Дорогой Сахарный Папочка

Глава вторая

Катастрофа тоже далась ей нелегко. Она обожала их всех: Виктор был вторым сыном, Сэмми — приемной дочерью, а Лил — я думаю, мама уже представляла себе, как выбирает детскую одежду для внука, который Лил обязательно подарит ей. Но ни одна из этих страданий не сравнится с болью от того, что она почти потеряла собственного ребенка, от того, что была так близко. Эта испуг оставил глубокие морщины на ее лице.

Я поцеловал седину на ее голове. «Да, мама. Я уверен. Это будет достаточно плохо, даже если моя мама не подбросит меня».

Она грустно вздохнула и сжала мою большую руку своими маленькими. В ее глазах было выражение, которое я слишком часто видел в последние несколько недель. Она упивалась мной, поглощала меня, на случай, если больше никогда меня не увидит. Я всегда позволял ей это делать. Неважно, сколько времени ей нужно для этого.

Ее взгляд начал с моих волос, каштановых и волнистых и длиннее на макушке, чем она одобряла, затем она перешла к моей линии подбородка, гладкой впервые за несколько недель, с тех пор как я побрился этим утром. Она замазала другие мои черты и остановилась на моих глазах, точной копии ее орехового оттенка.

Она разгладила мою черную футболку и потянулась за спиной, чтобы вручить мне куртку почтальона. Ее взгляд скользнул по крупным буквам нашей фамилии — Уэст — единственное, что на самом деле подарил мне отец. Она слегка кивнула, глядя, как я надеваю куртку. Ее грустные глаза снова встретились с моими, и грустная улыбка, соответствующая ей, играла на ее губах. — Хорошего дня, Люк.

Я сглотнула и кивнула ей в ответ, пытаясь ободряюще улыбнуться, но уверена, что у меня ничего не вышло. "Спасибо, мама." Я снова поцеловал ее в голову и направился к входной двери.

Моя мать смотрела, как я стою снаружи под легким моросящим утренним дождем. Я видел ее руку, отдергивающую тонкую кружевную занавеску на кухне, и видел тень ее лица, когда она наблюдала за мной, защищая меня своим видением и, я уверен, многочисленными безмолвными молитвами. Я повернулся, чтобы посмотреть на дорогу.

По мере того как капли дождя набирали силу, мой взгляд задержался на одном месте тротуара, где в углублении тротуара начала образовываться небольшая лужа. Я смотрел на эту лужу, как загипнотизированный. Капли тяжело погружались в маленький круг воды, разбрызгивая края с каждой устойчивой каплей. Через несколько мгновений в этой луже было полдюйма глубины. В моем воображении лужа внезапно превратилась в огромное озеро на поверхности уже обширного тротуара. В моем воображении машины летали над этим озером, и ни у одной из них не было проблем с глубиной воды, поскольку их шины разбивали волны о поверхность. Затем, внезапно, я ехал на Гео Виктора через это озеро, и почти в тот же момент, когда шины коснулись воды, я начал терять контроль. У меня тоже начались проблемы с дыханием.

На меня гудел рог. Все еще потерявшись в своем видении, я представил свою руку на руле, удерживая гудок, когда я пытался выровнять барахтающуюся машину. Кто-то кричал... или они кричали? Всегда столько крика. Я почувствовал, что сгорбился, мое дыхание стало еще слабее. Прикосновение к моему плечу испугало меня. Я посмотрела на встревоженное лицо матери, капли дождя стекали по ее щекам, как слезы. Все еще сбитый с толку, я задавался вопросом, что она делала, плача в машине Виктора.

— Ты в порядке, Алексей? — спросила она, коснувшись моего лица.

— Он входит или нет?

Резкий голос вернул меня к реальности. Я посмотрел на угрюмого водителя автобуса, угрюмо смотрящего на меня, и понял, что он лежал на гудке и кричал на меня, пока я был... сбит с толку. Я взглянул в окна автобуса и заметил, что надо мной смеются несколько студентов. Большой.

«Я в порядке, мама», — пробормотал я, быстро обняв ее и проскользнув в автобус.

