В шаге от Рая

Часть 4. Мария Васнецова и Паук

*****************************************************************************

Я повернула голову в сторону водительского сиденья и украдкой взглянула на Глеба. Но почему-то сейчас мне совершенно не хотелось ни о чем с ним разговаривать. Внутри меня было непонимание того, что происходит. И почему все это происходит вокруг нас с Самохваловым. Вокруг меня. И, что самое главное, вокруг моего ребёнка.

Нет, головой я понимаю, что этот ребёнок - ребёнок Глеба Андреевича и Виктории Самохваловых. Но пока я его вынашиваю, я его олицетворяю только с собой. И считаю, что это мой ребёнок. И ничей больше.

- Мария Владимировна, - поворачивается ко мне всем корпусом отец Глеба, сидящий на переднем сиденье рядом с Глебом. Мне они по каким-то своим причинам отдали задний диван этого роскошного внедорожника в полное распоряжение. - У меня к Вам будет одна просьба, которая позволит обеспечить безопасность всех, кто находится в этой машине. И всех тех, кто в ней не находится.

- Что я должна делать? - отворачиваюсь я от окна, в котором хотела или пыталась что-то рассмотреть. - Или не делать?

- Вы должны забыть все то, что видели и слышали сегодня. И не вспоминать никогда об этом, - он смотрит на меня ласковым взглядом, и я понимаю, что стоит на самом деле за этим взглядом.

- Я поняла Вас, - шепчу еле слышно и киваю, отворачиваясь к окну.

Мне страшно сейчас. Страшно от того, что я увидела, когда машина Глеба Андреевича выезжала за ворота. Мне не показалось – там действительно лежало несколько черных пластиковых пакетов. А я слишком хорошо знаю, что в таких пакетах может лежать.

Неужели отец того ребенка, которого я вынашиваю сейчас под своим сердцем, может оказаться таким жестоким человеком? Неужели этот человек может вот так взять и расправиться со своими врагами, которые угрожают жизням тех, кто находится рядом с ним?

Нет, не может он так поступать! Не может он так себя вести! Он другой!

А вот его отец, которого почему-то все Пауком называют, как мне кажется, способен и не на такие жестокости.

За окном плавно растянулся лес, почти уже потерявший свою листву. Да, здесь осень уже почти сдала свои права, по сравнению с осенью в Германии, где она долго еще будет властвовать. И там только к рождеству что-то может измениться. А у нас скоро уже снег будет лететь отовсюду, откуда только можно.

- Глеб Андреевич, можно попросить на заправку какую-нибудь заехать? – подаю я робко голос, надеясь, что не вызову этим на себя порцию гнева от его отца. – А то малыш очень сильно давит. Мне бы заглянуть кое-куда.

- Хорошо, сейчас заедем, - бросает мне Глеб, не отрываясь от дороги.

- Только я тебе, сынок, советую с ней идти везде. Не ровен час, нам опять придется ее задницу откуда-нибудь спасать, - вижу я край щеки Паука, искаженной кривой ухмылкой.

Он действительно считает, что я могу вот так взять и придумать какие-то проблемы для его сына? Для человека, которому я так многим обязана? Он действительно думает, что я буду специально искать приключения для себя?

Глеб Андреевич аккуратно сворачивает к ближайшей заправке и ищет место, чтобы припарковаться как можно удобнее к вожделенному мною месту, в которое мне сейчас очень надо попасть. Потому что иначе мне потом придется мыть ему всю заднюю часть машины.

- Я провожу Вас, Мария Владимировна, - обращается он ко мне, открыв заднюю дверь, чтобы я могла выйти.

Смотрю на него и вижу, что он какой-то очень бледный. Словно ему страшно то, что сейчас происходит вокруг нас. Или он просто переволновался за всех, кто был в доме?

Кстати, а почему они оставили там Архипова?

- Глеб Андреевич, - поворачиваюсь к нему, когда мы отходим на небольщое расстояние от машины. – А почему мы оставили следователя Архипова там, на месте? Или он самостоятельно доберется?

