6
1365 Слова
Часть 6. Саша.
А по небу - топ-топ! - ходит, видимо, кто-то крылатый,
Как по свежему льду.
И по сахарной пудре, вдоль сахарной ваты
Я в школу иду.
Очень хочется спать. Всё неправильно в мире.
Одноклассники злы.
Но зато на дворе время белых зефирин,
Снеговой пастилы.
Кто-то с неба снимает все пенки рассвета
Тонкой ложечкой льда.
И ещё я не знаю, что сладкое вредно,
Да и школа вредна.
Путь обратно и греет, и так холодит
Вкус пломбира с лотка.
И лежит вся зима и вся жизнь впереди
Холодна и сладка.
Marika Nova.
У меня на руках спит его дочь! Его проклятая, гнилая по праву рождения кровь! Так же как я обожал ее брата, точную копию любимой Тони, так же я ненавидел ее. Мерзкая, заносчивая, пустая!
Разочарование всей моей жизни. В тот момент, когда я узнал, что у моей Тони будет дочь, у меня появилась призрачная надежда. Надежда на то, что я бессмертен и кто - то будет так похож на Антонину, что я смогу полюбить двойника. Полюбить как женщину, быть с ней счастлив. Что моя Тоня родит мое счастье.
А потом я присутствовал на родах, помню как вынесли два белых свертка. Того, что был перемотан голубой лентой, впихнули в руки Белова, а мне же достался кулек страшно орущий, с алой лентой. Я взял ее на руки, я заглянул в ее глаза и тут же захотел отшвырнуть от себя, как жалящую гадюку.
На меня смотрели два огромных синих глаза. Его точная копия. Такой же разъедающий мою душу взгляд.
Не рыжие волосы Тони, черные, как смола, как пепел ада!
Я видел счастливого Белова, видел мальчика на его руках и хотелось выть. Это мое проклятие, ее сын, его дочь!
Эта маленькая пакость тянула ко мне ручки, побуждая меня к ласке, но я ненавидел ее всем своим мертвым сердцем. Это было точкой не возврата, эта девочка отняла у меня надежду одним своим рождением. У Тони больше не будет детей, Тоня никогда не будет моей, у меня больше не будет никого.
А она росла, становясь все более упрямой в своем стремлении приблизиться ко мне. Казалось, чем больше я ненавидел этого ребенка, тем больше ей было необходимо мое внимание. Гадкая, никогда не плачущая малышка. Я всегда сравнивал ее с Тоней в ее возрасте. Маленькой, беззащитной, нелюбимой. Эта же, сильная, дерзкая, всеми любимая, наглая, не в меру эгоистичная. Она получала все что хочет, она манипулировала людьми. Она горела, она всегда горела если и не на прямую, то глубоко внутри.
Ее глаза сияли этим дьявольским синим пламенем.
Она не была Тоней от кончиков волос, до кончиков пальцев на ногах.
Не такая, вся не такая!
И сейчас это нечто лежало в моих руках. Только полный невежа мог назвать ее не красивой, девушка была произведением искусства.
Пришлось улыбнуться. Тоня была моим помешательством, навязчивой идеей, кровью под моей кожей.
Кая….
Кая была всегда никем для меня. Если бы горел дом, я бы вытащил всех, вплоть до глупой кошки Светы, но я бы специально смотрел, как горит эта беловская девка! Я думал так всегда, пока не увидел рваный клок железа, торчащий из ее груди. Тогда я словно увидел ее впервые, почувствовал впервые, что она вообще есть. Дышит, живет, смотрит на меня своими синими глазами и горько плачет. Я чуть ли не впервые увидел ее слезы. В ней течет кровь Тони, если она умрет, Тоне будет горько. Но почему то не это меня заботило, а то, что никто и никогда больше не сможет мне противостоять, как вот эта умирающая девочка.
Я впервые захотел жизни для нее.
И впервые я видел в ее глазах равнодушие. В них всегда было столько всего намешано, ненависти, злобы, желания, стремления. Весь спектр человеческих эмоций, ей удавалось передать глазами.
Я подумал, что если она выживет, я все исправлю. Я дам ей шанс, доказать мне то, что она так стремилась девятнадцать лет до меня донести.
Как я был глуп.
Как я был слеп.
