Падение 2. Иллюзия свободы

Перелом

Кайл начинает подозревать неладное спустя ещё один час и ещё две чашки эспрессо. Когда темноволосая девушка-стажёр приносит регистратору стопку выписок, он в очередной раз идёт к стойке, чтобы спросить о Кали.

— Её выписали около часа назад, — невозмутимо отвечает регистратор, на что Кайл в сердцах бросает «блять».

— Прошу прощения, — Кайл извиняется за сквернословие перед покрасневшей регистраторшей и мчит на стоянку за машиной.

Мест, где можно обнаружить Кали, немного, точнее, оно всего одно. Кайл спешит в бар, чуть касаясь педали тормоза всякий раз, когда видит на улице девчонку, издали напоминающую Рейес. У неё была фора в час, и скорее всего, она уже там или на подступах — глупая, безумная девчонка. Кайл злится. И на себя, за то, что проморгал, за то что резался от скуки в «Марио» на телефоне вместо того, чтобы глядеть в оба, и на Кали за то, что не позвонила. Ведь просил же! Кайл почти уверен, что она не забыла, а просто решила не звонить — из больницы уйти незамеченной ей ума хватило. Да что же в нём, чёрт возьми, не так, что девки бегут от него, как от чумного?! Какое-то проклятие, не иначе.

Машина визгливо тормозит у бара. Внутри пусто и темно, табличка «закрыто» висит вместе с сорванной бумажкой «опечатано», значит, она уже была здесь. Кайл сбегает по ступенькам, обходит здание, дёргает на себя дверь парадной и мчится наверх через ступеньку.

Он находит Кали на пороге квартиры. В коридоре чернеет месиво засохшей крови и мозгов — уборка на месте преступления в обязанности полицейских не входит. Кали стоит к нему спиной, смотрит на это всё, у неё плечи ходуном ходят от слёз. Она глушит рыдания в закушенном кулаке, а у Кайла от всего этого зрелища срывает тормоза.

—Кали! Я же просил тебя! — предел терпения достигнут, он рявкает громче, чем рассчитывал. Кали от неожиданности вздрагивает и резко оборачивается. При взгляде на него её полные ужаса глаза теплеют и наливаются слезами. Его крик срабатывает, как спусковой механизм — Кали больше не может держаться. Она плачет навзрыд, шарит перед собой рукой, ищет опору, чтобы не свалиться прямо на замызганный пол.

— Я не могу… Я не могу здесь больше находиться, — на неё вдруг наваливается всё разом: отец, Гарсия, изнасилованная Гейл, ублюдок Суарес, боль от синяков и порезов, кровь в квартире. От бессилия Кали заваливается вперёд, прямо на грудь подоспевшего Кайла, виснет на его руках, словно выпотрошенное чучело. Под грудью всё сводит от рыданий и больно так, будто она пробежала марафон — вдохнуть нельзя.

— Я так устала, Господи, так устала. — Кали едва удаётся вставлять обглодки фраз между приступов рыданий. — Почему это всё со мной случилось, почему?

— Тише-тише, всё хорошо, — Кайл крепко прижимает её к себе, целует в макушку, гладит по волосам. Рейес жмется к его груди, чувствует вибрацию его голоса, чувствует, как она проходит волной вдоль всего её тела, обволакивая и успокаивая, ощущает аромат кофе, едва уловимую отдушку стирального средства, смешанную с запахом его кожи. Безотчетно хочется вцепиться в него ещё крепче, спрятаться за ним, слиться с каждым изгибом его сильного тела, как сходятся кусочки паззла, но Кали запрещает себе даже думать о том, чтобы позволить ему остаться.

— Кайл, уходи. Не надо, пожалуйста, — она отстраняется от него на расстоянии вытянутых, сцепленных в замок рук — дальше Кайл её не пускает — и тараторит, стыдясь поднять на него глаза. — Тебе всё это не надо, ты хороший, ты очень хороший, давай не будем усложнять. Я тебе херовая пара…

— Кали! — он снова чуть повышает голос. Кризис миновал, она уже достаточно вменяема, чтобы понять смысл его слов. — Я уже большой мальчик, я сам в состоянии решить, кто мне пара, а кто нет. Собери вещи, сейчас мы уедем отсюда.

