Воспитана соблазнять

Неожиданный приют

Поначалу я хотела доехать до конечной станции, но где-то за три остановки до неё меня словно пружиной подкинуло: «Выйди здесь!». И я вышла. 

Меня занесло в один из спальных районов, куда я, по счастливой случайности, не приезжала с поручениями от Артту Растаса. И вновь я ощутила себя молодой совой на первой охоте: крутила головой во все стороны, таращила глаза и совершенно не представляла, что делать и куда идти дальше. А двигаться нужно было не только из боязни быть прихваченной полицейским патрулём, но и потому, что холод моментально взял в плен моё тело. Широким шарфом, обычно вольно висевшим у меня на шее, я закутала плечи и грудь, но по спине гулял холодный ветер, гладил позвоночник стылыми пальцами.

Через дорогу от выхода со станции призывно светилась вывеска пиццерии-кебабной. Такие забегаловки заполонили страну. Держали их в основном товарищи с Ближнего Востока. Не могу сказать, что много соображаю в экономике и торговом деле, но, наблюдая за этими «кебабными», я постоянно задаюсь вопросом: как и за счёт чего они выживают, если во многих из них я никогда не видела ни одного посетителя? Впрочем, данная точка располагалась на бойком месте:  многие спешащие с работы жители района заказывали пиццу или порцию кебаба на вынос, некоторые устраивались с заказанной едой в небольшом зальчике, оформленном в восточных мотивах. Я тоже заказала себе куриный кебаб на тарелке — с рисом, салатом и кусочками подсушенного чесночного хлеба и кофе, который попросила налить в самую большую чашку. На еду ушли практически все оставшиеся у меня деньги, но не есть я не могла: обед, съеденный в два часа дня давно уже переварился, в пустом желудке недовольно бурчало, да и неизвестно — сколько ещё мне придётся жить на энергии, полученной от порции кебаба. Поэтому я не торопилась, смаковала каждый кусочек, подбирая хлебом острый соус до последней капельки.

Поев, я согрелась и задремала, прислонившись к мягкой спинке диванчика, обтянутого тёмно-синей материей, похожей на бархат. Проснулась я от лёгкого прикосновения к плечу, испуганно распахнув глаза и жадно хватая ртом воздух. Надо мной стоял молодой мужчина, чуть раньше готовивший для меня кебаб. Похоже, он испугался моей реакции не меньше, чем я — его прикосновения.

- Тише-тише...Я ничего плохого тебе не сделаю! Хотел только сказать, что мы закрываемся. Тебе надо уходить.

«Уходить...Куда???»

Не питая никаких надежд, я спросила разбудившего меня мужчину:

- Извините, а вам посудомойка не нужна? Я и полы могу помыть, если надо…

Видимо, в глазах моих плескалось такое отчаяние, что кебабных дел мастер сказал мне:

- Подожди здесь, - и скрылся за дверью во внутреннее помещение, откуда доносилось шипение пара и стук тарелок. Через какое-то время он снова вышел в зал, пропустив вперёд себя мужчину постарше, с густыми чёрными усами и цепким взглядом тёмно-карих глаз.

- Кто ты? Почему у нас работу спрашиваешь?

Снова пришлось лавировать между правдой и вымыслом. Начав рассказ, я позволила накопившемуся напряжению пройти волной по всему телу и оно выдало нужную реакцию: мне стало очень жаль себя и я заплакала. Сморкаясь в протянутую салфетку, я дрожащим голосом вещала о поползновениях отчима и о том, как пришлось сбежать из дома, а тут ещё и какие-то придурки украли курку вместе со всеми деньгами и документами…

Мужчины переглянулись, несколько минут переговаривались на своём языке, потом тот, что постарше, снова повернулся ко мне:

- Готовить умеешь? Ну, хотя бы рис сварить, салат порезать?

- Умею. Я и с тестом справлюсь, если покажете.

- Хорошо. Возьму риск на душу. Не дело это, когда беззащитных детей обижают. Меня зовут Айман. Мой брат — Данияр.

Молодой мужчина чуть наклонил голову и добавил:

- Можешь звать меня Дани.

Айман поднялся, но прежде, чем уйти, поскрёб покрытый чёрной щетиной подбородок и сказал:

- Хорошо, что у тебя глаза карие. Скажем, что ты — дальняя родственница. Научишься хиджаб повязывать. Моя жена покажет. Платье тоже она тебе подберёт. Жить будешь с нами, в квартире над кебабной. Помогать по хозяйству станешь. Если потребуется — сюда, вниз позовём.

Не ориентируясь в мусульманских обычаях, я повиновалась лишь внутреннему голосу: сложила ладошки одну к другой и поклонилась Айману. В глазах его зажёгся довольный огонёк, а я только мысленно перевела дух и поблагодарила ангела-хранителя. Снова он не оставил меня на улице.

Калима, жена Аймана, встретила нас настороженным взглядом и тут же «заголосила» на своём языке, пока муж не прикрикнул низким гортанным «рыком». Дани, стоявший за моей спиной, тихонько переводил:

- Калима решила, что Айман вторую жену себе привёл. Она в прошлом месяце всё жаловалась, что не справляется с хозяйством. А теперь утверждает, что всё успевает: и по дому, и с детьми. Айман сказал, чтобы Калима приготовила для тебя одежду и место для ночлега и чтобы уважала гостью, которой пришлось не сладко. Ты её не бойся, от неё шума много, но Калима не злая. А если вздумает тебя обижать — говори сразу мне. Брат у меня горячий, в нашей семье я — дипломат.

