Зеркала на стенах множат отражения - ее обнаженное тело, его мощная фигура. Воздух тяжелый от смеси дорогого парфюма и секса. Кейн одной рукой приподнимает её за талию, заставляя застыть в воздухе, поджав пальцы ног как балерина без сцены. Она висит перед ним в порванных чулках, ноги и руки зафиксированы на уровне живота, беспомощно разведены в стороны.
Его ладони грубо раздвигают дрожащие ягодицы. В зеркалах отражается, как его член, блестящий от её соков, методично входит в узкое отверстие, растягивая с каждым толчком.
- Ты...весьма…мила, - горячее дыхание обжигает, голос низкий, с наслаждением наблюдающий за её реакцией. - Но не вырвешься.
Она только беспомощно стонет в ответ, тело выгибается между его руками - покорное, но отчаянно чувствующее.
- Ты даже не представляешь, как мила, — хрипит он, растягивая слова, наслаждаясь её смешанной реакцией. Его горящие глаза впиваются в хрупкое изнеженное лицо, ловя каждую чувственную гримасу, каждое движение мимики. «Полностью в его власти»…
Её красивое лицо! Брови слегка приподняты, губы сжаты под чёрным скотчем, а глаза… Ох уж, эти глаза! Они говорят больше любых слов — в них читается и страх, и предвкушение, и что-то ещё, чего он не может разгадать.
Кейн наклоняется ближе, смотрит, как дышит… В её зрачках – его собственное отражение, искажённое и влажное.
- Я вижу тебя…
Хлоп-хлоп — её ресницы, такие невинные, такие несоответствующие тому, что сейчас происходит.
Он усмехается.
«Хрупкая... И такая желанная»...
Грудь Алисы предательски вздымается, соски набухли, кожа покрывается мурашками. Дыхание сбивается — короткие, прерывистые вздохи, которые она пытается сдержать, но не может.
Кейн наблюдает, как пульсирует жилка на тонкой шее. Как капли пота скатываются по вискам.
Чёрный скотч на губах — её молчание, его власть.
- Ты хотела поговорить о матери... знаешь, твоё тело говорит за тебя намного лучше.
Он проводит пальцем по скотчу, чувствуя, как она пытается что-то прошептать.
Попытка сопротивления?
Мольба?
Или... может быть, просьба о большем?
Этот момент сводит его с ума.
Худое тело — живое противоречие: оно сопротивляется и поддается одновременно. Мышцы напрягаются как струны, затем обмякают под его напором. Кожа, белейшая, почти бумажная, теперь в мелких мурашках, розовеет от прикосновений.
Из-под скотча — только сдавленные стоны, глухие, как эхо из глубины.
Кейн проводит пальцем по кромке, ощущая, как губы под ним пытаются шевельнуться.
«Что бы ты сказала, если бы могла?»
Его руки — крепче впиваются в её плечи. Не только чтобы удержать её.
Чтобы удержать себя.
«Ещё немного…» — мысли путаются, кровь стучит в висках. Хочется сорвать скотч, услышать голос и мольбу…
Но нет.
«Не сейчас».
Ещё не время.
Он наклоняется, прижимает губы к её шее, заставляя выгнуться и застонать. Стены комнаты дрожат от глухих ударов тел, воздух насыщен смесью пота, металла и соли от слёз.
Шлёп! — его ладонь оставляет пылающий отпечаток на бледной коже. Алиса взвизгивает, но звук тут же разбивается о новый грубый толчок — он входит до упора, заставляя снова всхлипнуть.
— Прими... Всё, — его живот прижимается к прекрасным дрожащим бёдрам, безжалостный ритм не оставляет выбора. Спина Алисы бьётся о холодную стену зеркал, кожа краснеет, сдирается, но боли уже не слышно — только это, только они, только бесконечное вхождение-выхождение, разрывающее на части.
Её слёзы смешиваются с испариной, стекают по подбородку, капают на его руки, сжимающие бёдра. Она обмякает, садится на него глубже, и внутри всё сжимается — непроизвольно, неконтролируемо, как последний рубеж обороны.
Темная комната, наполненная густым воздухом, пропитанным смесью пота, кожи и его страсти. Отражения их тел мелькают в зеркалах, создавая хаотичный танец теней и плоти. И дыхание Кейна срывается, становится тяжелым, неровным. Его губы прижаты к её шее, зубы слегка впиваются в нежную кожу, оставляя алые метки. Пальцы сжимаются на боках, непроизвольно оставляя отпечатки, глубже, чем он планировал.
"Стоп… или нет?"
Мысль пролетает, но тут же разбивается о волну жара, растекающегося по его жилам. Кровь гудит в ушах, тело горит, а воздух вокруг становится сочным, тяжелым — мешаниной её сладости и его мускусной агрессии. Лёгкий солоноватый привкус на губах добавляет остроты. Он глубже вдыхает, чувствуя, как её тело трепещет под ладонями.
Эта дрожь…
Она сводит его с ума.
Его бёдра бьют в сумасшедшем ритме, но пальцы на талии вдруг смягчают хватку, ладонь гладит выступающие рёбра.
"Больно?.."
Ответ – её тело выгибается навстречу, влага льётся по бедрам, а ногти впиваются в ладони. Значит – можно. Нужно. Внутри неё горячее месиво – его член, её сжатие, их общий пульс. Он чувствует каждую микроскопическую дрожь, каждое непроизвольное сжатие, будто её плоть учит его язык без слов.
Глаза Алисы – два затопленных озёра. Он тонет в них добровольно.
- Смотри на меня, –приказывает он шёпотом, срывая капли слёз губами. Они непристойные, как море после шторма. - Ты влезла не в свое дело, - его голос хрипатый, как после долгого курева. Рука хватает за волосы, заставляя её запрокинуть голову. - Ну что, довольна теперь?
Толчок. Жестче. Глубже.
- Раз уж тут оказалась, и согласна - будешь платить за обеих.
Она закусывает губу, но тело предательски отвечает на каждый удар. Он чувствует это - как сжимается внутри, как пульсирует. Черт, да она кончает, сука.
- Вот же шлюха, - хрипит он, ускоряясь, чувствуя как накатывает. Последний удар. Глубже, чем нужно. Она вскрикивает, но он уже не может остановиться.
-Мамашу свою забудь. Теперь ты моя. Полностью.
Кейн прижимает ее лицо к своей груди, чувствуя, как кончики её сосков царапают кожу при каждом движении.
- Гр-ромче, — рычит, вонзая зубы в её плечо. Тело Алисы вздрагивает, но он чувствует, как всё сжимается внутри неё — предательский ответ на боль.
Её стоны, глухие, хриплые, разрывают тишину, отражаются от зеркальных стен, смешиваются со звуком ударов тел.
Позолоченные зеркала в стенах отражают тела – её хрупкий стан, выгнутый в дугу, его мускулистую спину, покрытую каплями пота. Воздух наполнен густыми, животными звуками соития.
Маленькая грудь прижата к нему пылающему, соски — твёрдые. Кейн ускоряется, заставляет сдаться.
- Ты так узка... так горяча... — его голос срывается на низкий стон, когда её внутренности теснятся вокруг него, а попка в его руках ходит ходуном.
Он не даёт ей раскачиваться, фиксирует на весу, как трофей, как свою собственность. С каждым толчком её крики становятся отчаяннее, его дыхание — тяжелее, рваным. Они на грани.