Эксперимент стали проводить лишь на следующий день, еще потому как только на таких условиях Григорий Алексеевич на правах врача допустил к нему Турского, чем последнего и без того разозлил. Потому Миша не выдержав сказал:
- Тебе не кажется, Гриша, - впервые называя его столь по-свойски, - что ты забываешься, не говоря уже о том, что я по званию выше тебя, и меня эта твоя фамильярность раздражает.
- Успокойся, Миша, - с мягкостью своего приятного низкого голоса с легкой хрипотцой встрял в разговор Дмитрий Анисимович и уголки его глаз зрительно удлинились, погасив в глазницах голубизну радужек, так ровно он намеревался засмеяться. - Григорий хоть и ниже тебя по званию, что я, впрочем, просил меж нами не вспоминать, и неоднократно, имеет лично для меня более высокий статус своими медицинскими знаниями, и я намерен ему в том подчиниться. И это советую сделать тебе, голубчик, еще и потому как мы с ним наслышаны о твоем ранении и не хотим как-либо тебе навредить.
Михаил Андреевич тогда не стал спорить, а схватив ватник, выскочил из палатки на двор. Майор КГБ вообще не любил, с самого детства, когда его жалели, а тем более вспоминали о слабости, которую после ранения он за собой замечал. Впрочем, ему пришлось согласиться с требованиями Пранузова и Ноженко. Потому что стоило ему выйти из палатки, как идущий прямо-таки стеной дождь не просто намочил его всклокоченные темно-русые волосы, но и большой всегда ершисто лежащий чуб, единственное наследство, оставленное от предков донских казаков. Турский и сам осознал, попав под эти дождевые потоки, что сегодня проводить возле тарелки какие-нибудь эксперименты просто-напросто невозможно.
- Миша, иди в палатку! Промокнешь! - крикнул ему сбежавший с помоста вниз Кравчик, все то время осматривающий НЛО, с плащ-накидки которого стекали не менее обильные массы воды, и, не дожидаясь майора, нырнул в палатку, слегка сдвинув брезентовую створку тамбура.
На удивление, но в этот раз Михаил Андреевич не стал спорить, всего-навсего усмехнулся командам, которые последнее время летели в его сторону от членов группы, и глубоко вздохнув, вошел в палатку вслед за Владислав Игнатьевичем.
Утро следующего дня, и то к радости Турского, выдалось хоть и пасмурным, но без дождя. Однако свинцовое, низкое небо предполагало, что вскоре с него низвергнется вниз не просто капли, а вероятно снег. Он после вчерашнего дождя, завершившегося лишь к утру, почти полностью смыл с деревьев, ветвей, и даже НЛО остатки снега, тот, если где и хоронился, лишь в неглубоких впадинках и по берегу речушки, прихватив там ледяными пластами камушки меж собой. Волглый, плотный испарениями туман слегка стлался вокруг почвы, напоминая легкие летние облака в небесах. И дышалось также тяжело, словно ты был в парной или только сказывалось волнение, потому Михаил качнул головой, стряхивая отдельные парные капли, притулившиеся на его большой казачий чуб.
Сегодня Максимов, Ноженко и Кравчик, в отличие от Турского и Пранузова в армейских ватниках, были одеты в темно-синие болоньевые плащи, наверно еще потому как несмотря на влажность, на дворе не ощущалось мартовского холода, вроде дождь его вместе со снегом смыл в речные воды. Члены группы, поднявшись по помосту, остановились в нескольких шагах от тарелки на деревянной широкой площадке прямо перед ее днищем. У Виктора Васильевича не просто висел на груди на ремне фотоаппарат «Зенит-6» с объективом, он также установил на штативе кинокамеру, намереваясь снять все тут происходящее, опять поражая Мишу не только собственными знаниями, но и очевидными талантами.
Огромный рисунок, в виде широких изогнутых лучей, сходящихся в едином центре, возвышающийся над помостом метрах в двух не более от стоящих людей, как раз на центральной части НЛО, сейчас просматривался, словно сложенным из мельчайших, круглых щетинок, дополнительно формирующих рисунок в рисунке, но только залегающих в виде зигзагообразных полос. Михаил Андреевич уже знал, что эти зигзагообразные полосы проявились после его контакта с тарелкой. Едва ощутимая вибрация чувствовалась на поверхности площадки и под подошвами сапог, и чуть воспринимаемый гул определенно шел со стороны днища самого объекта, будто внутри него кто-то шумно дышал.
