в мысленной перспективе. В конце концов, чего мне бояться? Подумаешь – тесты. За плечами бесценный полевой опыт, как–нибудь проскочу эту формальность и через месяц буду вспоминать о ней с усмешкой.

Потом начался дождь. В этом «Термини» все сезоны слились в один, а чтобы понять время года нужно смотреть в календарь. Мы промокли, как рыбы, поэтому решили просохнуть в «Хибаре». Вернулись домой, развесили по дверям одежду, и Тиа вознаградила меня за новую ступеньку наших отношений очень нежной и прочувствованной схемой номер девять. Там по программе полагалась в довесок еще романтическая флексия, но моя девушка метеором слетала в душ, быстро оделась и, чмокнув меня в щеку, убежала на работу. А я, умиротворенно раскинувшись на кровати, продолжил строить розовые замки будущей жизни с Тиа. Из этого блаженного состояния меня вывел внезапный звонок Кундиса:

– Салют, Слик.

– Салют, трибунальщик.

– Сделал, что мог.

– Верю.

– Как состояние? – ехидно поинтересовался Кундис.

– Превосходное. А что?

– Твой вчерашний загул имеет все шансы стать вечеринкой года. Очень–очень весело!

– Старый толстый Герцог…

– Что ты! Тут и без него хватает источников информации. Твои разглагольствования насчет роли военной полиции в армии просто фееричны.

– Дьявол.

– Ничего, ничего, старина, ты же знаешь их правила – все, что сказано после первой кружки, в зачет не идет. Ты на это и рассчитывал, верно? Но я представляю, как вытянулась холеная рожа Гаспара! Крепко ты приложил всю их шайку! А твоя татуировка – просто прорыв! Свежее течение. Новобранцы визжат от восторга.

Я вздохнул, изумляясь самому себе, и горестно покачал головой:

– А что говорят наши?

«Наши» – это постоянный состав «Форекона», его ядро, кадровые вояки.

– По–разному. Некоторые болтают, что Слик окончательно слетел с резьбы. Колоннель, когда узнал о твоих похождениях, тоже был не в восторге: «Этот болван, Слик, привлекает к себе внимание вместо того, чтобы сидеть тихо, как мышь! И это в его ситуации!».

– А чем плоха моя ситуация? – я почувствовал, как внутри разлилась волна упрямой злости.

Гор еще смеет меня поучать. Они наносят удары по Метрополии, обучают и наверняка вооружают наших врагов, но ханжески морщатся, когда у подчиненных от их произвола съезжает крыша.

В динамике раздалось сопение, как если бы Кундису сложно было подобрать слова:

– Ну, понимаешь… тут на базе полно репортеров… много вопросов. О тебе, в частности. Не знаю, как у колоннеля получилось замять всю историю, но повертеться ему пришлось изрядно.

– О, не сомневаюсь, что он мастак в этом деле, – хмыкнул я.

Еще бы не мастак! Работать на два фронта, постоянно стирая за собой следы. Я понимал, что корни этого заговора уходят глубоко во власть. Заговора кого и против кого? Системы против всего народа!

– Полегче, Слик. По совокупности дел ты запросто мог влететь в крупные неприятности. У секретчиков нет сомнений, откуда на микрофоне твоего «Коллара» взялась грязь. Могли бы затаскать по допросам. А ты отделался переаттестацией.

– Мне ему спасибо сказать? – с негодованием выдохнул я.

– Неплохая идея, – осторожно ответил Кундис. – Не забывай, что все мы – бойцы Метрополии. И сражаемся на одной стороне.

Он, что, переел таблеток патриотизма? Что с ним случилось? И вдруг до меня дошло. С ним поговорили. Уж не знаю, кто и как, но в речах вечного скептика и циника по отношению к начальству, вдруг прорезались чинопочитательские нотки. А раз так – наш разговор наверняка пишут. Я – идиот! Его пишут в любом случае. И Кундис для «наблюдателей» наставляет меня на путь истинный, одновременно пытаясь предупредить.

