Турский с трудом обдумывал то, что ему днем рассказал Максимов. Наверное потому оставшуюся часть этого дня он изучал саму стену, не просто обойдя ее по периметру, но и не раз взобравшись сверху на нее. И увиденное, услышанное, а после, и прочувственное вылилось в очередную бессонную ночь. Когда Миша не смог сомкнуть глаза, а уставившись в брезентовый потолок палатки даже в наступившей тьме продолжал видеть, протянувшуюся каменным гребнем по вершине склона, стену, выложенную из огромных, плоских лежащих горизонтально друг на друге блоков, особенно мощных в основании. Остро обломанные края, полированные площадки, бортики, отверстия, продольные недорезы, выбоины, дыры и явно выложенные ступени с внутренней стороны стены, однозначно, выдавали в данном строении дело рук человеческих…
И человека не примитивного с дубиной в руках, а явно высокоразвитого которому известны такие науки как архитектура, геометрия, физика.
Вероятность предположения Максимова, что сама крепостная стена, как и цивилизация, погибли вследствие ядерного взрыва, войны, потопа, или чего подобного с особой четкостью проявились, когда Михаил Андреевич забрался на стену и увидел сверху не только воткнувшуюся в склон горы тарелку, переливающуюся своим боком, но и саму каменную кладку, разбросанные блоки. И ему, военному человеку, сразу стало ясно, что взрывная волна от ядерного удара пришла снизу, точно с долины, взъерошив землю, уничтожив деревья, кустарники, растения, натолкнувшись на мощную оборонительную крепостную стену, опалив ее по всей поверхности. И с тем оставив те самые черные полосы, пятна, подтеки… тени Хиросимы на всем чего коснулось световое излучение.
А за палаткой вроде поддерживая тяжелые думы Турского завывал, бушевал ветер, и было слышно как легкому похрапыванию Ноженко (лежащего на соседней койке) пособляли поскрипыванием ветви сосен и чуть надрывный хруст брезента, поддающегося вверх-вниз, ровно надрывно дышащего.
Майор покинул палатку поутру (оставив в ней все еще крепко спящих членов группы), когда предрассветная полоса едва окрасилась золотистыми тонами, а сам небосвод, растеряв и самую малую черноту, побелел. Впрочем, на его все еще безбрежном полотне созерцалось несколько ярко-серебристых попеременно моргающих маяков вселенной. Ночь вместе с завывающим ветром принесла не только пронзительность мартовского холода в эти места, не отличимую от зимней стужи, но и полноценный снег, который укрыл землю пухлыми, мягкими одеялами. Белизна и скрипучесть снежного покрова сейчас мерцала мельчайшими огоньками, словно перемигиваясь с задержавшимися на небесах звездами, нечастыми, одиночными или только потерянными. Михаил Андреевич, несмотря на снег, лежащий на деревянном помосте и пока не убранный, торопливо взбежал на площадку, что располагалась параллельно долине и упиралась в днище НЛО. Центральная и очень гладкая часть которой, переливающаяся серовато-белым блеском, продолжала испускать из собственной середины в виде рисунка широких изогнутых лучей, сходящихся в единой точке, мельчайшие голубые искры, волнистые короткие линии, круги, косые кресты, прямоугольные рамки, квадраты, треугольники, перья, глаза, человеческие руки, начертания коршунов, метелок, змей, заштрихованных кругов, фигурок сидящих людей, лежащих животных.
Особое волнение на уровне першения и боли в горле охватило Турского, а его сердце в груди и вовсе застучало словно сумасшедшее, в попытке пробиться сквозь преграду и выскочить наружу. Он все пока жевал, зажатую в правом уголке рта, папиросу, когда ощутил лишь от собственного приближения к тарелке гул и ощутимую вибрацию, как самого объекта, так и деревянной площадки. Отчего, наверное, вспыхнул каждой мельчайшей искоркой, лежащий на поверхности НЛО снег и ровно отразился во все еще белых небесах, сейчас притушивших яркость оставшихся звезд. И показалось в эту минуту Мише, что замерло, остановилось не просто прошлое и настоящее, но и неведомое наступающее которого боялся не только он, но и родственная ему на уровне крови тарелка. Определенно, пугаясь человеческого варварства, когда приду, возьму…значит, уничтожу.