- Мария Владимировна, по-моему, мы с Вами договорились в машине, что Вы ни о чем не вспоминаете из того, что произошло там, - вижу, как его взгляд становится очень жестким, словно он сейчас мне вставит по первое число за слишком большое число вопросов, которые я ему задаю. – Иначе это все может быть очень небезопасным для всех тех, кто находится рядом с нами. И кто пытается обеспечить нашу с Вами безопасность. Вы не думаете об этом?

Киваю, понимая, что он прав. Этот мужчина, которому я доверила свою жизнь и свою судьбу, действительно прав. Потому что если я буду всячески вспоминать о том, что там произошло, и задавать лишние вопросы, то ничем хорошим ни для кого это не закончится. Особенно если учесть, что вокруг Глеба Андреевича всегда слишком много всяких любопытных личностей.

Спустя буквально пять минут мы возвращаемся в машину. Глеб Андреевич помогает мне сесть, заботливо пристегивает меня ремнем и закрывает дверь.

В тот момент, когда он наклоняется надо мной, меня накрывает волна такой нежности, что я понимаю, что сейчас просто растаю. Или это гормоны так решили надо мной подшутить?

Да какая разница, кто именно надо мной так шутит! Главное, что пока я буду рядом с этим человеком. Пусть немного времени осталось, чтобы мне насладиться его теплом и заботой, но даже этого времени мне хватило бы полностью, чтобы просто какое-то время почувствовать себя счастливой.

Смотрю на Самохвалова краем глаза и понимаю, что он сейчас настолько сосредоточен, настолько серьезен, что мне совсем не хочется его отвлекать по пустякам. Пусть едет за рулем. А я буду просто наслаждаться тем, что сейчас нахожусь в его машине.

Отворачиваюсь к окну и понимаю, что от мелькания огней фонарей вперемешку с домами и деревьями у меня начинают тяжелеть веки, а глаза закрываются сами собой. Или это от пережитого стресса?

Не знаю, но думать о том, почему именно мне так вдруг сильно захотелось спать, я сейчас совершенно не могу. Потому что ехать куда-то отсюда мне совершенно некуда. Да и по условиям нашего чертова контракта я должна быть всегда рядом с Глебом Андреевичем Самохваловым, куда бы он не приказал мне ехать за ним. Потому что он и только он может обеспечить мою безопасность.

- Так что там с твоим начальником охраны? – слышу я сквозь наваливающийся сон.

- Нет у меня больше начальника охраны, - мне кажется, или Глеб Андреевич невесело усмехается? – Теперь надо нового искать. А я из-за него, между прочим, под подпиской о невыезде. А из-за того, что у вас телефоны с Архиповым не отвечали, ко всему прочему, я теперь еще и прав могу лишиться, потому что гнал, как сумасшедший.

- Тебя никто не заставлял гнать к нам, как сумасшедшему, - ворчит Паук. Или это мне сквозь сон кажется, что он ворчит в полголоса? А на самом деле говорит совершенно нормально?

- Ага! Маше рожать скоро, у вас троих трубки не отвечают, а я должен совершенно спокойно себя вести и никуда не гнать! Скажешь тоже, - огрызается Самохвалов на своего отца.

Дальнейший разговор я уже не слышу и не запоминаю – провалилась в сон, в котором мне было так легко и спокойно, что я с радостью перенесла бы его в явь.

*****************************************************************************

- Мария Владимировна, как Вы себя чувствуете? - голос Паука слишком ласковый - не вяжется такой голос с его внешним видом и общим образом человека, который умеет крошить врагов направо и налево!

- Вполне себе нормально, чтобы не вызывать ничьего беспокойства, - отвечаю я совершенно спокойно этому человеку. Потому что понимаю, что бояться его я точно не собираюсь. С чего мне его бояться, если вот сейчас я ничего плохого для него не сделала? Зла я на него не держу, хотя он тогда неслабо так мне жизнь потрепал, когда мне пришлось выплачивать долги моего мужа за него. А сейчас – мне с ним делить совершенно нечего!

- Мария Владимировна, у меня к Вам будет очень серьезный разговор, - Паук садится напротив меня и смотрит пристально мне в глаза, словно что-то хочет внутри меня узнать прямо сейчас, считывая что-то из меня, из моих мыслей и чувств.

