***
Как и раньше, Ноэль спал по-детски крепко; скоро Алиса перестала бояться, что разбудит его. За ночь она успела переодеться в тёплую пижаму, ещё раз ополоснуться в душе, помыть и убрать посуду, выкинуть грязные салфетки и – набросать стихотворение, задыхаясь от нового приступа слёз. В мертвенно-тусклом свете телефона она выплёскивала боль – её алые кровавые потёки, её горько-сладкий чувственный аромат. Радужная кошечка на рёбрах Ноэля скрестилась с Гранд-Вавилоном под покровом мокрого снега – и получился слепок с того, что по собственной воле она никогда не стала бы изображать. Боль на грани с бессмысленным ужасом, крики израненного животного; власть древнего зла, лишённого формы и разума, – безликий рок, как в трагедиях Софокла. То, что Эдип убил собственного отца и женился на собстве