- Öffne die tür! – и сам не понимая, почему, фразой на немецком, начал разговор с НЛО Турский, торопливо протянув в сторону самого днища левую руку. Он сейчас стал вполоборота, развернувшись в отношении тарелки именно левым боком, а его вытянутая рука и квадратной широкой формы ладонь с большими крепкими пальцами (указывающими на него, как на человека труда) чуть вздрогнули, будто вопрошая для себя, что-то у столь удивительного объекта. А уже в следующий момент Михаил резко выплюнул сплющенную гильзу себе под ноги и голос его, ранее прозвучавший бархатно-низко, набрав громкости и высоты с легкой хрипотцой возгласил, указывая:
- Открыть створки! Открыться! Откройся! Öffne die tür! – и даже, - aperta, open, abrir… - И уже с очевидной злостью в голосе, едва идущим с низко-дребезжащей хрипотцой, вскрикнул по-русски, - открыть! Открыть створки! Открыть, я приказываю! – еще мгновение и под мягкой вибрацией самого помоста Турский качнулся вперед, а его пальцы вошли в текущую полосу символов, словив на кончики прямоугольную рамку с несколькими выпуклыми знаками в ней. Так, что показалось, не просто сам символ рамки просочился сквозь подушечки пальцев, но и знаки начертанные внутри нее. И тотчас площадка, как и сама тарелка тягостно вздрогнули, ощутимо усилив вибрацию. Особый, тугой гул, будто набирающегося обороты двигателя вновь сотряс помост, на котором стоял майор КГБ, его самого и НЛО.
Все то время текущие по четырем изогнутым лучам мельчайшие голубые волнистые короткие линии, круги, косые кресты, прямоугольные рамки, квадраты, треугольники, перья, глаза, человеческие руки, начертания коршунов, метелок, змей, заштрихованных кругов, фигурок сидящих людей, лежащих животных внезапно замерли, вроде по единому указанию, а потом, явно втянулись в обшивку днища, оставив на поверхности лишь видимость голубого света. И уже в следующий момент Михаил Андреевич получил мощный толчок со стороны голубого света, подобный тому, что получил он в первый раз своего общения с объектом. Голубоватый дымок вновь окутал тыльную сторону ладони и пальцы Турского, однако узкий световой поток, выскочив из соприкосновения днища НЛО с площадкой молнией, не задел его ноги, а точно пролег полосой по деревянному помосту. И данный удар хоть и стал ощутимым, но не вызвал боли, сбоя в дыхание и сердцебиение, он всего лишь оттолкнул от днища тарелки Мишу, потому тот поневоле и резко ступил назад, да также поспешно опустил чуть дрожащую руку вниз.
А голубому свету внутри лучей внезапно и вновь слышимо в унисон, что-то фыркнуло, вроде изнутри объекта, и синхронно, да опять же пронзительно свистнув, зашипело. И в ту же секунду Турский увидел, как голубой свет внутри рисунка на обшивке тарелки вроде надломился надвое и тягучими каплями проник в образовавшуюся тонкую трещину, моментально в ней пропав. Но лишь затем, чтобы уже в очередной момент времени трещинка значимо расширилась, а мощное колыхание, наполнившее как НЛО, так и площадку, заглушило дребезжащий гул, подобный взлетающему самолету. Еще не более пары секунд и трещинка явно превратилась в большую расщелину, а после сам рисунок, начертанный на обшивке в виде четырех лучей, очень резко сделал поворот по часовой стрелке, одновременно, расширяя внутри себя щели, и словно растягивая их в стороны, таким образом, формируя огромный сквозной проем.
Это все случилось столь быстро, что когда Миша сообразил, что перед ним все-таки открылся вход в тарелку, из темного как ночь проема в его сторону опять же стремительно выплеснулись клубы голубовато-белого пара, а в нос ударил не только запах плесени, но и горьковатый дым только, что выкуренной папиросы. Потому-то майору и подумалось, то просто поднялся вверх запах от все поколь тлеющей у него под ногой гильзы. Впрочем, когда дым заполонил ноздри, рот, глотку, гортань и заслонил собственной горечью глаза, выплеснув на них слезы, Турский торопливо поднял левую руку и прикрыл ладонью лицо, смахнув пальцами капель слез зацепившихся за кончики загнутых его ресниц, единожды отогнав остатки чумных паров от носа и рта.