— Но мне открываться… — его уверенный голос не терпит возражений, Кали пытается сопротивляться, но выходит из рук вон плохо. Ей и самой до тошноты не хочется находиться в этой квартире, не хочется топать в этот блядский, прокуренный бар, чтобы снова и снова проживать один и тот же день.

— Я решу вопрос.

— Кайл… — последняя попытка. Кали уже знает наперёд что и она закончится провалом. Кайл смотрит на неё так, как никогда не смотрел — мужчине с таким взглядом противопоказано идти наперекор. Рейес понимает, что проверять пределы его терпения небезопасно — он готов просто взвалить её на спину и вытащить из квартиры.

— Я решу вопрос, — ещё твёрже повторяет он, и Кали сдаётся.

В голове пустота, во всём теле необъяснимая лёгкость, словно она выплакала всё напряжение после девяти месяцев ада за стойкой «Прихода». Пока Хантер вышагивает от стенки к стенке в общем коридоре, Рейес кидает в сумку несколько комплектов одежды и белья, документы и отцовскую колоду карт — большего у неё и нет, вжикает замком и выходит из квартиры на цыпочках, чтобы не посадить на подошвы ни капли чужих останков.

— Готова?

Кали машет головой, всё так же старательно избегая смотреть ему в глаза. Хантер берёт её сумку и спускается вниз первым давая ей возможность запереть квартиру и чуть собраться с мыслями. Он надавил на неё, от этого как-то противно скребется совесть, но по-другому было нельзя. Не всегда спасение утопающих дело самих утопающих, а Кали с готовностью надела себе камень на шею.

Всю дорогу до его квартиры они едут молча. Он помогает ей выйти, ведёт по узким коридорам до двери. На пороге он вручает ей связку ключей.

— Не стесняйся копаться в ящиках, в морозилке есть что перехватить на первое время…

— Подожди, а ты? — Кали понимает, что вертит в руках его ключи, не запасные, а его, и что в собственную квартиру ему не зайти, если она не откроет. Он не пытается остаться с ней, не пытается взять своё за ту неоценимую помощь, что оказывает ей, он просто уходит, чтобы не смущать её своим присутствием.

— У брата заночую. Завтра заскочу. Отдыхай, — он улыбается ей на прощание и сбегает по лестнице вниз.

Так будет правильно. Но одному богу известно, как тяжело ему даётся этот уход. 

***

Поразительно, но Ривере удаётся крепко и спокойно спать. Прошло двое суток с тех пор, как Беккет отобрал у неё телефон, который передал ей Данэм через тупого чёрного громилу Дре. В тот вечер Беккет встретил её у двери квартиры и грубо обшарил. Эйса поняла, что за ней тогда следили.

«Я сама собиралась рассказать об этом, но раз уж вам так не терпится залезть ко мне в трусы, агент…»

Эйса встретила его хамские действия со снисходительной улыбкой и выражением лица «у меня всё под контролем», хотя это было бесконечно далеко от правды. Она не собиралась лишаться единственной связи с Данэмом, но ей пришлось не только сдать мобильник для установки на него прослушки, но и самого Данэма.

«В течение пары дней он будет на складах к северо-западу от железной дороги. Там будет либо сделка, либо выгрузка товара. Данэм сказал, что если вы сунетесь туда, то он вас убьёт.»

Она надеялась на свой опыт в подобных делах. Ривера рассчитывала на то, что её предположения хоть на какую-то долю окажутся верны, остальное можно списать на чрезвычайные обстоятельства.

— Вставайте, сеньорита!

Её будит громкий, надменный голос Беккета. Он пинает носком ботинка ножку кровати, вкладывая в этот жест всю желчь, на какую способен. Словно собаку дворовую будит — Эйсе спросонья хочется бросить в него стакан с водой. Она с трудом отрывает голову от подушки и смотрит на часы.

— Какого хрена? Четыре утра!