- Я слушаю Вас, - пожимаю я плечами и не отвожу взгляда. Я знаю эту его игру. Глеб Андреевич не может удержать взгляд, когда отец пристально смотрит ему в глаза – такую игру в гляделки я видела уже достаточно много раз между ними. Но со мной так можно не играть – у меня матушка и похлеще порой взгляды гневные на меня бросает.

- Как Вы знаете, за моим сыном и его ближайшим окружением сейчас идет весьма нешуточная охота, чтобы он мог просто расслабиться и получать удовольствие от жизни, - мне кажется, что старик немного сошел с ума, раз решил посвятить меня в то, что я и так вижу. – У меня есть все подозрения думать о том, что охоту за ним ведет один человек, которого мы с моим сыном привыкли считать давно погибшим. Как этому человеку удалось остаться в живых, для меня загадка. Но почерк похож именно на этого человека. Почему я и немного неспокоен за своего сына. Но есть еще одна проблема – Вы. По-хорошему, что я знаю о суррогатных матерях, они всегда живут отдельно от той семьи, для которой вынашивают ребенка. Вас же Глеб почему-то решил держать рядом с собой. И это еще сильнее связывает моему сыну руки, чтобы свободно разобраться с теми, кто выступает против него. Что я Вам тут хочу сказать? Я хочу, чтобы Вы усвоили несколько простых правил, которые Вам придется соблюдать, чтобы мой сын мог нормально решить все свои проблемы. Вы готовы услышать эти правила?

- Если Вы считаете, что какое-то послушание от меня способно помочь Глебу Андреевичу справиться с его проблемами, то почему бы мне и не начать эти правила соблюдать? – пожимаю я плечами. Потому что мне сейчас совершенно все равно на то, что будет происходить и какие правила мне будут устанавливать. Главное, выносить спокойно этого ребенка и, наконец, стать свободной, как ветер!

- Во-первых, Вы знаете, что не так давно мой сын овдовел, - Паук встает со стула, на котором только что сидел, и начинает ходить по той комнате, которую выделили мне в этом огромном пентхаусе, сообщив, что эта комната теперь моя. – А ему нужна женская ласковая рука с утра, когда он собирается на работу. Поэтому будьте так добры, вставать чуть раньше моего сына и собирать ему завтрак. Виктория Геннадьевна всегда вставала с утра пораньше и готовила моему сыну завтрак, если они жили здесь, а не в своем доме.

- Хорошо, - киваю я. Для меня это не так сложно, но если это поможет Глебу Андреевичу, то почему бы мне и не пойти на уступки этому вздорному старику и не делать так, как было бы лучше для них обоих – у одного сердце спокойно, что его сына собрали на работу, а другому приятно, что за ним кто-то присматривает.

- Второе правило, которое Вы должны выполнять – это беспрекословно слушаться Глеба Андреевича и меня во всех вопросах, которые касаются Вашей собственной безопасности. Потому что если вдруг возникнет какая-то угроза Вам или Вашей жизни, а Вы будете топать ножками и кричать, что ничего не хотите слушать и делать, простите, но и я, и мой сын будем просто вынуждены поместить Вас в клинику, где Вы будете находиться постоянно до момента появления на свет наследника Глеба Андреевича!

- Скажите мне пожалуйста, - прищуриваюсь я, все продолжая смотреть прямо в глаза отцу Глеба Андреевича. – Вы считаете меня полной дурой, если думаете, что я буду куда-то бегать и что-то делать, пока не рожу этого ребенка? Или Вы думаете, что мне так нравится рисковать жизнью ни в чем неповинного малыша, который скоро должен появиться на свет? Или у меня на лице написаны все признаки умственной отсталости, что я, зная, что у Глеба Андреевича сейчас очень сложные проблемы, вдруг решу, что мне надо куда-то скакнуть, что-то такое выкинуть, чтобы ему проблем побольше доставить? Нет, в том, что мозгов у меня маловато, я и сама даже не сомневаюсь – ни одна нормальная женщина в здравом уме не сделала бы так, что побежала бы играть роль суррогатной матери! Но ведь Вы сами помните, что ситуация у меня была безвыходная. А теперь моя задача, когда вся ситуация уже разрешилась, просто сделать так, чтобы Глебу Андреевичу не было нужды думать о том, что же я делаю и в каком направлении шевелюсь!