Все смотрели на меня, когда двери закрылись, и автобус начал отъезжать. Зрелище на тротуаре было не единственной причиной. Дело было не только в том, что старшеклассник сел в автобус и не поехал в школу. Дело было не только в том, что я занял первое свободное место и не признал ни одного из них. Потому что все знали, кто я такой, даже первокурсник. Я был известен... по самой худшей из возможных причин.

Шеридан был маленьким городком в Орегоне, а Шеридан Хай был еще меньше. Вся старшая школа насчитывала около трехсот человек, и это была высокая оценка. Многие люди знали и любили моих друзей. Все в автобусе знали мою историю. У всех в автобусе было свое мнение по поводу моей истории. Одни молчали об этом... другие не очень.

Из-за того места, где я сидел в первом ряду, я ясно услышал: «Да, я слышал, что он выпил дюжину бутылок пива и едва мог видеть прямо, не говоря уже о вождении». Я стиснул зубы, когда кристально чистые слова поразили меня; они даже не пытались скрыть, что говорили обо мне. Столь же громким голосом кто-то рядом с первым человеком ответил: «О да, я слышал, что Виктор пытался отобрать ключи, но он пригрозил, что вырубит его, если он это сделает».

Я сжала руки в кулаки и закрыла глаза, потому что слезы начали наполнять их. Они были так неправы... у них все было так неправильно. Но ничто из того, что я сказал, не могло изменить их мнения ни обо мне, ни о той ночи, о которой идет речь. Я стиснула зубы и представила Виктора, сидящего рядом со мной, оборачивающегося и орущего на них в мою защиту, как я и знала. Я представила, как Сэмми сидит рядом с ним, кладет руку ему на плечо, пытаясь успокоить, и хотя какая-то часть меня не хотела этого, хотя это было чертовски больно, я представляла, как Лилиан кладет свою теплую руку в мою, крепко сжимая его и шепча, как сильно она обожает меня, призывая мой кулак расслабиться.

Однако лепет за моей спиной не прекращался, и слезы в моих глазах угрожали пролиться по моим щекам. Я оттолкнула болезненный образ своих друзей и злобные слова позади себя. Чтобы заблокировать все, я начал напевать в своей голове. Я мог бы сделать это. Я мог бы дать своей маме один год, и тогда я оставил бы этот кошмар... по крайней мере, физически.

Таким образом, мне удалось игнорировать будничную рутину до конца поездки на автобусе. Ехать было не больше десяти минут, но казалось, что это часы. Когда автобус остановился перед школой, и я взглянул на двух девушек, сидевших на переднем сиденье напротив меня, я понял, что мое мысленное мычание превратилось в настоящее мычание, и они смотрели на меня так, словно я еще больше был психически больным. . Я вздохнул, а затем замолчал.

Гидравлика автобуса завизжала, когда он остановился, и дверь тут же со скрипом открылась. Я вскочил со своего места и вылетел за дверь, желая быть подальше от злопыхателей позади меня, прежде чем я сделаю что-нибудь действительно глупое. В нескольких футах от автобуса я остановился и посмотрел.

Шеридан Хай. Не совсем впечатляющая школа Лиги Плюща, но она все равно чертовски пугала меня. Поскольку мы жили в районе, который большинство сочло бы «сельским», школа не была слишком большой или слишком роскошной. В основном это было скучное двухэтажное прямоугольное здание, которое кто-то из архитектурного мира пытался придумать с фасадом из кирпича, очерчивающим двойные двери вестибюля и подчеркивающим каждое окно.

Однако это была не самая сложная работа, и иногда эти кирпичи раскалывались или даже расшатывались и отскакивали все вместе. На самом деле, третий кирпич слева, на нижнем четвертом окне, часто использовался как место для хранения вашего тайника, поскольку этот кирпич был полностью съемным, но все еще казался совершенно неповрежденным, если вы не касались его. Кирпич под ним превратился в вогнутую форму, создав идеальное маленькое отверстие. Однажды Виктор вытащил оттуда несколько мешков с травкой, вероятно, у какого-то старшеклассника, которому нужно было быстро спрятаться. Это было довольно укромное место; Я понятия не имею, как он узнал об этом.