–  Пожалуй, что я не вовремя стал героем вечера.

– Я об этом и толкую. А если серьезно, старик, даже для тебя это перебор. Как бы чего не вышло… Мой совет – с сегодняшнего дня веди себя так, чтобы мальчикам из хорового кружка впору было ставить твою персону в пример. Усек?

– Понял.

– Слышу, что уже приуныл. Не горюй, дружище, никто из нас не умрет девственником. Жизнь обязательно всех поимеет.

– Спасибо, Кундис.

– Бывай, Слик. Нюхай воздух, а как начнет смердеть, действуй по обстановке.

– Бывай, старина.

Вечером по нейросети пришло новое назначение – явиться завтра в кабинет начальника «ПО» Гиллиса в восемь утра ровно. Один день увольнительной минус. Цена загула. Зато хоть повеселился на славу.

Подразделения базы «Форекон» закончили зачистку сектора Танго. Последнего сектора тридцать пятого «арриала». Сегодня взлетало меньше авиации – только на обычное патрулирование. Зато на земле суета шла полным ходом. Командиры прекрасно знают, чем занять подчиненных, когда основная задача выполнена. Будет череда учебных тревог, внезапные авралы, осмотр и проверка всего комплекса вооружений, непрерывная караульная служба, заброски и рейды внутрь не до конца освоенной пока территории. Когда идет операция, личный состав не слишком мордуют всякими формальностями, зато, чем ближе ее финал, тем напряженней становится служба в периметре основной базы.

На пути к командному бункеру я несколько раз ловил в глазах сослуживцев веселые искорки – видимо, наша гулянка и впрямь получила определенную известность, а один знакомый капитан из складских даже кивнул мне на грудь и показал оттопыренный большой палец. Я так и не выбрался свести татуировку, а предпочел весь вечер проваляться дома на софе, листая информационные каналы. В одиночестве, потому что Тиа не появилась. Ее коммуникатор не отвечал, зато мне пришло сообщение: «Милый, я сегодня допоздна занята, увидимся завтра. Целую». Ничего, в отношениях нужно делать паузы, чтобы не слишком надоесть друг другу. Проклятье. Ее словами заговорил.

Проделав привычный путь на лифте под землю, я прошел верификацию на электронном посту. Служба «ПО» находилась ниже прочих, словно фундамент нашей боеспособности. Сверху на ней громоздились: командный центр, секретчики, боевое обеспечение и связь. Но в глубине бункера, около сердца энергетического реактора во всю ширину здания располагались владения дока Гиллиса. Стационар, лаборатория наноботов и еще три десятка неизвестных мне помещений. Мне было назначено явиться в личный кабинет Гиллиса – уютную овальную комнату с цветочными горшками, развешанными на уровне глаз. Официальный тест наверняка назначат не раньше, чем через месяц. Мне же нужно подготовиться! К чему эта встреча? Предварительное собеседование? Подготовительный тренинг?

Кроме кудрявой физиономии дока в его логове меня ждал сухопарый майор с нашивками Кадрового Управления армии – большая шишка не по званию, но по должности. Прозвучало имя – Линденбаум, и оно не сказало мне ни о чем, за исключением того, что в нем неплохо было бы сократить пару слогов. В присутствии незнакомца я, понятное дело, слегка насторожился. Мандраж не улегся, даже когда док неторопливо делал мне обычную диагностику и вполголоса бурчал о том, что нельзя давать приоритет над встроенным центром диагностики какому–то непонятно кем созданному Гиппократу. Потом последовали несколько разминочных вопросов из словаря бездельников и, наконец, в дело вступил заезжий вояка:

– Капитан Слик. Сорок два года. Офицер без представлений на присвоение очередного звания. К прохождению дальнейшего обучения на Высших Командных курсах не рекомендован. Не сногсшибательная карьера, а, капитан?

– Высокие должности находят более достойных, сэр.

