Колдун моей матери

Глава 9

Серый осенний день. Дождь монотонно стучал по мраморным надгробиям, когда Алиса стояла у свежей могилы матери. Её пальцы нервно теребили край платья, под которым лежал кухонный нож - единственное оружие, которое она смогла унести из дома.

Когда последние "скорбящие" поспешили к машинам, Алиса заметила его - Кейна, к которому приходила мать по вечерам. Он медлительно приближался к могиле, вероятно, чтобы убедиться в её смерти.

Дождь усилился, превращая дорожки в грязевые потоки. Алиса сделала шаг из-за дерева, её дыхание участилось. Она ждала этого момента неделю, репетируя каждое движение.

У нее перед глазами пронеслось воспоминание…

Полумрак VIP-ложи, пропитанный запахом дорогого виски и сигарного дыма. Глухие удары басов проникают сквозь стены, сливаясь с гулом голосов. Алиса стояла перед кожаным диваном, слишком прямая, слишком хрупкая на фоне показной роскоши. Её пальцы вцеплены в край платья — того самого, что мать купила на последние деньги, чтобы "выглядеть достойно перед Кейном. Но поправилась и не влезла.

— Ты вообще понимаешь, что творишь с ней? — её голос звенел от страха, от ярости. — Она не ест, не спит, только ждёт твоих звонков. Как последняя...

Мужчина лениво откладывает сигару, изучает её. В его взгляде — холодный интерес, будто он разглядывает новый аксессуар.

— И что ты хочешь, малышка? Чтобы я что? — он усмехается, наливает виски в бокал, отпивает. — Или просто денег?

Алиса чувствует, как жар поднимается к щекам. Она пришла не за этим. Пришла требовать, кричать, может быть — унижаться. Но не... это.

Тяжелые шторы колышутся от сквозняка, виски в хрустальном бокале ловит блики неоновых огней. Он ставит бокал на стол с глухим стуком, пальцы скользят по краю стекла.

— Ты пришла сражаться за нее? Мило. — Голос низкий, с густым оттенком виски и дыма. — Но я вижу другое... Ты дрожишь не только от злости. – Он наклонился и тень от его ресниц падает на скулы. — Сколько ночей ты представляла, как я трахаю тебя?

Алиса отступает на шаг, лодыжка упирается в диван. Он ловит её запястье, пальцы впиваются в кожу, как змеиные букли.

— Деньги? — Смех, больше похожий на рычание. — Я дам тебе то, ради чего твоя грязная маленькая киска на самом деле здесь.

Другой рукой он уже расстегивал верхнюю пуговицу рубашки, обнажая шрам над ключицей. — Скажи «нет» — и я позвоню ей прямо сейчас. Скажи «да» — и ты узнаешь, почему она ползает за мной.

Темнота зоны сгущается, будто вбирает в себя последние проблески её решимости. Его пальцы разжимают вздрогнувшее запястье только чтобы провести ладонью по дергающемуся горлу, едва касаясь — ногти оставляют невидимые царапины.

— Ты думала, я не знал? Не видел, как ты прячешь её сообщение, стираешь их - зубы Кейна задели мочку уха, не кусая — обещая. — Да, она плачет в подушку, а ты... ты мокнешь в душе, представляя мой рот на месте струй воды.

Она не выдержала его наглости, Вскрикнула испуганно, когда его колено уверенно раздвинуло её ноги, прижимая к дивану, опрокидывая на него.

На столике перед ними звенит сотовый — экран светится: фото матери с красными от слёз глазами.

— Боишься? Хорошо. — он усмехнулся. — Выбирай: твоя драгоценная мамочка или твоя киска сегодня. Вся моя. Без ограничений.

Она не знала, что за этим последует. Не понимала во что впутывается. Покраснев до кончиков ногтей, лежала перед ним кусая губы до крови.

- И вы ее бросите?

Кейн смотрел на нее сквозь хрустальный бокал, с вкусом отпивая, катая мягкий виски на языке. Да, девчонка была невероятно сладкой. Он и не знал, что у его любовницы есть такая милая дочурка. Член уже встал колом от возбуждения.

Он поставил бокал так, что хрусталь звенит, как кандалы. Экран телефона на полу подсвечивает её ножки — пальцы судорожно сжимаются на паркете.