Помимо этой странности, остальная часть здания была ужасно простой. Здание рядом с ним было таким же строгим. Это была приземистая площадь с выцветшей серой краской и окнами, достаточно большими, чтобы три человека могли выползти из них одновременно, если бы у них было желание, что, как мне казалось, я часто буду делать в этом году. Это была комната, в которую нас всех завели, чтобы съесть еду, которую школьный округ считал питательным обедом. Это была также комната, где мы с Лил впервые поцеловались - я имею в виду по-настоящему поцеловались; не игривое, мгновенное движение губ в губы, которое она любила время от времени дарить мне в течение дня, даже до того, как мы стали парой. Нет, давайте перейдем к делу и соединим поцелуй на молекулярном уровне. Поцелуй, который заставил меня затаить дыхание и желать большего, и, вероятно, положил начало всему процессу влюбленности в нее.

Меня толкнули сзади и вырвали из моих болезненных воспоминаний студенты, блуждающие по кампусу на пути к очередному году тоскливой школьной жизни. Дождь прекратился во время короткой поездки, но в воздухе витала сырость, и я дрожал в куртке. Я пошел вместе со стадом, опустив голову и наблюдая, как сквозь трещины в тротуаре пробивается трава. Я поправила рюкзак на плече и засунула руки в карманы джинсов, на мгновение почувствовав себя невидимкой в школе, которая, я была уверена, не была рада меня видеть. Эта мысль подтвердилась, когда сзади я услышал:

— Эй, придурок!

Не знаю почему, но я инстинктивно повернулся посмотреть. Я, вероятно, не должен был этого делать, но опять же, это, вероятно, должно было случиться, если бы я посмотрел или нет. Камень размером с мой большой палец пронесся по воздуху и ударил меня прямо в висок. Сосредоточившись так сильно на том, чтобы не сосредоточиться ни на чем, я не был достаточно быстр, чтобы избежать этого, и, черт возьми, это ужалило. Я поднес руку к голове и почувствовал кровь возле глаза. Большой.

«Научись рефлексам, алчи», — усмехнулся Джош, стоя в нескольких футах от меня в компании смеющихся друзей примерно его возраста. Он был одет в слегка великоватую куртку леттермана, которая подходила к моей, и я ненадолго задумался, не попал ли он наконец в университетскую команду по футболу в этом году; Виктор помогал ему на пробах перед крушением, так что мы все вместе могли быть в команде.

Оторвав взгляд от его одежды, я подошла к его лицу. Его темные глаза плясали, пока он ждал, что я разозлюсь и нападу на него. Ему, наверное, это понравилось бы. Я знала, что он винил меня за своего брата. Я знала, что он ненавидит меня, потому что он, как и все остальные, полагал, что я напилась. Я повернулся и ушел. Поворачиваясь, я увидел, как его худое тело начало трястись от гнева. Он жаждал этого... плохо.

"Трусливый!" — закричал он позади меня, и я закрыла глаза, игнорируя его. Еще один год.

Я нырнул в главное здание и тут же повернул направо. Пробираясь сквозь слоняющуюся толпу, которая заметила инцидент снаружи и определенно заметила меня сейчас, я изо всех сил старалась не обращать внимания на шипение шепота, когда проходила мимо разных людей, с которыми ходила в школу в течение многих лет. Тем не менее, я ловил кусочки, когда торопился.

«Вы слышали… пыхтение пива… Лилиан пыталась остановиться… его тошнило, когда он входил… никогда не надо было… всегда пьяный… неудачник…»

Я заставил себя не обращать внимания на взгляды и шумный поток разговоров, преследовавших меня по коридору, и с силой толкнул дверь в уборную. Чувствуя, как мое дыхание начинает слабеть, я сгорбилась над раковиной и прислонилась головой к прохладной поверхности зеркала. Я работал над успокоением дыхания, которое, как я чувствовал, становилось все слабее и слабее.