Ева.
Встаю с его колен и горю. Горю в прямом смысле. Везде. И даже там, где не должно.
Губы всё ещё ноют, будто он их сжал до синяков, дыхание сбивается, сердце тарахтит, как бешеное.
Мне и стыдно, и обидно, что спалилась так нелепо. Повелась на его нежность.
Нежность, мать её! От Кирилла Баженова! У которого максимум заботы — это помочь раздеться.
А я? Я, дурища, не только позволила ему себя целовать, но ещё и прилипла в ответ. Прямо как липучка!
Да мало того — его руки. Эти чёртовы руки, которые шарили по мне, будто я уже его.
Я чувствовала каждое движение, каждый его вдох.
— Господи… — шиплю, прикрывая лицо ладонями.
Мне нужно было закатить сцену, уйти, гнуть своё — болит. Но вместо этого я сидела, дышала ему в шею и дрожала, как лист на ветру.
Теперь стыдно даже смотреть ему
