Пара по крови. Любовь по боли.

Глава 5

Фелиция

Я не спала почти до рассвета. Сидела у стены, сжав колени, слушала, как он дышит через комнату. Он не говорил. Я не спрашивала. Но всё внутри меня горело. Не от злости. От ожидания. От того, что вот-вот что-то случится.

Когда свет скользнул по полу, он встал. Молча. Без взгляда. Я поднялась тоже. Сердце било в горле. Он подошёл к очагу. Подкинул дров. Зашуршал рюкзаком. Делал всё обычно, будто этой ночи не было вовсе.

Я не выдержала.

– Скажи мне. Сейчас. Что он тебе сказал ?

Марсель не ответил сразу. Закрыл молнию на рюкзаке. Выпрямился. Смотрел в сторону.

– Это не важно.

– Для тебя - может быть. Но не для меня, - я сделала шаг к нему. – Не молчи, не делай вид, что ничего нет.

Он повернулся. Его глаза были пустыми. Не холодными - как будто он отключился изнутри.

– Я всё понял, - сказал он. – Этой ночью. Всё стало ясно.

– Что ?

– Ты не моя пара.

Мир рухнул. Не громко. Не с криком. А внутри. Я сделала шаг назад.

– Что ?

– Я ошибся, – он говорил быстро, резко. Как будто отрывал куски. – Я был молод, я чувствовал запах. Но это была ошибка. Сбился след. Твоя кровь смешанная. А я . . .

– Нет.

Он поднял голос.

– Послушай. Ты думаешь, что чувствуешь меня, потому что между нами связь. Но ты просто привыкла. Я был рядом в детстве, потом - тени, мечты, желания. Но это не связь. Это воспоминание.

– Ты врёшь, - прошептала я. – Ты боишься.

Он шагнул ко мне.

– Я не боюсь. Я вижу ясно. Твой запах больше не тянет. Он не мой.

– НЕТ ! - я закричала. – Я чувствую тебя ! Ты МОЙ !

Он зарычал.

– Фелиция, хватит. Очнись. Это - не то. Ты хочешь, чтобы это было правдой. Но это не так.

Я пошатнулась. Всё тело дрожало.

– Ты не можешь так говорить. После этой ночи. После того, что было. После того, что мы . . .

– Это была ошибка, - его голос стал резким. Ровным. Почти звериным. – И я не повторю ее.

Я сорвалась.

– Ты ЛЖЕШЬ ! - крикнула я. – Ты ВРЁШЬ ! Ты просто . . .

Я задыхалась.

– Ты боишься потерять стаю. Боишься своего отца. Боишься быть слабым, когда на самом деле ты слабый, если отказываешься от меня !

Он молчал. Смотрел. Без ярости. Без жалости.

Я кричала. Слезы уже катились по щекам, горло сжато. Слов больше не было - только всхлипы, крики, дыхание, отчаяние.

Он подошёл. Взял мой рюкзак. Поставил у двери.

– Возвращайся.

– Нет, - я тряслась. – Нет . . . я не вернусь. Я . . .

Он развернулся.

– Возвращайся, пока я не ушёл. Пока еще не стало поздно.

Я упала на колени. Просто упала. Тело не выдержало. Он ушёл вглубь хижины. И дверь - не закрылась. Она осталась открытой. А я остаюсь на полу. С пустыми руками. С разбитым сердцем. И с единственной мыслью:

Он всё ещё чувствует меня. Он просто отдал себя стае. А не мне.

Я шла. Сквозь лес. Сквозь тьму. Сквозь себя. Ноги путались в ветках, земля под ними скользила, хрустела. Воздух был острым, как нож - и резал изнутри. Но боль не была от веток, не от холода, не от страха. Она была изнутри.

Я не помню, сколько прошло времени. Час ? Два ? Вечность ? Плечи болели от рюкзака, который я теперь ненавидела. Он был собран для любви, для пути . . . А теперь - просто напоминание о том, как меня не выбрали.

Слёзы не лились - они текли сами, без усилия. Как родник, который прорвало. Глаза жгло. Веки дрожали. Я всхлипывала. Низко, глухо, как зверек, которого забыли в клетке. Я не злилась. Еще нет. Пока - опустошение.

Он. Марсель. Он смотрел на меня и лгал. Я это видела. Он говорил чужим голосом. Он отдал мне дверь - открытую, но с холодом. Он вытолкнул меня. Как будто я - ошибка.

А я . . . Я отдала ему всё. Не тело. Сердце. Душу. Доверие.

Я дошла до реки. Села на камень. Развязала сапоги. Сняла. Перешла по ледяной воде. Слезы мешались с брызгами. Я не различала, что мокрее - лицо или ноги.

За рекой - знакомая тропа. Туда, куда я не хотела возвращаться.

Дом. Стая. Те, кто молчал. Те, кто знал.

Каждый шаг приближал меня к жизни, которой я больше не принадлежала.