Данияр подмигнул мне и они с братом удалились на «мужскую» половину дома. Калима, фырча рассерженной кошкой, скрылась в ближайшей к месту разговора комнате. Я осталась стоять в просторной прихожей, не понимая — куда же деваться мне? Через пару минут из комнаты, в которой всё ещё бушевала Калима (судя по звукам то и дело падающих предметов), выглянула волоокая красавица лет пяти и поманила меня  всё ещё по- детски пухлой ручонкой.

Я несмело вошла, споткнувшись об огромного плюшевого тигра, возлежащего сразу за входной дверью. Калима махнула рукой на узкую кушетку в углу комнаты, на краю которой меня поджидали вполне европейская пижама и тюк разноцветных тряпочек — как я поняла, дневная одежда.

- Где у вас ванная комната? - спросила я Калиму, раздражённо перетряхивающую ворох детских вещей. Та молчала, но всё та же волоокая красавица осторожно взяла меня за руку и повела в коридор. Прихватив пижаму, я поспешила за ней.

- Как тебя зовут? - спросила я, любуясь роскошными чёрными волосами девчушки.

- Махдия, - девочка остановилась перед нужной дверью, показала мне, где включается свет и упорхнула обратно в комнату.

Кушетка мне досталась не только узкая, но и жёсткая. Я успела это прочувствовать своими боками до того, как провалилась в сон. Ничего хорошего я в нём не увидела: снова пожар, снова сирены спасателей, снова меня гонят, как волчицу…

Сон оказался почти вещим, как выяснилось позднее. Но на следующее утро мне некогда было о нём вспоминать и анализировать увиденное. У Аймана и Калимы оказалось четверо детей — сыновья Башир и Равиль, дочери Назия и уже знакомая мне Махдия. Плюс Айман и Данияр, встававшие рано и завтракавшие дома. Так что Калима бесцеремонно растолкала меня в четыре часа утра и отправила на кухню, где командовать парадом была назначена двенадцатилетняя Назия. Не скажу, чтобы она отличалась разговорчивостью, но открытой неприязни в мой адрес не выказывала. Назия рассказала, где и что лежит, в моём полусонном сознании информация задерживалась с трудом, но всё же я справилась со всеми поручениями. Аппетита у меня не было — организм ещё не проснулся — но я заставила себя выпить чашку кофе, чтобы взбодриться, и съесть пирожок с мясной начинкой. В течение дня я несколько раз пыталась прикорнуть на своей «каменной» кушетке, но Калима всякий раз будила меня тычком в бок и поручала какую-нибудь работу по дому. Я едва дотянула до того времени, когда всё семейство отошло ко сну, чтобы упасть ничком в подушку и тут же вырубиться. В эту ночь мне ничего не снилось…

На пару дней Айман забирал меня в кебабную, где я суетилась весь день — помогая на кухне, загружая посудомоечную машину, время от времени протирая столы в зале и намывая полы в тесном туалете. Но сильная вечерняя усталость после работы с мужчинами переносилась мной гораздо легче, чем физически ощутимое постоянное недовольство Калимы. Возможно, мы и смогли бы с ней подружиться, но нам не отпустили для этого времени. Преследователи мои были не лыком шиты и вычислили моё местонахождение куда скорее, чем дважды до этого. Бесполезно гадать, кто меня «сдал» или случайно увидел. Просто однажды вечером в квартиру вбежал сильно взволнованный Данияр.

- Тебе нужно срочно уходить! Один местный наркоман сказал, что тобой интересовались люди из центра. Прости нас, мы не хотим неприятностей. У нас семья, дети...Вот, возьми, - он протянул мне купюру в пятьдесят евро. - Извини, больше не могу тебе дать, все деньги у брата... Он ничего не знает, я сразу побежал к тебе, потом с ним разговаривать буду. Возьми старое пальто Калимы и уходи скорее, не то быть беде!

Быстренько переодевшись обратно в джинсы и свитер, я сняла с вешалки длинное чёрное пальто Калимы. Конечно, я в нём почти утонула — мать четырёх детей гораздо корпулентнее меня — но главное, что у меня теперь есть хоть какая-то защита от холода. Поблагодарив Данияра, я закуталась в свой шарф и тихонько выскользнула из подъезда. Поблизости находилось несколько остановок и к одной из них как раз подруливал автобус, заполненный людьми больше, чем наполовину. Пришлось немного пробежаться, чтобы успеть заскочить в переднюю дверь. Менять полтинник не хотелось — водитель наверняка это запомнит, не любят они крупные купюры разменивать. Я запустила руку поглубже в карман пальто Калимы и — о, радость! - нащупала на его дне несколько монеток. Их как раз хватило на оплату поездки «до упора».

«Доеду до конечной, а дальше пойду пешком - куда глаза глядят...Нужно было слушать Эрика и уезжать подальше от Хельсинки, не хочет меня этот город принимать, никак не хочет...»

Устроившись у окошка в средней части автобуса, я устало прикрыла глаза...Когда уже закончится эта гонка?