- Я рад, что Вы меня услышали, Мария Владимировна, - Паук довольно улыбается, кивает головой и быстро выходит из комнаты, наверное, чтобы я не зацепилась с ним языком еще раз за какой-нибудь другой вопрос. А ведь я могу – он в этом, похоже, уже убедился.

Интересно, о каком человеке он говорит? Кого они считают давно умершим, кто может так себя вести и разыгрывать такую сложную комбинацию, чтобы свести с ума этого смелого и храброго мужчину? Кому может понадобиться использовать и меня в том числе, чтобы сделать хуже Глебу Андреевичу?

А если этот кто-то знает, какая мечта у Самохвалова была самой важной? Какую мечту он лелеял? Если эта мечта – как раз о том, чтобы появилась, наконец, семья с ребенком?

Тогда этот загадочный кто-то явно будет всеми силами стараться сделать так, чтобы от меня избавиться. И это ведь может быть кто угодно, независимо от того, насколько близко я нахожусь к Глебу Андреевичу. Ведь если лишить его мечты, если лишить его наследника, то Глеб Андреевич либо сломается, либо начнет допускать все возможные ошибки, в результате чего он просто перестанет быть той акулой в бизнесе, которой он сейчас является.

Получается, что этот кто-то – из числа конкурентов. Но конкурентов давно умерших. А кто это может быть?

Я открываю телефон и начинаю серфить интернет. Вдруг мне повезет, и я смогу хотя бы что-то найти и увидеть?

**********************************************************************************************************

- А можно один вопрос? – с милой улыбкой я спускаюсь на первый этаж пентхауса, где точно – по запаху крепких сигарет я это могу понять без каких-то ошибок – сидит Паук. Наверняка опять читает какую-нибудь паршивую газетенку из разряда желтой прессы.

- Что Вы хотели у меня узнать, Мария Владимировна? – поднимает он на меня глаза и пристально смотрит. Вот что за привычка у человека так внимательно смотреть на своего собеседника? Но я опять выдерживаю этот взгляд.

- Я хотела узнать о том, правда ли, что у Глеба Андреевича практически не было врагов до настоящего момента? – я осторожно присаживаюсь за другой край стола, чтобы не вдыхать лишний раз сигаретный дым. Несмотря на то, что в пентхаусе достаточно систем принудительной вентиляции, отец Глеба Андреевича почему-то не стремиться этими системами пользоваться. Хотя мне сейчас табачный дым вдыхать как-то не очень хочется.

- Да, мой сын в этом плане молодец, - кивает Паук, туша сигарету в пепельнице, а потом тянется за новой из открытой пачки.

- А можно Вас попросить не курить при мне? – поднимаю я руку, словно школьница за партой. – Сыну Глеба Андреевича это будет не очень хорошо – потому что иначе я становлюсь пассивным курильщиком, а это, сами понимаете, не самое хорошее влияние на развивающийся плод.

- Да, Мария Владимировна, простите меня, не подумал, - кивает мужчина и убирает сигарету обратно в пачку. – Никак не могу избавиться от своей пагубной привычки, хотя уже давно пора бы. Вроде как и из тюрьмы уже достаточно давно вышел, а все туда же – никак справиться с собой не могу.

- Я все понимаю, особенно если Вы долго курили, - стараюсь улыбаться как можно ласковее, чтобы не спугнуть этого человека, которого мне сейчас очень нужно вывести на откровения. Иначе все мои труды просто пойдут прахом. – Расскажете мне, что знаете о конкурентах Глеба Андреевича?

- А почему вдруг Вас это стало так сильно интересовать? – смотрит он на меня пристально, словно пытается разгадать, что я могу сейчас ему сказать и чем себя выдать.

- Потому что мне же надо понимать, откуда может прилететь угроза. Да и Вы сами видели, что Ваш сын оказывает мне весьма недвусмысленные намеки, и мне не хотелось бы отвечать на них, зная, что в скором времени я могу оказаться на улице. И потом, мне не хочется, если что, и вдовой оказаться, если вдруг кто-то из конкурентов Вашего сына Глеба Андреевича решит, что ему следует расправиться окончательно с господином Самохваловым.

