После пар я прощаюсь с Артемием и нехотя плетусь на парковку. Соколовский уже ждёт меня – стоит возле своей мандариновой тачки и лыбится, наблюдая за мной через черные стекла модных очков. Ветер играет с его темными волосами и треплет ворот белоснежной рубашки. Он выглядит как популярный актер какого–нибудь фильма для девочек–подростков.
– Вот мы снова и встретились, Рита Крапивина, – его улыбка становится шире.
Я прохожу мимо него и открываю дверь машины.
– Сделай одолжение – просто молчи.
– Это слишком скучно, – вздыхает он, снимая очки. – я беру тебя с собой для хорошей компании.
– Из меня компания – так себе, – я все–таки сажусь в машину и пристегиваюсь.
Захар садится рядом, закрывает дверь и смотрит на меня. Задорно, с лёгкой задиристостью. У него глаза сияют, изучают столько света, что хочется…
– Хватит пялиться, – ворчу я. – Бесишь.
– Ты очень грубая, – качает головой Захар и заводит машину, – почему?
– А ты очень приставучий, – отбиваю я.
– Ты не ответила на вопрос, – отмечает Соколовский, внимательно глядя на дорогу. Машина плавно трогается с места и мы отъезжаем от универа.
– Ты мне не нравишься, ясно? – прямо говорю ему я.
– Почему же? – интересуется он и, усмехаясь, стреляет на меня своим озорным взглядом. – За случай с лужей я уже извинился.
– Такие, как ты, пользуются девушками, – бросаю первое, что приходит на ум, – считают их куском мяса.
– Это грубо, – хмурится Захар. – Я не пользуюсь девушками. Все по обоюдному согласию.
– Меняешь их, как перчатки, – продолжаю я.
– А ты следишь за мной? – улыбается краем губ, звонко щелкая пальцами, – и все–таки я тебе не безразличен.
– Много чести, – закатываю глаза я. – О твоих похождениях весь универ знает. Приходится вариться в этой дряни и слушать.
– Вот как, – потирает подбородок Соколовский и вдруг хлопает меня выше колена, – не верь сплетням, Колючка. Я белый и пушистый. Как зайчик.
От такой наглости я приоткрываю рот, сдвигаю брови на переносице и моментально краснею. Но когда хочу от души стукнуть этого наглеца по руке, он успевает ее убрать.
– Никогда так не делай, – предупреждаю его, но Соколовский лишь беззаботно улыбается, глядя на дорогу. – Иначе лишишься руки.
– Но у меня будет вторая, – Захар демонстрирует мне руку, которой удерживал руль, – так что воспользуюсь ей.
– Положи руку на руль, – нервно велю я. – Я не хочу разбиться.
– Что мне за это будет? – Соколовский, в отличие от меня, полностью расслаблен.
– Захар! – округляю глаза я.
– Из твоих уст мое имя звучит по–особенному, – на его лице расцветает довольная улыбка. – Вот бы еще поласковее.
– Ты идиот, – качаю головой я. Внутри меня все переворачивается от ужаса. Я знаю… как страшно умирать из–за аварии. Почти испытала это на себе. – Веди машину нормально!
Соколовский вздыхает и наконец–то кладет руки на руль.
– Ну ты и душнила, – сообщает мне он.
– Я не душнила, – сглотнув, отвечаю я. – Для меня жизнь – не игрушка.
Захар слегка хмурит брови, поворачивается ко мне и проницательно заглядывает прямо в глаза:
– У тебя что–то случилось? – вдруг спрашивает он.
И смотрит так, будто видит насквозь, будто… ему можно доверить все свои секреты. И мне почему–то хочется это сделать. Не знаю, как это работает, но Соколовский будто обладает каким–то гипнозом.
– Неважно, – наконец отвечаю я.
Это мое прошлое. И порой мне кажется, что оно слишком темное и печальное. Всякий раз, когда я мысленно возвращаюсь туда, тело сковывает ото льда. Слишком больно.
– Ты можешь мне рассказать, если тебе это будет надо, – говорит Захар. Причем так серьезно, что я удивляюсь. – Я умею слушать.
Я некоторое время смотрю в его глаза. И мне с трудом удается прервать зрительный контакт.
– А по–моему ты умеешь только болтать, – отмахиваюсь от него, возвращая разговор в привычное, безопасное русло. – Долго нам еще ехать?
– Почти приехали, – сообщает Соколовский и сворачивает в ту часть города, где расположены дома, в которых я никогда не бывала. Они аккуратные, красивые и величественные. Я будто попадаю в другой мир – более дорогой и яркий. Но чужой. – Тебе у меня понравится.