Когда показались первые огни, я зарыдала по-настоящему. Громко. Всхлипывая. Падая на колени в грязь. Я не хотела туда. Я не хотела быть «дочерью». Я не хотела быть «правильной». Я хотела быть его. Но я - брошена. Как обугленная щепка. Как забытый пёс у двери. Я поднялась, вытерла лицо. Бессмысленно. Оно снова намокло.

Когда я вошла во двор - мама была у калитки. Она ждала. Смотрела на меня. У неё были слёзы в глазах.

Я не сказала ни слова. Прошла мимо. Поднялась по ступеням. Открыла дверь. Прошла в свою комнату. Сбросила рюкзак. Упала на кровать. И разрыдалась так, как рыдают те, кто больше не знает, зачем жить.

Я не знаю, сколько прошло времени. После того, как я рухнула на кровать, я уже не плакала - я просто лежала, глаза в потолок, мокрые волосы прилипли к щеке, руки онемели, сердце . . . оно больше не билось в груди, оно лежало где-то отдельно, под слоем грязи, мокрых листьев и слов, сказанных не тем тоном.

Я ничего не слышала. Ни дом. Ни ветер. Ни даже свой разум. И только когда дверь в комнату осторожно открылась, я почувствовала: он.

Данил. Медленные шаги. Я не обернулась. Я не хотела говорить. Не хотела быть здесь, в этом теле, в этом доме, в этой реальности. Он подошёл. Сел на край кровати. Молча. Минуты шли. Я думала, он уйдёт. Но он заговорил.

– Я видел, как ты вошла.

Я моргнула. Один раз. Не смотрела.

– Я хотел остановить тебя тогда. Но знал, что ты не послушаешь, - я не отвечала. – Я не виню тебя. Ни в чувствах, ни в поступке. Ты пошла за тем, во что верила.

Я зажмурилась. Губы задрожали.

– И знаешь . . . хорошо, что он признался сейчас, - голос его был ровный, но не холодный. – Пока ты не ушла с ним еще дальше. Пока не отдала больше, чем уже отдала. Пока не построила с ним весь мир, который потом рухнул бы под тобой.

Я вскрикнула. Не громко. Но с болью. Он замолчал. Я закрыла лицо руками.

– Ты думаешь, что сейчас всё кончено, - продолжил он. – Что ты разбита. И да. Ты разбита. Но не уничтожена. А если бы это случилось позже . . . через год, через два . . . Тебя бы не осталось вообще.

Я всхлипывала. Равномерно. Рвано. Он не тронул меня. Но я чувствовала - он рядом.

– Мне больно за тебя, Феля. И если бы я мог - я бы убрал эту боль. Но я не Бог. Я - твой брат. И всё, что я могу - это быть рядом, пока ты сама не встанешь.

Я опустила руки. Посмотрела на него сквозь слезы.

– Он . . . врёт, - прошептала я. – Он чувствует меня. Он просто . . . испугался.

Данил кивнул.

– Возможно.

– Тогда почему он так сказал ?

– Потому что иногда волки рвут себе сердце, чтобы спасти других. Или себя. Потому что мужчины бывают трусами. Даже сильные.

Я села. Медленно. С трудом.

– Я не могу его забыть.

– И не нужно, - сказал Данил. – Просто . . . научись жить с тем, что он есть. Но не твой. Пока.

Я посмотрела на него. Он встал. И, перед тем как уйти, добавил:

– Ты - не слабее из-за любви. Ты сильнее. Потому что вернулась. Потому что выжила. Потому что дышишь.

Он вышел. А я . . . Сидела. И дышала. Медленно. Но всё ещё живая.

Дом давно спал. После разговора с Данилом стало . . . тише. Не легче. Не светлее. Просто тише.

Я лежала в постели, но сон не приходил. Он стоял где-то рядом, смотрел на меня, но не подходил. Мама не заглядывала. Отец не звал. Вся стая - будто сделала шаг назад. Никто не знал, что говорить. Да и говорить было нечего. А внутри . . . всё бурлило. Не плакало. Клекотало.

Я встала. Без звука. Как когда-то. Когда шла к нему. Но теперь - не за ним. А от себя. Шла босиком. По холодному полу. По лестнице. По тропинке. Ноги чувствовали каждую крупинку земли. Воздух был густой, как настой из горечи и воспоминаний.

Я вышла в лес.

Не глубоко. До первой поляны, где трава уже замятая, где мы когда-то играли. Где он целовал мою шею. Где я впервые подумала: "Я его."

Я остановилась. Смотрела в небо. Звёзды смотрели в ответ. Я стояла. Долго. И вдруг . . . почувствовала внутри что-то дикое. Оно поднялось из живота, из груди, из сердца, которое всё ещё было, несмотря на трещины.

Я завыла. Тихо. Первый раз - несмело. Как будто просила прощения у неба. Потом - громче. И снова. С надрывом. С дрожью. С криком, в котором были все "почему", все "зачем", все "за что".

Я выла. Не чтобы он услышал. А чтобы я себя услышала. И потом, сквозь ветер, сквозь слёзы, сквозь ночь, я прошептала. Не в небо. Себе.