— Будете участницей операции. Это вам зачтётся в суде, сеньорина, — ядовито ухмыляется он, разваливаясь в кресле напротив. — Десять минут на сборы.

Он не думает ни отворачиваться, ни уходить, с самодовольной рожей наблюдая, как она откидывает одеяло и топает босиком, в прозрачной комбинации до ванной, где наскоро чистит зубы и забирает волосы в хвост. Возвращаясь, она вытаскивает из шкафа простую белую рубашку и шорты. Эйса переодевается прямо перед Беккетом, со злым удовольствием наблюдая, как у этого мелкого ублюдка расширяются зрачки. По законам Синалоа она уже дважды должна была быть трахнута, потому что там кто сильный, тот и прав. Здесь же законы работали против Беккета, и Ривере даже отчасти было его жаль.

На улице в этот час было свежо и прохладно. Эйса ёжится, когда выходит из парадной и идёт к черному «Форду Эксплорер» без внешних опознавательных знаков. За рулём сидит молчаливая, как кусок булыжника, Лара Кинг, Беккет открывает дверь, толкает Риверу внутрь, осматриваясь по сторонам, давит ей на макушку, чтобы шевелилась быстрее, а сам садится вперёд. Внутри «Форд» выглядит хорошо нафаршированной полицейской тачкой — спутниковая связь, камеры, два планшета. Эйса замечает, что на задних дверях нет ручек — сдохнешь, но не выберешься.

До места они едут около тридцати минут — Ривера наблюдает, как бегут цифры в углу дисплея с картографическими данными и, вероятно, планом операции. Местность на экране планшета разделена на сектора, вдоль некоторых из них расположены мерцающие белые маркеры — личный состав, как понимает Эйса из разговоров Беккета по рации. Они собираются брать Данэма.

— Я не исключаю, что это ловушка. Сканируйте полицейскую волну, восемнадцатому и двадцать второму экипажам быть в полной готовности стартовать, если с вертушек заметят движуху на периферии, — Беккет раздаёт команды по рации, он дёргается, нервничает, но старательно держит позу хозяина ситуации. Наверняка это его первая крупная операция, и он страшно не хочет облажаться. Эйсе и самой кажется, что всё это как-то слишком просто. Она не настолько тупа, чтобы поверить в то, что Данэм сказал ей по телефону. Ривера чётко усвоила — всё, что касается Человека, автоматически становится приоритетом номер один. Данэм не стал бы делиться с ней планами, особенно в её положении. Он может бросить её в любой момент — эту мысль Эйса допускала тоже.

Они наблюдают за складами уже час. Внутри глухо, только собаки брешут и скрипят ворота, перевязанные простой цепью с замком. Эта территория не склады напоминает, а скорее свалку химических отходов — Эйса не видит даже охраны на посту. Всё остальное — машины групп захвата, подъездные пути, депо — находится вне зоны видимости. Она успевает вздремнуть, развалившись на сиденье, когда Беккет собственными холеными ручками вручает ей кофе и сэндвич в бумажном, перепачканном горчицей пакете.

— Мне нужно ноги размять и в туалет, чёрт вас дери, — злобно рычит Эйса, хлопая по осточертевшему подголовнику его сиденья — она успела выучить каждый стежок шва и каждую пылинку на выемках кожаной отделки. Глаза слезятся от спёртого кондиционированного воздуха с примесью прогорклых кофейных зёрен и чесночного кетчупа. Хочется на воздух. Хочется уже хоть какой-то ясности во всём этом дерьме.

— Могу предложить вам пакетик, — с издевательской улыбкой отзывается Беккет.

— У меня нет члена, в отличие от вас и вашей напарницы.

— Он универсальный, вы справитесь, — Беккет даже не думает шевелиться, он делает вид, что поглощен перепиской в телефоне, хотя на самом деле от скуки чистит ненужные файлы. Эйса видит, ему доставляет удовольствие над ней измываться, потому что ничего другого он с ней сделать не может, но терпение у неё не железное.

— Идите нахрен, — в сердцах выплевывает Ривера, чувствуя, как в душе легчает. Держать маску невозмутимости с каждым часом становится всё сложнее. Чертовски хочется курить.