– Скромность и смирение – похвальные качества. Помогут ли они вам, капитан Слик, принять тот факт, что шансов на благополучную сдачу аттестации у вас не более трех процентов?

Вместо ответа из моего горла вырвался неопределенный звук, похожий на протяжное «Я–о–о–ууу». Майор Линденбаум удивленно поднял брови, но продолжил:

–  Дисциплина по «Лоджо» рухнула ниже допуска, психологическая неустойчивость, плюс шлейф сомнительных историй. Мы с начальником «ПО» считаем, что вы наскребете баллы максимум на уоррент–лейтенанта.

Гиллис с готовностью тряхнул кудлатым чубом:

– Слик, ты и взаправду поставил себя в сложное положение.

– Спасибо, док, за теплые слова. Быть разжалованным после двадцати четырех лет службы…, – мой рот пересох, перед глазами заплясали темные пятна.

– Вы уже откомандированы в резерв. Там и будете благополучно прохлаждаться, пока не попадете в набор на новый сектор. А теперь подумайте сами, какому командиру захочется иметь в составе подразделения человека, похожего на несдетонировавший снаряд? Разжалованного штрафника с проваленным тестом на звание и «ЛоДЖо» без среднего и самого важного зубца – Дисциплины?

Я не мог вымолвить и слова, придавленный услышанным. В голове просто не умещалось сказанное Линденбаумом. У меня срежут три планки! Уоррент–лейтенант! Я почувствовал, как дрожат мои губы.

– Слик, вам необходима срочная инъекция антидепрессантов, – пискнул внутри мой персональный лекарь.

Вот привязался с успокоительным!

– Червяк, мне необходим «Блоуган» у виска, – мысленно ответил я медцентру.

– Уже имеется проект закона о сокращении кадровой армии на десять процентов. Нам теперь вполне хватает срочников и вольнонаемных. Кто первый пойдет под нож мясников из Департамента Социальных Взаимоотношений? Офицерский резерв, вне всякого сомнения. А там как раз будет развлекаться персона уоррент–лейтенанта Слика, размалеванная красками дисциплинарных взысканий. К имеющимся залетам добавятся новые, поскольку стандартные нормы поведения – это не для нашего героя, жизненный путь которого всегда подсвечен сожженными позади мостами. Хотите прокомментировать мои слова, Слик?

– Майор, сэр, вы ведь для чего–то решили вылить на меня этот ушат помоев. Док, вас я тоже не могу назвать садистом, хотя иногда и хочется. Валяйте, выкладывайте свое предложение.

Линденбаум хмыкнул и покосился на Гиллиса. Тот потер покрасневшие от напряжения глаза и изрек в своей неспешной манере:

– По нашему мнению, самое лучшее, что ты можешь сейчас предпринять – это тихонько подать в отставку. В чине капитана, не дожидаясь экзамена. Я говорил с колоннелем Гором. Он согласился попридержать результаты трибунала, чтобы ты ушел спокойно, не привлекая к себе внимания.

– Жалко наверное терять героя прессы, – не утерпел я.

Гиллис усмехнулся:

– Мы подсунули журналистам нового. Демерс дал более двух десятков интервью за последние сутки. Слава «Навала» в самое ближайшее время будет в зените.

– На моем примере видно, что слава явление призрачное.

Гиллис поймал глазами мой взгляд.

– Это все, что мы можем для тебя сделать, Слик, – сказал он серьезно и внушительно.

В голосе прозвучала если не угроза, то уж точно намек на нее.

– Ценю.

– Приятно, конечно, но нам нужно твое решение.

– По–моему, вы просто загнали меня в угол.

– Верно, Слик. Вы очень верно охарактеризовали ситуацию, – вставил словечко Линденбаум. – И это означает…?

Чужой голос, голос изможденного старика, уставшего бороться с Системой, а не бодрый голос бравого капитана Слика ответил:

– Я согласен.

