The time came...

5 глава

Голоса белый шум, масса толпы только фон. Кан этой ночью совсем потерялась, лишенная всякой опоры под ногами. Среди гостей она не сыскала ни сато, ни его жену, хотя, казалось бы, такое мероприятие они должны был честить присутствием. Сохи впервые за последнее время забеспокоилась за кого – то, помимо души собственного ребенка. Вдруг в порыве злости Чонгук натворил глупостей, загубив семью Сокджина, посчитав, что те помогали ей скрывать Минхека. Весь вечер голову не покидала эта мысль. Девушка была решительно настроена расспросить Чона о них, как только выдастся возможность уединиться. Не знала, как именно выпросить милосердия от человека лишенного сердца, и почему – то Сохи предполагала, что Чонгук не станет идти ей навстречу по порыву доброты души, а выставит счет, с которым Кан не стравиться. Сейчас она ни с чем не справлялась. Терзания израненной, уже кровоточащей души не покидали девушку.

Эти непонятные речи от неизвестных людей Кан лились со всех сторон, изучающие взгляды давили со всех сторон, притеснив габариты огромного зала. Не пробывав в чайном доме и часа Сохи измоталась в конец.

Резко ее опустил на землю голос… детский и родной. Сохи будто в лицо хлестнули морозной водой, приводя в чувства. Детский лепет в дали и еле слышный за миг ускорил биение сердца совсем – совсем ослабшего. Заблестевшими от волнения глазами Сохи стала оглядываться, вертя головой, как оголодавший зверь в попытках урвать последний шанс на пропитание. В это время как Минхек продолжал говорить :

— Тэхен – хен, это аджосси попросил, чтобы мы ус-с-щли. Мы не можем… — голос внезапно прервался. Дальняя дверь захлопнулась, Кан была уверена сын вышел из нее. Нагнётшимися ногами, ведомая на оголенных инстинктах матери Сохи сделал шаг в сторону двери. Но ее мягко вернул назад Чонгук, не опускавший ее талию за вечер ни разу. Растерявшись Сохи перевела потерянный взгляд влажных глаз на него, чтобы удостовериться в реальность случившегося. Тот смотрел зло, но сдержанно перед гостями. Рука его на теле девушки сжала бок сильнее, приземляя и очищая заблюренный взор Кан.

Ценные секунды, потраченные на растерянность, украли у девушки возможность сыскать сына в необъятных масштабах чайного дома. Потеряв все волнение, Кан оставшую часть ночи провела словно неживая, потерявшая душу чучело. Лишь ослепительная, цепляющая взгляд каждого мужчины в зале красота девушки, покинутой признаков всяким проявлением чувств в тонких, аристократически сложенных чертах лица, оставаясь объектом пристального внимания, оставила после себя несгладимое впечатление. За картинно красивой внешности люди, к величайшему сожалению, не отыскали в край уничтоженного человека. А убийца ее был рядом, держал в руках почти что догоревший дотла труп и убедительным тоном всех присутствующий уверял, насколько их пара счастлива вместе.

Кан уже к концу этой лживой пьесы, устроенной Чоном, не находила сил продержаться хоть на минуту больше. Тошнота прокрадывалась временами, когда очередной гость подходил к искренними пожелания о счастливом союзе, разрешение на которого у Кан никто не просил, или в моменты, когда она по течению плавая, в попытках выжить, улыбалась публике, становилась ближе к внушительной фигуре Чонгука. Вынужденно выполняя выделенную в этой пьесе роль. В такие моменты Сохи внутренне умирала, скрывшись за маской натянутой улыбки, а Чонгук казалось смягчался от ее покорности. Близилась полночь ее абсолютной гибели, уничтожения и верной смерти, Кан вырвавшись на долгожданную свободу от цепких рук своего убийцы, скрылась, выйдя на крыльцо дома.

Небо озаряла Луна собственным печальным ликом, бумажные светильники освещали сад, который дарил прохладу сквозь несильный ветер. Сохи держалась за счет остатки непреодолимой тоски по сыну и блеклой надежды отыскать его. Еще давая жалкие признаки жизни, дергали сознание вопросы о благополучии семьи Ким. Становиться не только убитой, но и убийцей чужого покоя она яростно не желала. Чонгук сполна успел выпотрошить с трудом отстроенный мир ее, только не хватало чувства вины за его поступки, произошедших за ее спиной.

Плечо будто парализовало от боли, жар то сменялся холодным потом, то нездорового румянца, проступающего на щеках. Желудок был сведен в крошечный камень от напряжения, а скулы сводило спазмами благодаря остаткам фальшивой улыбки – верной спутницы Кан этой ночью.