Эйса привыкла жить в неопределенности, но то, что происходит сейчас, уже переходит все мыслимые границы. Она понимает, что своим явным желанием психануть с головой выдаёт себя, но рано или поздно Беккет выведет её на чистую воду и наверняка попросит приплюсовать ей ещё пару лет за то, что водила следствие за нос. Всё снова зависит от Данэма и его желания вытащить её зад из очередной передряги. Вот только угрозу остаток своих дней провести в тюрьме сложно назвать просто передрягой. Это скорее полный, кромешный, бесповоротный пиздец.

— Джон, я могу показать ей, как это делается, если ты позволишь конечно, — подаёт голос Лара Кинг. Эйса впервые за всё это время слышит её. Голос у неё  какой-то слишком нормальный для дамы таких габаритов и такого сурового вида, но в нём отчётливо слышится угроза вместе с беккетовскими нотками презрения. — Она уже всех достала.

— Отвези её в «Старбакс», — Беккет выходит, достаёт из багажника куртку с капюшоном и бросает на заднее сиденье. — Не светиться. Сделать свои дела и в машину, не то мало ли, вдруг шальная пуля настигнет вас, а не меня.

Он сверкает своими идеально отбеленными зубами в хищном оскале. Мелкий сучонок, не видавший настоящих хищников. Эйсе вдруг вспоминается труп Вельховена. Хочется, чтобы на его месте побывал и Беккет.

Кинг выезжает задом с территории и молча едет в сторону шоссе. Ближайшая кофейня оказывается в пяти минутах быстрой езды. Лара грубо выволакивает Риверу из машины за рукав выданной Беккетом куртки.

— Полегче! — шипит Эйса, выдергивая руку из её цепкой хватки. Хочется затеять с ней драку, но эта блядская рестлерша слишком тяжела для неё. Эйса знает пару подлых уличных приёмов для таких вот неповоротливых громил — удар в шею, в грудь или в промежность мало кому позволяет остаться в строю, однако, здравый смысл берёт верх. Отмщение стоит отложить.

Стоя у раковины, Ривера плещет себе на лицо воды, выдавливает на руку вонючего разбавленного мыла, пытаясь смыть вонь застарелого ссанья, пропитавшего стенки кабинки и дверных ручек в этой убогой забегаловке, смотрит на своё осунувшееся, белое лицо и спрашивает вслух «Какого хрена?». С момента её первой встречи с Данэмом «Какого хрена?» стало девизом её жизни. Выключив воду, Эйса выходит из туалетной кабинки, крадучись за спиной габаритной уборщицы, которая вдруг напоминает ей Лупе. Сестренка отмучилась, а она продолжает огребать. Кому в итоге повезло больше, Ривера не может сказать однозначно.

Она видит, как Лара переговаривается с каким-то мексиканцем возле входа в кухню. По движению её губ Ривера понимает, что они говорят по-испански, только никак не может разобрать, что именно. Возможно, это их информатор, а может, тупая баба с кулаками не настолько тупа, как хочет казаться. Кинг замечает, что за ней наблюдают, она злобно смотрит на застывшую среди стеллажей минимаркета Риверу и спешит свернуть разговор.

— Член у меня есть, говоришь, — Лара Кинг обозлилась, это чувствуется по тому, с какой силой она волочет Риверу обратно к машине, как встряхивает её по дороге, как припечатывает её к боковине авто, прежде чем сунуть внутрь, как мешок с потрохами. — Я бы тебя пристрелила на месте, но руководство хочет выжать из тебя всё, что можно. Но мы-то обе понимаем, что ты бесполезна. Ты только для члена и годишься.