– Хорошо. Лови файлы по нейросети. Там прошение об отставке, заявление о сдаче личного оружия и прочей материально–вещевой номенклатуры. Док, парню нужно время, чтобы заполнить все формы. Не возражаете против прогулки в столовую? Слик, в папке девятнадцать документов, и на каждом к нашему возвращению должен стоять твой личный иден–код.

Они вернулись через час, Линденбаум быстро просмотрел пакет подписанных мной бланков, кивнул и сказал Гиллису:

– Теперь он ваш, док. Капитан Слик, – майор протянул мне руку. – Удачи в гражданской жизни. В течение двух суток будет приказ на тебя. Если понадобится помощь – обращайся. Армия не забывает своих парней.

– Спасибо, майор, – ответил незнакомый пока мне штатский человек, обряженный в полевую форму.

Мы остались с Гиллисом одни. Начальник ПО встал и распахнул окно. В комнату ворвался привычный шум базы: отдаленный редкий гул авиационных двигателей, стрекотанье дронов, дробный стук обутых в военные ботинки ног.

– Твоя жизнь после армии… Интересно, как ты ее представляешь?

– Пока никак, – честно сознался я. – Может быть, обоснуюсь поближе к морю. Женюсь, заведу детей. Подам прошение об индивидуальном воспитании.

– Погоди, погоди, – док озабоченно прилип глазами к экрану коммуникатора. – Ты же не выслужил второй ценз…

Я пожал плечами:

– Значит, так сложилась моя судьба.

– Ты не понял! Только второй ценз дает право на свободный выбор жилья. И его пожизненную аренду за счет Метрополии.

– Да знаю я! Но думаю, что найду себе местечко у океана и без помощи правительства. Главное, чтобы вовремя начисляли пенсию.

Гиллис сложил локти на столе, всем телом нагнулся ко мне, словно хотел целиком заползти в мое сознание, и очень ровным голосом спросил:

– Слик, как ты думаешь, может ли государство выпускать в общество людей с передовой просто так, без дополнительных процедур? Вас, парней, привыкших одновременно стрелять и думать? Твое тело напичкано имплантами, которые необходимо перепрограммировать. Снизить уровень гормонов, потому что в гражданской жизни такое количество адреналина будет только мешать. По сути, провести тонкую перенастройку гомеостаза.

– А если рука программиста дрогнет? – криво усмехнулся я. – Метрополия случайно не экономит таким образом на наших пенсиях? Отслужил и быстро сносился.

– Что ты! – руки Гиллиса замахали, словно лопасти геликоптера. – После соответствующего переоборудования ты будешь как новенький. Но даже это – не все.

–  О, мне и сказанного вполне достаточно. Можете не продолжать, я не настаиваю.

– К тебе возвращается чувство юмора. Отлично. Беда в том, что военные, пришедшие с передовой, скверно адаптируются к гражданской реальности. И внушают страх своим поведением штатским. А общество не может допустить, чтобы какие–то его члены страдали в угоду другим, даже очень заслуженным. Короче, ближайшие два года тебе придется провести в специальном санатории, где военнослужащего постепенно подготавливают к обычной жизни. Считай это своеобразной учебкой.

– Два года?!

– Точно. Ты пройдешь карантин, освоишь нормы гражданского поведения, сдашь тесты – и добро пожаловать в наш серый скучный мир.

– С ума сойти! Это какая–то глупость! Мы же все сейчас живем в смешанных секторах, каждый день взаимодействуем со штатскими и никто пока не пострадал.

– Слик! Не путай население приграничных поясов с людьми внутренних районов. Местные прошли специальные программы на психологическую устойчивость. Они знали, на что идут и кто будет их окружением. Почему люди, ни разу в жизни, не видевшие военного, должны вздрагивать каждый раз, когда капитан в отставке Слик выходит на свой газон перед домом?

– У меня на спине будет написано «военный»?

– Конечно, нет. Но ты же не станешь утверждать, что твое поведение – стандартно и обыватель не сможет сделать соответствующие выводы? Брось, Слик!