– Я не собираюсь заходить к тебе домой, – тут же предупреждаю я. – Вынесешь сережку и отвезешь меня обратно.
– Чего ты боишься? – недоумевает Захар.
– Ничего я не боюсь, – скрещиваю руки на груди я, – просто не хочу идти к тебе домой.
– Мой дом – твой дом, – весело улыбается Соколовский и машина останавливается напротив темно-зеленого, металлического забора.
– И все–таки я подожду в машине, – решаю я.
– Так не пойдет, Колючка, – качает головой Захар. – Я не могу тебя оставить здесь одну. Это не вежливо.
– А ты сама вежливость, да? – вскидываю брови я.
– Да, – расплывается в наглой улыбке он. – Угощу тебя чаем или вкусным кофе. Хочешь?
– Я хочу вернуть свою сережку, – напоминаю ему я.
– Тогда идем. Чем больше ты будешь упрямиться, тем дольше мы будем здесь находиться.
Он протягивает мне свою руку ладонью вверх, но я игнорирую ее, вздыхаю и выхожу из машины.
Остановившись, брожу взглядом вдоль кованных, высоких заборов. Кажется, богачи любят тщательно скрывать свою жизнь от посторонних глаз.
Мне не хочется идти к Захару, чувствую себя не в своей тарелке. И нет, я не боюсь его – не думаю, что он извращенец или маньяк. Просто… я из другого мира и сейчас вышла за пределы своей зоны комфорта. Ладно, плевать. Я просто заберу свою сережку и уеду.
Ворота автоматически открываются и я вижу просторный двор с мини–фонтаном, благоухающими клумбами и навороченной детской площадкой. Чуть дальше возвышается дом: двухэтажный, с арочными окнами, облицованный кофейно–коричневым камнем. Тут все выглядит, как в сказке. Моя серая панелька и рядом не стоит с такой роскошью.
– Смелее, Рыжик, – смеется Захар, – не зависай.
Легко ему говорить. Я никогда не бывала в таких домах. И желания бывать не имею – не мое это. Но все–таки зачем–то шагаю вперед, не переставая изучать территорию.
– Зачем этот цирк, а? – не выдержав, поворачиваюсь к Соколовскому, подозрительно изучая его загорелый профиль. – Зачем ты меня сюда тащишь?
– Хочешь правду? – приподнимает бровь Захар, заглядывая в мои глаза.
– Я ненавижу игры, – серьезно отвечаю я. – Поэтому да, хочу правду.
– Ты мне нравишься, Рита. Я просто хочу, чтобы ты не сбегала, – отвечает Соколовский. И говорит на этот раз как будто искренне. Без своей этой игривой улыбочки и смеха в глазах. – Дай мне шанс провести с тобой время.
Это сбивает меня с толка. Правда или ложь? Как быть? Как себя вести? В последний раз, когда мне говорили что–то подобное, мной жестоко воспользовались и после этого я до сих пор не могу верить людям.
– Заха–а–ал! – я слышу детский голос и оборачиваюсь.
В нашу сторону бежит темноволосая девчонка с двумя пышными хвостами на голове. Глаза серые, большие. На губах – радостная улыбка, на щеках - ямочки. Такие же, как у Захара.
Девчонка почти подбегает к нам, но замечает меня и резко тормозит. Окидывает любопытным взглядом с ног до головы и хлопает ресницами, теребя пальцами край нежно–розового платья.
– Пливет, – тихо говорит. – А ты кто?
– Это наша гостья, – Соколовский широко улыбается и хлопает меня по плечу, – ее зовут Рита и она жуткая колючка.
Я опаляю его своим взглядом, но молчу. А девчонка весело хохочет. Да так громко, что ее смех разносится по всему двору.
– Меня Авлола зовут, – она деловито протягивает мне ручонку, – я сестла Захала.
– Очень приятно, – осторожно жму ей руку и растерянно улыбаюсь. Мне никогда не доводилось общаться с детьми – понятия не имею, как нужно это делать.
– Угостим Риту чаем? – спрашивает у нее Соколовский и мои щеки вспыхивают.
Какой же он… Нет слов!
– Да–а! – радостно соглашается Аврора и несется к дому. – Мама–а! Захал привёл подлужку! Сделай ей чай!
Я округляю глаза и гневно смотрю на Захара. Но он лишь разводит руками.
– И все–таки придется тебе побыть со мной подольше, Рыжуля, – подмигивает мажор и расплывается в довольной улыбке. – Пошли?