Освежившись на чистом воздухе Сохи обернулась, намереваясь вернуться в зал, к Чонгуку, но путь ее был преграждён утонченной фигурой красивой девушки. Сохи совсем не заметила, когда та успела появиться на крыльце.

Кан не проронила ни слова, в напряжении ожидая действий от девушки. Та явно пробралась сюда не ради красивого вида на погруженный в слабое мерцание свеч сада.

— Как выросшая в окайне с самыми красивыми гейшами Киото, я до необуздаемости падка на красоту женщины, — тихий, ласкающий слух говор девушки звучал, как для заклинения. А глаза с поволокой, искрящие восхищение на грани безумства, смотрели прямо и не скрывая очевидного желания. — Но к своим двадцати двум годам, ни одна женщина не сумела отобрать у меня дара речи одним своим появлением. Весь вечер мой взгляд был прикован к вам, как и у всех гостей сильного пола, — Сохи совсем не была бы удивлена получить столь нескромный комплемент от мужчины, такое часто бывало раньше, но перед ней стояла девушка. К слову, говорящая не уступала ей в привлекательности. Высокий стан, очаровательное личико, длинные и стройные ноги, облеченные в классические брюки и элегантный смокинг на ней смотрелся куда лучше, чем у некоторых мужчин. Кан чисто объективно находила сложным свести взгляд с нее.

— Вы мне льстите, — влившись в этот настрой какетничества, ответила Кан слишком слащаво.  Она даже отдаленно не представляла кем эта девушка, обладательница обворожительной красоты и очаровывающих речей, приходила Чонгуку и соответственно, как с ней нужно себя вести. Враг она ей или мимолетная пассия, случившаяся в разовом вечере? Кан недомогала. — Вам одного зеркала достаточно сыскать выдержанную прелесть красоты.

— Какие мы вежливые, — коротко усмехнулась та. — Полагаю оябун на ваши манеры повелся, раз вам удалось обвести его вокруг пальца, как нечего делать.

Она имела в виду Минхека. Кан привычно бросило в озноб от упоминания, пусть даже столь завуалированно, сына. Но реакции она так таковой не показала. На лице ее красивом была натянута маска равнодушия.

— Но это ведь детали, — тем временем продолжила девушка. — У нас слишком мало времени, чтобы вдаваться в них, оябун слишком чуток, когда дело доходит до вас, — девушка подошла с кошачьей грацией ступая по бамбуковому паркету без единого скрипа. Напряжение в мышцах Кан возросло, стоило той встать в притык, напрочь позабыв о личных границах и этикете. Игривые глаза застряли на губах, Кан почти на физическом уровне ощущала это давление и жжения в них. — Какой очаровательный оттенок помады, могу опробовать? — от вопроса, заданного с будним голосом, Сохи дернулась назад. Наконец одарив собеседницу шокированным, почти что неодобрительным взглядом. — Ваша реакция подогревает интерес, которого у меня уже предостаточно. К сокрушению моему, я в любви с другим человеком, сколько бы ваша личность не восхищала меня. И я тут не совсем за этим.

— Что вам надо от меня?

— Имя, — совсем расплывчато, приумножив имеющиеся сотни вопросов многократно, изрекла девушка. — Розэ, имя мое. Запомните его, оно вам пригодиться в будущем.

Девушка, теперь уже не безымянная, отошла на шаг назад. Ее пронзительный, пылкий взгляд оставался на Кан.

— Мне пора покидать вас, — послышался горечь. Вопреки здравому смыслу Сохи не хотела быть покинутой. Сам факт, что Розэ говорила на корейском и знала о Минхеке, сближал их. — Но только, пообещайте продержаться в здравии до нашей следующей встречи, после я уйду.

— Госпожа Кан, — послышался густой баритон Йена в глубине дома.

— Он меня сейчас застанет, — будто в предвкушении этого события, высказалась Розэ. — Пообещайте, иначе мы попадемся.

— Обещаю.

— В ответ я приду с вестями от Джису о новоиспеченном таро, — уже в проеме двери, погруженная частично во мрак комнатки, на прощания сказала Розэ. — Вы только сдержите обещание.

— Стойте, — уже не равнодушно, с пробирающими эмоциями в голосе сказал Кан. Силуэт в темноте застыл. — Что вам известно о моем сыне?

Розэ растворилась в дебрях огромного чайного дома, оставив после себя полную неразбериху из оголенных чувств и мыслей.

Сохи испуганно вздрогнула, стоило в проеме показаться Йену пришедшего за ее бедной душонкой.