Мой вечно робеющий сосед, странные настороженные взгляды на улице. Неестественная вежливость продавцов хот–догов. Возможно, что Гиллис и прав, но висельнику все равно за что сушиться на солнышке – за овцу или ягненка. Мои планы на будущее в любом случае пошли прахом. А возврат на исходную уже перечеркнут печатью иден–кода под прошением об отставке.

– Слик? Ты не заснул часом?

– Вот, что я скажу, док... Вы – те еще ящерицы! Вдвоем с Линденбаумом. Подпиши отставку, единственный выход… Махинаторы. А потом выясняется, что меня запирают в богадельню. Санаторий! Там будут решетки на окнах? А на ночь меня станут пристегивать наручниками к кровати? Я угадал, правда, док?

– Слик! Любой подобный санаторий по площади в несколько раз больше нашей базы. Там есть все для нормальной жизни. Клубы, магазины, бары, бассейны, парки. Люди там заводят семьи и растят детей. Просто пока они не готовы раствориться в социуме, мы вынуждены держать их в специальном фильтрационном лагере. 

– Погодите, вы упоминали тесты! А если человек заваливает их? После двух лет этой комфортабельной учебки?

– Значит, он не созрел для нормальной жизни и ему придется задержаться в санатории дополнительно.

– Отлично, – я хлопнул по коленям и закрыл глаза. – Слик, старый ты болван! Вечно во что–то вляпаешься. Воистину, дай дураку веревку, он и повесится!

Док Гиллис растопыренной ладонью на манер расчески провел по своей лохматой голове, покосился зачем–то на экран, после чего заговорил со мной неожиданно вкрадчивым голосом:

– Есть еще один вариант… Как я уже упоминал ранее, существует новый правительственный проект, в котором ты вполне можешь поучаствовать. Трудовой контракт подписывается на пять лет, причем эти годы будут зачтены в твой военный ценз с соотношением полтора к одному. Я давно к тебе присматриваюсь, Слик…

– О, я это заметил!

– Не ерничай. Эта служба, как для тебя выдумана. Есть анкеты по направлениям профориентации. Так вот тут обратное ощущение – что саму специальность писали с тебя. Соглашайся. А выполнив пятилетние обязательства, ты получишь полностью закрытые три десятка лет на службе, любую точку земного шара на выбор в качестве места жительства и все возможные социальные гарантии…

– Благодарю, док. Можете не продолжать. Эта работа меня не интересует.

– Но почему…

– Я быстро адаптируюсь к вашим уловкам, дорогой Гиллис. Полтора к одному по сравнению с передовой? Благодарю! Там, наверное, предстоит стать добровольным испытателем непроверенной вакцины или на скорость грызть камни. Пусть будет ваш распрекрасный санаторий. Где форма, которую нужно подписать?

Знаете, как тяжело приходится призракам? Ты хочешь потрясти за рукав близкого человека, сказать ему: «Ты чего? Да брось, все образуется! Это ерунда, это проходящее. Есть ты и есть я. И есть мы друг у друга. Остальное можно преодолеть». А совсем недавно близкая и почти родная женщина смотрит сквозь тебя и словно не замечает. И ты с болью до сердечного спазма понимаешь – она тебя больше не видит. Зато ясно видит свое будущее, в котором тебя уже нет. Ты для нее словно призрак из прошлого. И не более того. Хочется взвыть от бессилия. Вы – рядом, но недостижимы. Кажется, что попробуй коснуться ее кончиками пальцев и они провалятся в пустоту. А потом она поворачивается и уходит туда, в свое личное будущее, где уже нет тебя. Ты же так и остаешься – невесомый и никем не ощущаемый.