Эйса молчит. Что-то внутри не позволяет ей открыть рот и послать Кинг нахуй. У Риверы на языке вертятся навязчивые вопросы, она видит в чертах её лица черты их общих предков, а в тёмной зелени её глаз прямое подтверждение своим подозрениям. У специального агента по борьбе с наркотиками Министерства юстиции США взгляд убийцы-чистильщика, взгляд Оливера Данэма, взгляд бешеной псины на поводке, какой бывает у головорезов картеля. В нём читается «да, сука, ты права, да только чем тебе это поможет?». Эйсе кажется, что далеко не Беккет, а именно она решает её судьбу, именно она способна прямо сейчас вывезти её к каналу, накрутить на ствол глушак и отправить её к их общим праотцам, к Энрике, к бабуле, отцу, которого Эйса не успела запомнить, и от этого ей становится жутко. Действительно жутко, начиная с того самого дня, когда они с Беккетом взяли её в ресторане «Маэстро Гардель».

— Есть контакт. Зашевелились, — доносится из рации. Их с Ларой зловещий зрительный поединок прерывается, Кинг заталкивает её в машину и мчит назад, к складам.

— Сидеть в машине, — рявкает Кинг, доставая из багажника бронежилет и винтовку с коротким стволом.

Ривера бодает затылком подголовник, устраиваясь удобнее в своей сидячей тюрьме. Сидеть в машине. Как будто у неё есть выбор. Ключи в замке зажигания и мотор работает, но мозги у Риверы ещё не совсем уехали для того, чтобы угонять полицейскую тачку, подключенную к спутниковому навигатору. Эйса видит, как Кинг на ходу надевает бронежилет и бежит ко входу на территорию за табличку «Посторонним вход запрещен». Она слышит глухие, далёкие хлопки выстрелов и вой сирены.

Эта огромная земля уставлена контейнерами, издали похожими на разноцветные коробки размером не больше ладони. Логотипы известных транспортных компаний, производителей цифровой и бытовой техники, слоганы известных на весь мир торговых марок, огромные подъёмные краны, замершие в бездействии — Эйса напряжённо всматривается в каждую деталь, пока у ворот не появляется движение. Группа захвата в балаклавах и чёрной униформе ведёт двоих мексиканцев, потом ещё двоих. Следом за ними выходят Беккет, парни в костюмах — скорее всего, кто-то из руководства, человек с фотокамерой в толстовке с эмблемой крупнейшего в городе медиахолдинга. Эйса наблюдает, как они скалятся и едва ли не целуются друг с другом в десны, хлопают Беккета по плечу, отчего-то тот прячет очи долу. Эйса чувствует, что всё внутри начинает гореть. Она надеется, что та бешеная мысль, возникшая у неё в голове, всего лишь призрак отчаяния, последствие давящей, как могильная плита, неизвестности и стресса, от которого кончики пальцев одолевает тремор так, что невозможно подкурить сигарету. Они взяли Данэма. Они не могли его взять. Это невозможно. Что же, чёрт побери, происходит?

Когда делегация рассаживается по машинам и уезжает, Беккет идёт к ней. Он распахивает дверь, молча выволакивает её из машины и, подгоняя тычками в спину, ведёт на территорию. Они проходят узкими коридорами меж стен контейнеров. На каждом повороте стоит вооружённый боец, мимо проходят пара конвойных, несущих груз в чёрном полиэтилене. Беккет подводит её к небольшому безымянному фургону, в его раззявленном нутре виднеется паллета с чёрными, обмотанными скотчем пакетами весом около килограмма каждая.

— Отличная работа, Джон, — кто-то проходит мимо и хлопает Беккета по плечу, но Эйса не видит ничего, кроме надорванной пачки, лежащий сверху. Внутри белеет мелкая взвесь, которую разносит по салону порывами сквозняка.

— Смотри, — он толкает её ближе, грубо наклоняет ей голову, всовывает в машину, держа за шею. Эйса чувствует до боли знакомый, дурманящий запах. — Это самая большая партия за последние три года. За неё мне дадут приличную премию, повесят медаль и скорее всего представят к повышению, но угадай, почему, я мать твою, так зол? Потому что здесь нет Оливера, чтоб его, Данэма!

Эйса медленно поворачивается к нему и замирает. У Беккета бешеные глаза с покрасневшими дужками век, затертый нос и подрагивающие губы, как у затравленной собаки — наверняка, на радостях занюхал. Ну, или с горя. Но при любом раскладе дерьмо воняет одинаково, а Эйса в дерьме по самое горло. Ощущение полного пиздеца накрывает её медленно и неотвратимо, как приближающаяся издали волна цунами. Конец наступил как-то слишком быстро, она даже не успела сделать последний вдох.