- Вот смотрю я на тебя, Маша, и думаю, то ли ты меркантильная сучка, которая решила втянуть во что-то моего сына, но вот только во что – понять сам не могу. То ли ты слишком умна, чтобы показывать свое настоящее нутро, и играешь роль меркантильной сучки, - Паук откладывает газету и пристально смотрит мне в глаза, словно пытаясь прочитать что-то в них. Если он надеется там увидеть ответ на свой вопрос, то он очень сильно ошибается. Не увидит ни за что! – Ведь ты же прекрасно знаешь, что суррогатные мамы рожают ребенка по заказу и быстренько перестают интересовать своих заказчиков. Историй, когда богатый бизнесмен, который решил стать вдруг отцом, остается заинтересованным в той, кто была инкубатором для него и его ребенка – единицы на десятки миллионов. А ты вдруг решила, что мой сын, который сейчас оказывает тебе какие-то знаки внимания, вдруг женится на тебе?

- Ну почему же я вдруг решила? – улыбаюсь я хищной улыбкой, которую вдруг решила изобразить на своем лице. – Я уверена, что не ошибаюсь. Да и Вы сами все видите – глаза-то у Вас работают так, как надо, я в этом даже не сомневаюсь!

- Ну хорошо, допустим, я поверю, что ты действительно что-то там увидела из телодвижений моего сына, - кивает Паук. – Но ты для меня становишься загадкой. Такие девицы, как ты хочешь изобразить, обычно поступают совсем по-другому.

- И как же они поступают? – мне становится интересен этот диалог. Но к вопросу о конкурентах я все-таки вернусь. Ему придется ответить на этот вопрос, что бы он там ни говорил.

- Они не берут мужика пузом, как это сделала ты. Ведь ты же – инкубатор. К тебе так все и относятся. Да, мой сын решил все твои проблемы, которые у тебя тут были. Но это не значит, что он и дальше все будет решать из того, с чем ты сталкиваешься, ты ведь это прекрасно понимаешь?

- Конечно понимаю, - киваю я. – Но давайте опустим то, какой же девушкой или женщиной я являюсь на самом деле. Потому что вопрос о конкурентах мне сейчас более интересен и важен, нежели это может показаться.

- Ну хорошо, - кивает Паук и, немного прикрыв глаза, откидывается на спинку стула и начинает рассказывать.

У меня складывается впечатление, что всех, о ком он сейчас говорит, он знает сам полностью. Или, по крайней мере, принимал самое активное участие в их возникновении как конкурентов сына. Чтобы Глеб Андреевич не расслаблялся и как можно активнее выгрызал себе путь в бизнесе. Каким-то другим способом я объяснить такую феноменальную память обо всех, кто когда-либо спорил за сектора рынка с Самохваловым, я объяснить не могу. Слишком он все хорошо и четко знает, словно бы и не прошло с момента первого спора почти два десятка лет.

А может, Паук как раз сам и взращивал конкурентов сына, чтобы потом за своего отпрыска не бояться и знать, что он со всеми справится? Со всеми и со всем? И мне тогда и бояться нечего, что со мной что-то может случиться?

Хотя, если бы мне нечего было бояться, я уже давно бы жила спокойно и не пряталась, как буквально пару дней назад, в старом домике, где по какой-то причине, на нас напали неизвестные отморозки и устроили натуральную канонаду!

- Если я про кого-то забыл, то ты можешь мне напомнить, - Паук закончил рассказ и тут же потянулся за сигаретой.

- Нет, Вы вроде бы рассказали про всех, кто может меня заинтересовать, чтобы понимать, насколько эти люди опасны, - качаю я головой – Паук рассказал даже про тех, про кого в интернете была написана от силы пара слов.

- Еще что-то? – смотрит он на меня с ухмылкой, держа сигарету в зубах, но еще не закуривая. – А то курить очень хочется.

- Давайте Вы сейчас покурите, а я пока к себе схожу. А потом я Вам еще пару вопросов задам, - хитро улыбаюсь и смотрю на мужчину.

- Ну хорошо, - улыбается он кончиками губ. – Завела ты старика, Машка!