Райская парковая зона сегодня меня не вдохновляла. В трех метрах от меня из бассейна высунулась блестящая коричневая морда выдры и вежливо тявкнула. Вместо умиления я поймал себя на мысли, что не прочь вывалить на нее мусорный бак. Белоснежная цапля прохаживалась по маленькому пойменному лугу и что–то выискивала в траве, а мне хотелось наподдать ей в корму тяжелым ботинком. Узкая пешеходная дорожка вилась от моих ног, огибая живописных древесных великанов с птичьими гнездами в кронах, но мне было не до них. По этой дорожке от меня только что ушла Тиа. Моя подружка улетучилась в направлении реализации своих девичьих фантазий. Так будет достаточно красиво и образно, дорогой культуролог?

– Слик, я узнавала про ваши военные санатории. В них регламентирован каждый шаг. Чтобы поехать на фестиваль танцев в ближайший город, моей подруге с мужем пришлось за месяц подавать заявление, заполнять кучу бланков, строго придерживаться маршрута. Они даже пообедать в придорожном кафе не могли по своему усмотрению. Только в специально отведенных местах, представляешь? Два года в таком режиме? Я не смогу. Извини, Слик. Я там просто не выдержу. А моя профессия? Ты подумал обо мне? Кому нужен культуролог в секторе, где живут исключительно военные? А мы еще мечтали о ребенке, – она закрыла лицо руками.

Сквозь плотно сомкнутые ладони пробился всхлип:

– Прости, Слик. Мне очень жаль.

Я окликнул ее в спину, она нехотя обернулась.

– Тиа, с кем ты встречалась вчера?

Растерянный взгляд.

– Чего? Я тебя не понимаю…

– Кто с тобой говорил? Я не спрашиваю о чем, потому что ты наверняка подписала допуск секретности. Да тут и так все ясно – либо пригрозили, либо что-то пообещали. Поэтому я задаю вопрос – кто это был?

– Извини, Слик, но мне кажется, что ты ищешь, на кого бы свалить вину. Ты все устроил сам. Никто в этом не виноват. А теперь прости, мне пора.

И вот теперь она удалилась, а я стоял, пожираемый чувствами вины и утраты. Девушки умеют развернуть ситуацию так, что ты всегда остаешься виноватым. Это искусство, передаваемое по наследству на генном уровне. Словно это я лично только что перечеркнул крест–накрест все наши надежды на будущее. А может, и перечеркнул? Если бы не моя упрямая и своевольная натура… Э–э–эх! Но тогда я не был бы тем самым Сликом, который ей понравился. А нравился ли по–настоящему? Или ее очаровали наши военные льготы и перспективы жить, словно древние магараджи? Все–таки, я подлец, потому что стараюсь обвиноватить девушку, хотя сам по уши в недостатках.

Хм. А Система оказалась умнее и изобретательней, чем можно было предположить. Как точно она наносит удары. Словно ее действия не сложены из движений и мыслей тысяч человек, а будто за этим стоит один очень недобрый разум. Третьи сутки идут с момента, как мне открылась ужасающая тайна нашего противоборства с мятежниками. Сначала я мучился от осознания, потом раздумывал, как могу противодействовать, но потом со стороны Системы последовало несколько расчетливых выпадов и вот мой мозг раскалывается от собственных проблем, а о масштабных я и думать забыл.

Я поплелся на выход, механически улыбаясь малышам, резвящимся на газоне.

– Хибара! Плюс двадцать два, ужин, мягкий свет.

Хибара. Через неделю мне надлежит съехать из служебной квартиры вместе со своими пожитками, которые уместятся в одну дорожную сумку. Линденбаум обмолвился, что распределение произойдет в ближайшие два дня. Куда забросит меня рулетка случайного выбора? Зоны для военных имеются повсюду, даже за Полярным кругом. Но сначала отладка системы гомеостаза. Червяк. Нам тоже придется расстаться. Из скольких передряг ты вытаскивал мою задницу? Тебя едва не задело осколком мины, пробившей мою голову восемь лет назад, тебя пришлось восстанавливать, когда я по глупости залез в зону действия секретного радиоэлектронного комплекса. Теперь тебя заменят на гражданскую бессловесную модель. Она обеспечит мне здоровье и долголетие, но это будет просто микропроцессор, без всякой электронной псевдо-личности. Зато его элементов питания хватит на десяток лет автономной работы, потому что расход энергии будет меньше.  Червяк, Тиа, Хибара – вот что я теряю. А что остается? Только перепаханное медиками тело бывшего капитана Слика, будущего штатского лица с социальным индексом «Гамма» и позабытым именем Константин. Буква «Г» отныне станет моей эмблемой, поскольку ношение личного коммуникатора на верхней одежде обязательно для обывателя. Так мне объяснил мозгоправ. А программа лояльности правительству? Эти пресловутые РМ – как я с моим характером смогу удержаться на грани? То нельзя, другое нельзя. Док скинул мне основные каноны общественного поведения прямо перед ужином. Спасибо ему – остался голодным. Как почитал файлы, кусок просто в горло не полез. Что же делать?!