«Ну, вот и всё, Ривера».

«Прости, крошка, я любил тебя».

«Я не могу ничего изменить. Кто угодно, только не я».

Мысли проносятся в голове, не задерживаясь надолго, воспоминания вспыхивают и гаснут, оставляя после себя пепел и ожог, удушающая паника сменяется безразличным «насрать», вынуждая Эйсу задыхаться, словно при тяжёлых нагрузках. Она не чувствует, как Беккет оттаскивает ее от машины, как толкает плечом в сторону. Она не чувствует, как бьётся спиной о жестяную стенку контейнера — всё тело потеряло чувствительность, кроме одной точки под грудью, где грохочет сердце.

— Он надул тебя, милочка. Но вот интересно, если я сделаю так, — он резко вынимает пистолет и стреляет несколько раз возле её головы, — он явится спасать свою сучку?!

Грохот выстрелов, звон бьющихся об металл пуль перебивается криком. Эйса кричит, зажимая ладонями уши, корчится, съеживается в комок. Она смотрит на его опущенную вниз руку, на его побелевшие пальцы, сжимающие рукоять пистолета, и понимает что ещё пара дюймов и пара секунд… Хочется сползти вниз и заплакать от беспомощности, хочется броситься на него и растерзать ему лицо, вгрызться в шею, добраться до сонной артерии и выпустить ему кровь, хочется прекратить всё это, героически словив пулю, но Эйса понимает, что героиня из неё так себе, а рыдать и стенать о пощаде не позволит гордость. Беккет не Данэм, тут давить на жалость бессмысленно, он решений не принимает. Здесь любые попытки бороться бессмысленны, козырей у неё не остаётся.

— План со шлюхой отменяется. Дожимайте этих уродов и дай отмашку парням в Вегасе. До связи.

Эйса плетется за Беккетом обратно к машине, слушает его разговоры по телефону и не улавливает смысла. Она в полной прострации грузится на заднее сиденье, краем глаза улавливая кривую ухмылку Лары Кинг в зеркале заднего вида.

***

— Слушай, ты говорил твой сын работу ищет?

Кайл «решает вопросы». Вместо того, чтобы на автопилоте добраться до «Логова» и завалиться спать. Выполняет обещанное, вместо того, чтобы вернуться несколько лестничных пролётов назад, выбить к чертям собственную дверь и взять то, что ему так отчаянно, до зубного скрежета, до зуда в ладонях хочется.  Он стоит в дверях своих соседей-пропойц, напряжённо ожидая, когда они соберутся, чтобы поехать с ним в «Приход», вместо того, чтобы сдирать с Кали Рейес одежду. Ведь она была готова. Он видел это по её глазам. Она готова была его «отблагодарить», она почти сдалась под его напором, но именно это его и остановило. Он не хотел от Кали благодарности, он хотел её всю.

«А не дохрена ли ты хочешь, идеалист хуев? Бери и еби, вот навыдумывал!»

Сомнения в голове звучали голосом Коула, Кайл уверен, брат сказал бы именно так, но чем дальше он отъезжал от дома, тем сильнее крепла в нём уверенность. Он всё делает правильно.

В «Логове» суета. На двери висит табличка «Закрыто» — левых людей  сегодня не пускают. Кайл толкает дверь, входит в зал, напарывается на пару десятков напряжённых взглядов-игл, пронзающих его насквозь, но узнав его, «Хантеры» расслабляются — Кайл свой. Парни мнутся у барной стойки, невесело бултыхая воду со льдом в стаканах для виски. Кайл помнит, перед «работой» у Хантеров не пьют, а значит, парни идут на крупное дело, для которого мобилизуются все ресурсы.

Он находит брата в оружейной.

— Сегодня? — односложно спрашивает Кайл.

— Ага, — так же односложно отвечает Коул, скрупулёзно пересчитывая патроны для каждого рожка.