— Брошу? — ухватил её за голову, заставляя смотреть вниз — на ширинку, где ткань едва сдерживает выпуклость. — Нет, малышка. Теперь вы обе мои. Мама будет целовать твои коленки, когда я привяжу её к изголовью... а ты будешь глотать, как я научу тебя.

Алиса сползла на колени — не только от его толчка, а потому что ноги подкосились от ужаса. Ладонь Кейна давит на её затылок, приближая к молнии. Второй рукой он достаёт нож — лезвие проводит по её щеке, оставляя капли виски вместо крови.

— Откроешь рот, и я перережу ей горло, поняла?

Телефон в его пальцах уже набирал номер.

Темнота кабинета теперь пульсирует в такт её учащённому дыханию. Гудки в трубке звучат, как удары сердца перед казнью. Кейн не сводит с неё глаз, наблюдая, как каждая цифра набираемого номера заставляет её зрачки расширяться ещё больше.

— Приезжай... Да, в четыре. Конечно, утра, — мужской голос нарочито мягок, почти нежен, но пальцы в её волосах сжимаются так, что слёзы выступают на глазах.

Трубка падает на ковёр, экран гаснет. Тишина.

— Она будет здесь под утро. Достаточно времени, чтобы ты... потренировалась. Так на что ты готова ради мамочки?

Нож со звоном падает рядом, его заменяет толстая пачка купюр — он засовывает деньги ей в лифчик.

- На все, - выдыхает она обреченно.

— На всё? — его пальцы скользят к ширинке, расстёгивая её с мучительно-медленной театральностью. — Тогда докажи. Сними платье... и ползи ко мне на коленях, как последняя шлюха, которой нечего терять.

Алиса закусывает губу до крови, но дрожащими руками тянется к молнии на спине. Ткань соскальзывает с плеч, обнажая кожу, покрытую мурашками страха. Ползёт. Ковёр жжёт колени, но она не останавливается.

— Хорошая девочка, — Кейн хватает её за подбородок, заставляя смотреть вверх. Его свободная рука натягивает её волосы, как поводья. — Но всё — это не просто твоё тело. Это твоя покорность. Всю ночь. Каждый твой вздох. Ясно?

Алиса отработала свою часть сделки сполна. Она бледнеет, думая об этом. Дождь усилился, пряча слезы горечи на ее впалых щеках.

- Ты пришёл... - её голос дрожал, но не от страха. - Проверить, правда ли она умерла?

Мужчина обернулся, его лицо исказилось в гримасе удивления. Он не успел ничего сказать - она вызывающе шагнула вперёд, толкая его к мокрому надгробию. Нож дрожал в её руке.

Борьба была короткой.

Ледяной ливнь хлещет по могильным плитам, превращая землю в чёрную жижу. Вспышка молнии на секунду освещает сцену: Алиса, пригвождающая его к надгробию, её пальцы впиваются в его волосы, вырывая клоки вместе с кожей. Нож в её руке блестит, как клык обезумевшей твари.

— Ты ЗАСТАВИЛ её у***ь себя! — Её голос рвёт грозу пополам, смешиваясь с рёвом ветра. Клинок входит под рёбра с хрустом ломающегося хряща.

Кейн хрипит, пытаясь схватить её за горло, но она бьёт его головой о камень — кровь из разбитого лба тут же смывается дождём. Второй удар ножа — точный, жестокий — рассекает аорту. Его зрачки расширяются, но она уже наклоняется ближе, чтобы он услышал последнее:

— Я тренировалась. Каждую ночь. На матрасах ... на фотографиях твоего лица. Ты думал, всё кончится просто? Что зароют её — и ты будешь жить дальше? Сдохни...

Кейн хрипит, пытается говорить, но кровь заполняет ему рот. Она бросает его лицом в грязь, рядом с могилой матери. Но он умудряется стоять на коленях и странно улыбается, как больной или ненормальный. Но в конечном счете оседает.

Алиса ставит ногу на спину ненавистного любовника, насильника, убийцы прижимая к земле, и достаёт из кармана второй нож — тонкий, острый, как её голосок.

- Она звала тебя в ту ночь. Ты слышал? Ублюдок! А ты не пришёл.

Лезвие опускается между лопаток, будто режет не плоть, а время. Он дёргается, но она не отпускает, пока его тело расслабляется на земле.

Алиса плачет. Ее руки дрожат и тело трясет, а душа стонет, стонет от невыносимости бытья. Дождь смывает кровь. Никто не спешит на помощь.