Глаза все еще пробивало на слезу, когда Михаил Андреевич поднял голову, отстранив от лица ладонь, и, увидел перед собой широкий, круглый полутемный проход в тарелку, слегка освещенный блекло-голубым светом, в котором медленно оседал вниз к деревянному помосту белый дым. В диаметре не меньше трех метров, он проявился полым и трубообразным туннелем, блистающим зеркальностью серебристых стен в которых едва приметными нитями проходили дающие бледно-голубой свет осветительные приборы. По нижней части прохода пролегала лестница, подобия пожарной, той, что вертикально устанавливали на зданиях, и, которая вела на крыши, где несущей частью оказывалась сама стена, и на коей отсутствовали, как таковые перила. По боковым стенам туннеля размещались тонкие металлические полозья, их было с обеих сторон по пять штук, располагающихся относительно друг друга на расстоянии десяти-пятнадцати сантиметров.
За счет того, что осветительные приборы пролегали по всей длине прохода НЛО, стало заметно, что он сравнительно длинный и, вероятно (прав оказался Ноженко), объект имел многоуровневую конструкцию, в виде поэтажного расположения как хозяйственных, двигательных, жилых отсеков, так и центра управления. Ибо даже с данного места, где находился Турский, наблюдался метрах в четырех не более того, не только обрыв эвакуационной лестницы и полозьев, но и явно начинающиеся опять же с двух, а может и четырех сторон боковые проходы.
Михаил Андреевич медлил теперь совсем малую часть времени, которую можно сопоставить с четвертью минуты, и уже спустя того мгновения, резко ступив с места направился к проходу, входя в столь обширный туннель и сдерживая шаг на первой ступени лестницы, выступившей к подошве его хромового сапога своей закругленной и очень гладкой, словно стеклянной поверхностью. Сейчас с особой мощью в нос ударил запах плесени который переплелся с папиросным дымом, точно внутри тарелки курили…дымили и очень долго, очень давно, не проветривая…потому и наполнился объект такой приторной горечью. Теперь стало ясно, что внутри НЛО царит мертвая тишина, а дребезжащий гул создают лишь ее округло-объемные стены. Хотя когда Миша крепче вогнал подошву сапога в ступень, ощущая мощную вибрацию всей ее поверхности, достаточно четко и будто раскатисто отозвался далекий тртт-трии, звук схожий с каплями дождя внезапно затарабанившими по обшивке НЛО и им чуть свистяще подпел залетевший внутрь прохода порыв ветра. А после и также внезапно нижняя створка, которая вошла, опустившись в широкий деревянный помост площадки, зашипела и совсем немного вроде дернулась вверх. Того Турский не увидел, а всего лишь ощутил спиной, так как стоял в таком положении, потому чисто интуитивно, и сам не понимая почему, громко, указующе крикнул:
- Открыть! Открыть створки! Открыть, я приказываю! – и тотчас также поспешно повернул голову, наконец-то увидев, что данная часть и явно круговой створки так и не вошла (в отличие от боковых и верхней) в пазы, а замерла, где-то сантиметрах в двадцати от них, выступающей такой ступенью, чуть-чуть вздрагивающей. Хотя стоило Михаилу Андреевичу на нее прикрикнуть, как ступень разом замерла на месте не переставая возвышаться относительно самого прохода. Турский прерывисто выдохнул, тем самым окончательно изгоняя с ресниц и глаз задержавшиеся слезинки, прочищая не только рот, нос, но и горло, гортань от остатков дыма. Его узкое, вытянутое лицо, с узкими скулами и нижней челюстью, высоким лбом и рассеченным надвое широкой бороздкой подбородком, не зря выдавали в нем личность с волевым характером, отважным, а порой и шальным, потому он энергично и вновь ступил вперед, входя внутрь прохода и переступая с одной плоской ступени на другую, когда почувствовал позади себя не просто движение, а хватку ватника на спине и опять же наполненный беспокойством, страхом за его жизнь низкий с хрипотцой голос Ноженко, крикнувший:
- Миша, ты, что творишь?
Уже, впрочем, в следующий момент времени Турского схватили и за руки, да с той же резкостью, беспокойством дернули назад, прямо-таки вырывая из прохода тарелки наружу. Потому наверно горечь папиросного дыма с той же торопливостью сменилась на стылую свежесть морозного утра, а белизна утреннего неба заместилась его голубоватым отсветом, едва приправленным розовым оттенком, все же восходящего, выглядывающего из-под простыни облаков, солнечного светила.