Кайл помнит, в такие моменты они с братом меняются ролями, словно превращаются друг в друга: Коул в железобетонно невозмутимого лидера с холодной головой, Кайл — в горячечного психопата с желанием убивать. В тот день, когда они шли на «Шакалов» за то, что их главарь переломал Еве — старшей сестре Риты — пальцы, и тем самым поставил крест на её карьере пианистки, его отрезвляющее «ты добивать будешь или как?» Кайла остановило от непоправимого. Он убил бы, и тогда чёрт знает, где бы сейчас был — может, за решёткой, а может, на том свете.

— Ясно.

Сегодня «Хантеры» решают дела старших. Тот самый транзит, о котором Коул на днях говорил ему.  Кайл отворачивается и смотрит чуть в сторону, старательно делая вид, что ничего такого особенного брат ему не сказал и вообще на стене такие причудливые узоры от пуль, но рука уже нащупывает в кармане телефон — Кайл собирается набрать Фрэнка и напроситься в дополнительную смену.

— Так. Вот щас остановись. Серьёзно. Я знаю, о чем ты думаешь, — Коул и в самом деле бьёт не в бровь, а в глаз. Знает, что Кайл в стороне не останется, знает, как тяжело тому разрываться между семьёй и долгом. Коул кладёт оружие на стол и строго смотрит на брата, словно он старше на пяток лет, а не минут. — Не суйся никуда, раз уж соскочил. Выспись лучше, а то как зомби. Всё тихо пройдёт.

Коул в такие моменты даже материться прекращает, фильтрует речь и убавляет эмоции, включает трезвый рассудок. В него какой-то внутренний тормоз вшит, срабатывающий, когда припекает. Кайл таким похвастаться не может, хорошо лишь то, что теперь он плещется в говне другого сорта — там и пострелять не грех, главное, отчёты пиши исправно.

«Имел право».

И призрак Суареса не будет доставать его по ночам. Как и шесть других, застреленных «на поражение» за все пять лет службы.

— А если нет? — Кайл задаёт вопрос из разряда философских. При их образе жизни один процент форс-мажора при девяносто девяти на стороне благоприятного исхода превращается в пятьдесят на пятьдесят. Они понимают это оба, но Коул продолжает настаивать.

— Тогда тем более. В прошлый раз тебе чуть яйца не отстрелили, забыл? — именно поэтому Коул не стал его предупреждать. Чтобы «как в прошлый раз» не повторилось. Тогда он и поганка Рита по очереди дежурили у дверей реанимации, не зная ни сна, ни отдыха. Коулу такой аттракцион нахрен больше не нужен.

Кайл лишь криво улыбается в ответ, нарочито неспеша топает наверх, чтобы после сделать то, что решил. Как-нибудь продержится ещё двенадцать часов. Коул провожает его хмурым взглядом — он в эту демонстрацию не верит, знает его, как облупленного. Знает, что спорить бесполезно. Когда-нибудь эта двойная игра «я просто присмотрю за тобой» выйдет ему боком. Коул надеется, что брат вернётся в банду, а не сядет в тюрьму.

Плотно закрыв дверь в комнату, Кайл набирает начальника патруля.

— Нам тут распоряжение сверху пришло. Повышенная боевая готовность. Выйдешь, прибавку к премии гарантирую, — сходу информирует его Фрэнк.

— За тем и звоню, — хмуро отвечает Кайл, чувствуя, как внутри начинает ворочаться нехорошее предчувствие.

— Отлично, я знал, что ты не подведешь, — Фрэнк нажимает отбой, и Кайл выходит из «Логова», ничего никому не сообщив. Брат всё ещё копается в оружейной, а больше ему помешать никто не сможет. Да и Коул, в конце концов, не к батарее же его привяжет.

В соседнем супермаркете Кайл покупает четыре банки «Ред Булла», две опрокидывает в себя сразу, ещё две оставляет на потом — как раз к середине смены начнёт клевать носом. Распоряжение сверху ничего хорошего не сулит. Кайл спешит в участок, чтобы как можно раньше выяснить подробности. Он слепо надеется, что одно с другим не связано.