- Скажи, Миша, каким языком владеешь? - спросил Ноженко, и торопливо ступив вслед за Турским, придержал его за плечо, не позволяя приблизиться к тарелке. Еще и потому как эксперимент включал в себя не просто очередной контакт майора с НЛО, но и возможность ее открыть или хотя бы заметить створки, двери, иллюминаторы на ее днище. И в том Дмитрий Анисимович полагался на Михаила Андреевича, ведь еще вчера поутру все члены группы попеременно подходили к НЛО, и, оно никак на них не отреагировало, оставшись в том близким лишь Турскому.
Полковник уже в который раз задавал Мише этот вопрос, в намерении понять, так сказать базу знаний различных языков землян в собственной группе. Впрочем, майор КГБ толком так и не ответил, он и сейчас лишь выпустил изо рта дым, от ухваченной зубами папиросы, и, перегнав ее в левый уголок рта, так и не оглянувшись, все же негромко, надрывисто отозвался:
- Немецкий, - а после, слегка помявшись, дополнил, - и немного вьетнамский, - так как ему в кругу этих ученых, уж очень не хотелось выглядеть малообразованным.
- Анх цо ной тиенг хонг? - внезапно раздался высокий, звонкий тенор Григория Алексеевича стоявшего немного поодаль от Кравчика, а Турскому в этот момент захотелось огреть его так-таки кулаком. Так как капитан медицинской службы явно задал ему вопрос на вьетнамском языке, который чего греха таить Михаил Андреевич даже немного не знал…
- Совсем немного, - сухо проронил Турский и прямо-таки заскрипел зубами, пытаясь раздавить в них гильзу папиросы или хотя бы выпустить чуточку из нее дыма.
- Хау, хонг тот, Миша, - произнес Пранузов и майор по тембру умягченности прозвучавшего тенора понял, что последний его пристыдил, или, что-то вроде того.
- Там там, - все-таки припомнив какую-то фразу вьетнамского, откликнулся Турский и теперь оглянулся, победно посмотрев на стоящего в нескольких шагах от него Григория Алексеевича и все еще не выпускающего его плечо Ноженко, опять же мягко улыбающегося.
- Не обижайся, Миша, - незамедлительно сказал капитан и широко улыбнулся, растянув уголки пухлых губ так, что справа залегла небольшая ямочка не щеке, вроде оспинки. - Просто я шесть месяцев был во Вьетнаме, переобучая тамошних врачей и пересекался с тем, как наши военные знают вьетнамский, лишь отдельные фразы, подобия «там там», - завершил он свои познания и слегка прищурил глаза, словно теперь намереваясь собственным все проникающим взглядом вытащить из Михаила Андреевича и жеванную папиросу. Тот, впрочем, выплюнул ее сам ощутив на языке ошметки табака, да тотчас резко ступил вперед, вырывая из хватки Ноженко плечо, приминая подошвой сапога остатки гильзы, концом воткнувшейся в побуревшую поверхность деревянной площадки.
- Будет, Григорий, говорить о несущественном, - словно ощутив негодования Турского, встрял в разговор Дмитрий Анисимович. - А ты Миша не психуй по пустякам. Так как спросил я про знания языков тебя не просто так, как ты можешь понять. А лишь в рамках нашего эксперимента, чтобы знать твои возможности.
- Только немецкий и русский, - и вовсе зло откликнулся майор, теперь уже не оборачиваясь, а глядя только на днище тарелки.
- Ну, и хорошо, - опять же и явно примирительно добавил полковник, - тогда говорим стандартную фразу «открыть створки» и начинаешь ты Миша на немецком, а потом все остальные знатоки языков тебе помогут. Вьетнамский, Григорий, думаю, будет звучать вслед за немецким, - досказал он и слышимо для Михаила Андреевича хмыкнул, будто не очень полагался на знания Пранузова или только защищал, таким образом, Турского.