Она уехала. Не успела на ее груди зажить рана, которую она на отрез отказалась излечивать, она собрала вещи и бежала. Прощаясь со всеми, а я вот не успел. Выскочил на крыльцо, а ее уже след простыл. И не помогало убеждать себя в том, что ничего не потерял и не утешала Тоня, не спасал и любимый крестник Кай. Именно так, детей крестили и уже тогда я отказался от одного из них. Крестным для Кристины стал Никита.
И вот она вернулась. Махом на плечи рухнули десять лет томительного ожидани. Захотелось загрызть шлюху в моей кровати. Захотелось выцарапать себе глаза и не видеть ее, потому что это было не естественным, неправильным, глупым! Хотеть ее!
Она и изменилась и нет одновременно. Те же черные волосы, только много длиннее и оттого еще более восхитительные. Тот же маленький рост и высокие каблуки. Та же точеная фигура, только уже не подростковая, а женственная. И те же ненавистные мне синие глаза, только теперь, когда не видел их десять лет, вдруг захотелось умереть на месте.
А еще этот шрам и виноградная лоза по нему. Это само по себе было Страшно Красиво. Она была необычна и притягательна в каждом своем проявлении. Захотелось разлить ее образ по склянкам, записать ее в строки, разбить на ноты.
Но ей не хотелось уже ничего.
Полностью и всеобъемлюще ничего!
Полное равнодушие взгляда. А ведь никто не сказал мне о ее приезде, потому что все знали, что мне все равно.
Все равно….
Все равно?
Эта малышка доказала всем и мне, что она выживет, она справится. Она не воспользовалась ни копейкой денег ковена. Она училась и работала по ночам. Страшно представить, сколько больных ублюдков могли ее обидеть, а еще страшнее представлять теперь, когда знаешь что и силы, то у нее не было. А что если она скрывала все те ужасы, творящиеся с ней там? Захотелось растормошить ее и все выспросить. Вытрясти из нее правду, потому что волосы у меня на голове стояли дыбом от незнания того, что довелось вынести этой крохе.
А она просто спала.
Не прижималась ко мне, не искала защиты. Не хмурилась.
Кая просто спала.
Это было дико, неправильно, неестественно.
Она просто не может находиться в моих руках.
Дьявольская дочь Белова!
Только дочь дьявола может целоваться так, что хочется выть. Потому что видишь в ее глазах большую круглую луну.
- Она не Тоня.
Не понимаю, что шепчу это вслух. Не понимаю, что уже так давно люблю ее мать просто по привычке. Потому что это казалось мне правильным. Я воспитал Тоню, она должна была стать моей, она была обещана мне. Но я упустил тот факт, что я знал Тоню с пяти лет. Но Каю мне вложили в возрасте пяти минут от силы. И какая разница, какими были ее глаза, какая разница в цвете волос?
Эта девочка могла противостоять всем, эта девочка бы ни за что не полюбила такого как ее отец. Просто потому что даже мудак Белов, слабее ее.
- Кая.
Она такой и была, снежной королевой. Всегда королевой. Всегда выше всех на голову. А мне хотелось сломать ее шею, чтобы эта корона свалилась с ее головы.
Я ломал и корежил ее душу.
Тоня стала такой, от нелюбви всего мира, а вот Кая стала такой, только из-за моего равнодушия к ней!
И уже ничего не вернуть. Никогда она не поймет того почему я ненавидел ее столько лет. Никогда она не сможет понять, отчего бил. А ведь я бил ее! Я оставлял на ее бледной коже синяки, а она никогда и никому не жаловалась. Никогда не говорила ни отцу, ни матери. Носила ужасные водолазки с длинным рукавом и воротом. Всегда не морщась, скрывала боль. А я получал от этого свой кайф. Я видел ее муки и упивался этим.
И ничто не изменится теперь. Я люблю Антонину по привычке и по привычке я ненавижу Каю.
Не Кристина Несвятова. А ведь я мог так ее называть. Так нет же, девочка подпитала мою ненависть и тем, что взяла фамилию отца.
Кая Белова.
Его дочь!
На земле всё белым-бело.
Забинтованы вены рек.
У меня оторвали крыло.
Из него сотворили снег.
Так от боли бывает тепло.
Так добро по живому режет.
У меня оторвали крыло.
Из него сотворили нежность.
Ничего, если б вдруг покой,
Если б небо над головой,
Если б хлеб или если б дом…
Что мне делать с одним крылом?
Только я не боюсь ничего –
Мне теперь и от снега тепло,
Мне теперь и ночами светло.
Ибо я – из ребра твоего,
Ибо ты – из крыла моего.
текст Marika Nova.
- Писатель