– Я забуду его. Может, не завтра. Может, не через год. Но я постараюсь. Потому что я - не остаток от Марселя. Я - не его. И мне жить. Без него. Назло ему. Назло судьбе. Назло любви.

Я села на землю. Обняла колени. Слёзы лились. Но внутри - впервые было не пусто. Там . . . в самой глубине . . . зажглась искра.

Я вернулась под утро. Тихо. Сквозь туман и остывший воздух. Ноги устали. Руки дрожали. Губы были сухими. Но внутри - тишина. Не пустота, а именно тишина, как после шторма, когда всё лежит на месте, но уже по-другому.

Я поднялась по ступеням, вошла в дом. Он спал. Дышал медленно, сдержанно. Дом - не чувствовал боли.

Я поднялась в комнату. Разделась. Умылась холодной водой. Посмотрела на себя в зеркало. Глаза. Что-то в них было другим. Нечто потемнело. Углубилось. Я уже не искала в них ответа. Я смотрела в себя - и больше не отворачивалась.

Я оделась. Медленно, без спешки. Волосы собрала в высокий хвост. Никаких украшений. Только я. Вышла из комнаты, прошла в кухню.

Мама была у окна. С чашкой чая. Она обернулась. Посмотрела на меня. Ни слова. Только внимательный взгляд. Как будто проверяла: всё ли на месте ?

И что-то в её лице изменилось. Маленькое движение губ. Как будто она хотела сказать «ты вернулась», но передумала - потому что я уже не та, кто уходила.

– Завтрак будет через минут десять. - сказала она. Просто.

Я кивнула.

Прошла во двор. Собаки у вольера поднялись. Одна - серая, старая - подошла. Обнюхала. Тихо вильнула хвостом и легла рядом. Как будто сказала: я знаю. Я чувствую.

Я стояла, смотрела в сторону леса. Где-то там была ночь. Где-то там была я - прежняя. И вдруг - голос.

– Фелиция?

Я повернулась.

Один из молодых. Ему лет двадцать. Новичок. Недавно вернулся из тренировок на востоке. Имя его - я не помнила. Но лицо - спокойное, внимательное.

– Ты сегодня . . . - он замялся.

– Что?

– Не знаю . . . ты выглядишь . . . иначе.

Я чуть улыбнулась. Не вежливо. Не кокетливо. Просто . . . как волчица, которая знает: "Ты прав. Но тебе этого не понять."

– Бывает. - сказала я.

– Всё хорошо?

– Уже да.

Он кивнул. Растерянно. Но не отходил. Просто смотрел. И я поняла: они чувствуют. Все. Что во мне - не боль. Во мне - выбор.

Я развернулась и пошла в дом. За спиной - тень леса. Внутри - жар. Марсель ушёл. Но я осталась. И я выживу.

Я не искала встречи с отцом. Но она всё равно случилась. На заднем дворе, у дровника, где он стоял в тени, как всегда - спокоен, прямой, будто часть этого дома, этого леса.

Я шла мимо, с пустыми ведрами. Уже собиралась пройти, не глядя.

– Фелиция.

Я остановилась. Он не приближался. Не приказывал. Просто сказал моё имя. И я поняла: это тот момент, когда молчание больше не защищает.

Я подошла. Встала прямо. Рядом. На расстоянии. Он посмотрел на меня. Долго. Без давления. Но взглядом, в котором всё читалось. Ты ушла. Ты вернулась. Ты плакала. Ты стоишь.

– Как ты ? - тихо спросил он.

– Жива, - ответила я. – Этого достаточно.

Он кивнул. Но не отвел взгляда.

– Я не рад, что тебе пришлось пройти через это, - сказал он. – Но, возможно, это уберегло тебя от большего. Ты . . . теперь видишь яснее.

Я усмехнулась. Грубо. Сухо. Подняла глаза. В него.

– Я всё вижу. И знаешь, что вижу ? Что ты рад не тому, что я жива. А тому, что он ушёл.

Он не ответил. Это и было ответом.

Я сделала шаг ближе. Говорила не громко, но каждое слово - острое, как лезвие.

– Но знаешь, что ты не учёл ?

Он смотрел.

– Что любовь не умирает от боли. Что ее нельзя вырвать, вытоптать, вытравить. Ты рад, что он ушёл ? Хорошо. Но правда всё равно всплывет.

Я сжала кулаки.

– Даже если не завтра. Даже если не через год. Через десять лет я всё равно скажу: он был мой. И я - его. И ты, и вся стая, и весь этот чертов лес - услышат это.

Его челюсть сжалась. Но он не ответил. Он больше не имел власти надо мной - потому что я говорила без страха.

– А если ты попытаешься снова заткнуть мне рот . . . - я приблизилась, почти шепча. – Я не заплачу. Я завою. Так, что весь лес затрепещет. И ты поймёшь, что волчица во мне - не от тебя. А вопреки тебе.

Я развернулась. Ушла. Спокойно. Не потому что больше нечего сказать. А потому что всё уже было сказано. Хоть он и Альфа нашей стаи, но в первую очередь он мой отец с которым я могла говорить именно вот так.