По следам предков

Витя Максимов

Максимов не слышал воя сирен и гула самолетов, в его жизни не было холода, голода, смерти или дороги по которой они шли с отцом к собственной родне…

Он не видел смерти… Смерти так сказать наглядной, когда чуть загнутый металлический нож ее косы выкашивал людей направо и налево, не примечая, чьи головы в ту секунду слетели.

Витя был сыном от второго брака видного советского востоковеда, египтолога, ассириолога, академика Василия Львовича. Этот второй брак ученного оказался более удачным и счастливым для него самого, потому помимо младшего Витюши, профессор и руководитель Ленинградского Института Востоковедения перед началом войны имел еще десятилетнюю дочь.

Так сошлось, что в 1941 году вторая супруга Василия Львовича вместе с детьми поехала отдыхать к родителям в солнечную Алма-Ату, в далекую Казахскую ССР. Поэтому, когда в блокадном Ленинграде люди умирали от голода, замерзали от холода, и сам академик с уцелевшим персоналом института пытался сберечь наследие древних, Витя и Мила любовались горными вершинами Заилийского Алатау, седые каменные кручи которых укрывали белые папахи снега даже в знойные летние дни. Высокие глянцевито-ледяные перевалы, в которых отражались небеса, многочисленные долины, огражденные крутыми, изломанными склонами, по дну коих струились тончайшими нитями бурчащие, дикие как ветры казахских степей, реки, плоские переливающиеся, словно пятаки мореные озера, поражали своей вольной красотой воображение ребят, не только в первый день приезда, но и во все последующие военные годы. А спускающиеся по горным склонам сине-фиолетовые пирамидальные, тяньшанские ели, плодовитые яблони, абрикосы, кусты боярышника, шиповника, жимолости, облепихи, барбариса придавали самой местности благолепие благодатного края, которого, пожалуй, что не могла задеть кровавая рука войны.

Впрочем, война изменила и столь яркую по цветам и благосклонную Алма-Ату, вроде пригасив ранее зримую ослепительность красок, заглушив их серыми тонами присущих военному положению, по которому жила вся Советская страна, не только уходом мужского населения на фронт, введением карточной системы распределения продуктов, но и наполнив все это эвакуированными со всего Союза людьми, заводами, производствами и госпиталями.

Семья Максимовых хотя и не голодала, однако и ее не обошла нужда. Чтобы прокормить детей, маме Вити, Лидии Ильиничне, пришлось идти работать в школу, работали и бабушка, и дедушка, и даже маленькая Мила, которая ездила вместе с другими школьниками в пригородные совхозы на уборку, посадку картошки, моркови, свеклы, их прополку и полив.

В длинных очередях за хлебом семилетний мальчик, фантазер и выдумщик, непременно сопровождал сестру, и подолгу выстаивая в них, представлял себя этаким воином, которому предстояло не просто сберечь припасы, но и удержаться, чтобы на обратном и каком-то особо долгом пути, не съесть те малые хлебные деликатесы. Впрочем, потом особой сластью было скушать положенный ему хлеб вприкуску с огромным апортом, яблоком с блестяще-лощеными боками, бордового окраса, больше походившего на маленький арбуз, что рос в саду его деда. В такие моменты Витя мешая хлеб с огромным апортом, сладкий сок которого стекал по пальцам, наполняя саму ладошку, думал о своем папа, вести от которого приходили очень редко и мечтал его увидеть… Мечтал, как прежде, взять его за руку и сходить с ним в один из крупнейших художественных и исторических музеев мира, название которого почему-то не мог толком назвать.

И хотя Василий Львович не воевал, мальчик в своих мечтах представлял папу с красным знаменем в руках, взбирающегося на баррикаду и дающего указание крейсеру Авроре на выстрел.

Летом, когда Алма-Ата томилась зноем, парящими сгустками поднимающегося от почвы, а ночью с трехглавого, словно Змей Горыныч пика Талгар, наблюдаемого из города единым каменным пластом прикрытого сверху блестящей коркой льда, спускались легкие ветра приносящие прохладу, «славный рыцарь Дон-Кихот Ламанчский» (как частенько в шутку называла Витю, сестра Мила) воображал своего старшего брата Андрея (первого сына Виктора Львовича) командующего многозарядной пушкой, из которой потоком летели во врага реактивные снаряды. Тихий, умный, талантливый мальчик, любимчик Василия Львовича, он очень скучал за Ленинградом, прежней жизнью, отцом, старшим братом, друзьям по двору, и в свои еще малые года уже понимал, что вернувшись домой, возможно, никогда больше не встретит тех с кем катался на перегонки на самокате.

В Алма-Ате журчала вода по артериям города, мощенным из булыжников арыков-каналов, доставляя из высокогорья воду в город для полива огородов, садов, готовки пищи, ночами успокаивая своих обитателей, а днем разрежая сам жар воздуха. А между тем предгорья, смыкающие по кругу Яблоневую столицу Казахской ССР, покрывались обилием красок, весной в красно-желтые тона цветущих тюльпанов, летом в медовые краски купальниц и лютиков, а после в небесно-синие, как и сами низкие небеса, горечавок.

В Ленинград маленький Максимов так и не вернулся, в 1944 году Василий Львович по приглашению возглавил Институт этнографии АН СССР в Москве. Уехать пришлось еще потому как дом, в котором жили в Ленинграде, подвергся бомбежке, пропало все имущество и библиотека папы Вити, умерла его первая супруга, а совместный сын Андрей, командир орудия артиллерийского полка старший сержант погиб в боях под Орлом летом 1943 года.

Видимо, потому как детское воображение рисовало перед Виктором потоки реактивных снарядов, которые выпускала пушка старшего брата Андрея Васильевича, мальчик не стал связывать свою жизнь с миром истории, к которому принадлежал его отец и дед, вспять того направив весь свой талант в область изготовления систем автоматизации и управления движущихся объектов и сложных технологических процессов, став инженер-конструктором.