Во мне по крупицам, по крошечным кристалликам крепло решение, формировалась уверенность в собственной правоте. Или уверенность в безысходности положения? Придя домой и приняв душ, я с торжественной мрачностью вызвал Гиллиса:

– Салют, док.

– Салют, Слик. Что–то случилось?

– Я насчет вашей непыльной работенки. Той, о которой шла речь на нашем междусобойчике, где мне так нежно дали коленом под зад со службы. Там еще не закрылась вакансия?

Винтик разболтался, винтик извлекли. Но не выбросили в мусорный контейнер, потому как он понадобился в другом узле. Гиллис сказал, что даже подходит идеально. И размер, и шаг резьбы. Что может сделать один винтик против целой Системы? Ничего? Ошибаетесь. Если узел, в который его заново ввернули достаточно ответственный, то этим непокорным винтиком вполне реально заклинить весь механизм. Надо только знать, в какое сочленение его бросить. Чтобы скрежет зазвучал до небес.

Я научусь ждать. Пусть с Дисциплиной у меня проблемы, но все-таки тридцать пять пунктов там осталось. И я задействую их все, до последнего. Собеседование. Кто бы мог подумать! То есть, существует возможность, что я не подойду? А ты не зазнался, Слик? Или уже вообразил себя единственным на планете отставным капитаном с плохим послужным списком? Словом, я чувствовал себя очень неуютно, когда толкнул перед собой знакомую светло–зеленую дверь и оказался в овальном кабинете начальника «ПО». Сегодня рядом с Гиллисом восседал уже знакомый мне по трибунальской комиссии общественный наблюдатель. Форменка непонятного образца, неизвестная эмблема. Зато теперь я рассмотрел его получше. У Коэна оказались буйные черные волосы, прореженные проседью. Вместе с кудрявым доком эта парочка походила на небольшое семейство шиншилл. Перед осененными положением и властью мужами дымились паром два бумажных стаканчика с черным кофе.

– Господа, – с запинкой выговорил я, покатываясь внутри со смеху.

Ирония всегда спасала меня от расстройства психики.

А что там Линденбаум тявкал насчет смирения? Капитан Слик учится сдержанности – еще несколько дней назад я счел бы необходимым довести до их сведения свои наблюдения относительно схожей внешности.

– Салют, Слик. Хочу представить тебе Ису Коэна, одного из руководителей нового проекта, о котором я говорил тебе ранее.

– О, Док, вы выражаетесь загадками, словно королева фей. Рад встрече, мастер Коэн.

– Я тоже рад, капитан. Присаживайтесь

Коэн вел себя в кабинете Гиллиса, как хозяин, и я это отметил.

– Мне удалось бегло посмотреть ваше дело, капитан, – важно сказал заезжий чиновник.

– Напугало? Некоторые, я слышал, седеют и начинают заикаться, когда читают мою биографию.

– О, ничуть, ничуть, – он потянулся к своему кофейному стаканчику, сложил губы дудочкой и тихонько подул на напиток. Шумно отхлебнул, с удовольствием причмокнул и аккуратно поставил на угол столешницы.

– Капитан, вы является сторонником анимистического мировоззрения?

– Какого мировоззрения?! – оторопел я.

– А–ни–ми–стического. Вы верите в одушевленность природы?

– Сэр, я верю в нашу цивилизацию, Райские парковые зоны, а все остальное, если оно не является едой, меня не интересует.

– Но позвольте, вы сами говорили на следствии о нашествии грызунов в секторе Танго и даже передвинули сонары на два деления, чтобы исключить захват мелких целей. Этот поступок выглядит так, будто бы капитан Слик подозревал о заранее спланированной акции против его подразделения. А поскольку мы не властны напрямую управлять сознанием диких животных, стало быть, это сделал кто–то за нас. Творец или дьявол, к примеру. Может быть, я неправильно истолковал ваши слова?

– Я не понимаю вас, сэр. Если бы мы пошли охотиться на енотов, мы стреляли бы в енотов. Но нашей целью были более крупные мишени. Именно поэтому я изменил настойки шлемов.

– Понятно. Вы верите в Творца?

– Да, конечно. Я, как и все военные – поклоняюсь Церкви Метрополии.

– Куда после смерти уходят наши души, капитан?

– Тела получает конвертер, а сознание растворяется в нейросети и становится частичкой общественного мышления, пока Творец не решит возродить его заново. Это каждый школьник знает! К чему вы клоните, сэр?

– Спокойствие, капитан. Просто отвечайте на вопросы. Дайте определение слову «грех».

– М–м–м, – я с хрустом поскреб подбородок. – В моем понимании это проступок, дисциплинарный штраф. От обычного залета он отличается неотвратимостью наказания. И еще имеет склонность к суммированию.

– Превосходно, Слик, – Коэн в радостном возбуждении потер ладошки. – Превосходно. Вы чувствуете себя одиозной фигурой?

– Сэр?!

– Пояснить? Хорошо. Вы квалифицируете собственную персону, как неординарную личность, способную увлекать остальных? Как часто вы оказываетесь в самой гуще событий, из которой к вам почему–то липнут наиболее негативные? Не возникало ли ощущение, что все в мире крутится вокруг вас? Что события подвластны исключительно вашей воле? А эта пресловутая татуировка? Что это, случайность или подсознательное стремление проявить вашу истинную натуру: темную, зловещую, необузданную?

– Ха. Док уже зондировал меня на тему светлого или темного начала. А я посоветовал ему применить спектрометр.

– Полагаю, что тут вопрос ясен. Ангел такую татуировку себе не наколет. Смелее, Слик. Нужно признаться. Неужели вы не ловили себя на мысли, что от вас иногда шарахаются люди? Или, наоборот, тянутся, словно к чему–то порочному и запретному?

В моей голове вихрем пронеслись лицо Тиа, острое рыльце соседа Экклза, брезгливая физиономия Гаспара и разнокалиберная шеренга моих сослуживцев. А также появились легкие сомнения в умственном здоровье сидящего напротив меня человека и желание слегка ему подыграть:

– Пожалуй, что иногда можно сказать и так, сэр…

– Закончите фразу: чтобы насладиться всей прелестью цивилизации, нужно сначала…

– Немного постоять по пояс в дерьме! – рявкнул я и, подумав, добавил. – Сэр.

Коэн скосил глаза на дока, потом решительно хлопнул в ладоши:

– Он подходит. Пока еще рано утверждать что–то определенное, но харизма, стремление к деспотизму, взрывной темперамент… Он определенно подходит. Мы берем его, Гиллис. Слик! Контракт не сразу вступает в силу, вам еще нужно время на хирургическое вмешательство, последующую реабилитацию, обучение. Думаю, все займет около полугода. Потом ваши служебные часы затикают в полтора раза быстрее. Что, какие–то проблемы? Нет? Ну и отлично. Капитан, ловите папку с файлами. Все их нужно заполнить, и не последнее место среди этих документов занимает соглашение о секретности получаемой вами информации. Вы поняли меня, капитан? Отчетливо поняли? Вы уверены в этом?