Колдун моей матери

Глава 6

Кейн шагнул в спальню, когда ночь перевалила за середину, клуб все еще дышал жаром предрассветного безумия.

Спальня тонула в густой, почти осязаемой тьме, разрываемой лишь алыми бликами неона, пробивавшимися сквозь щели штор. Воздух был тяжел от смеси дорогого парфюма, пота и чего-то электрически-металлического — может быть, страха, может быть, желания.

Она лежала в забытьи — успокоительное сделало свое дело. Но даже беспамятство не смогло скрыть ту врожденную, животную порочность, что пульсировала под кожей. Пижамные штаны съехали к коленям, обнажив влажный, набухший бутон, блестевший, как перезрелый плод, сорванный в самый пик сладости.

Его пальцы, холодные от ночного воздуха, проползли по ее позвоночнику, впились в распущенные волосы и резко отбросили их в сторону. Ее кожа ответила мгновенной дрожью, мурашками побежавшими вдоль ребер.

— В отключке не перестаешь быть ненасытной... — прошипел он, и слова повисли в воздухе, густые, напряженные.

Ремень туго обвил его кулак, издавая низкий, кожаный хруст при каждом движении. В другой руке пульт — холодный, обтекаемый, с единственной кнопкой, которая сейчас казалась ярче всех неоновых огней за окном.

Щелчок.

Тело Алисы вздрогнуло, выгнулось в немой судороге, словно ток пробежал по каждому нерву. Простыня под ней потемнела, впитав новую волну влаги, а пальцы вцепились в складки ткани, будто пытаясь ухватиться за ускользающее сознание.

Темнота сгущалась, становилась почти физической — тяжёлой, вязкой, пропитанной запахом её возбуждения и его невысказанной ярости. Багровые блики скользили по её спине, подчёркивая каждый изгиб, каждую дрожь.

Он наклонился ближе, дыхание горячее, чем должно быть.

— Малышка... — его голос прозвучал тише шелеста простыни, но отозвался в ней глухим эхом.

Её тело было напряжено до предела, каждая мышца — струна, готовая лопнуть. Но сознание всё ещё плавало где-то в тумане, не в силах ни сбежать, ни вернуться.

Его ладонь, широкая и жёсткая, придавила её таз к матрасу, пальцы вонзились в упругую плоть бедер, оставив на ней бледные, быстро розовеющие отпечатки.

Член скользил по её распухшим, сияющим от выделившейся влаги губам, собирая капли, но упрямо избегая проникновения. Тонкие бёдра сами собой подавались навстречу, ища хоть малейшего контакта. Он с лёгкой усмешкой отстранялся.

— Нет, детка... не сегодня, — прошептал он, и в его голосе звучала какая-то странная смесь досады и наслаждения.

Тяжело сорвался с неё, оставив её киску пульсирующей пустотой, дрожащей от неудовлетворённого желания. Горячее семя тяжёлыми каплями упало на её ягодицы, томно стекая по складке между ними.

Она застонала во сне, пальцы судорожно сжали простыню, но глаза так и не открылись.

Кейн застегнул ремень, металлическая пряжка щёлкнула с окончательной чёткостью. Его возбуждение ещё не угасло — сквозь ткань брюк виднелась напряжённая выпуклость, но он уже отстранился, превратившись обратно в тень. Дверь приоткрыта ровно настолько, чтобы пропускать полоску жёлтого света из коридора — ни приглашение, ни прощение, только холодное напоминание.

— Проснёшься с моим вкусом во рту, — его голос обжег тишину, голодный, с хрипотцой, будто пальцы уже смыкаются на её горле, — и будешь рвать на себе трусы, пытаясь понять — было это или нет.

Он не ждал ответа. Шаги растворились в коридоре, оставляя после себя только запах кожи, спермы и чего-то электрически-опасного.

Утром она обнаружит синяки на бёдрах, помня и не помня, как получила и пересохшее горло от невыплаканных стонов, и эту... блядскую тянущую пустоту между ног.

Её пальцы сами поползут туда, куда он не дал. А мозг будет орать, что это стыдно. Но тело - оно ведь помнит. И хочет. Чёрт возьми, как же оно хочет.

Взгляд его скользнул к приоткрытой двери спальни — там, в полумраке, всё ещё пахло её покорностью. Но сейчас это было неважно. Гораздо интереснее оказалась другая дверь — та, что вела в клуб, где уже стихало. Через полчаса должна была прийти её мать.

— Будет два варианта, — пробормотал он, пригубив виски поданный барменом, и голос его звучал, будто наждачная бумага по металлу.

1. Нажрётся и не приползёт.

2. Приползёт в соплях, и тогда хоть в рот ей смотри — всё равно схавает без истерик.

Губы растянулись в усмешке. Он знал этих баб — все они мыслят жопой, а не головой. Особенно когда напуганы. Особенно когда одиноки.

В подвальном помещении клуба, где стены обиты чёрной кожей, а воздух пропитан запахом латекса и пота, час спустя Кейн развалился в хозяйском кресле рядом с барной стойкой. Вращая бокал с виски, он наблюдал, как последние кусочки льда тают в янтарной жидкости. Где-то наверху гремела музыка, но здесь, в его империи, царила гнетущая затишье.

Дверь с визгом распахнулась, впустив новую "гостью" - женщину лет сорока в растерзанной норковой шубе, с подведёнными глазами, где тушь смешалась со слезами. Её каблуки неуверенно зацокали по бетонному полу.

Он поднял взгляд, оценивающе провёл им по её фигуре - от дрожащих рук до мокрого пятна между ног, хорошо заметного на обтягивающем платье. Бокал с глухим стуком встал на стойку.

— Приве-е-ет, — протянула она, словно тонкая нить, готовая порваться в любой момент.

Почти лениво он поднялся, его тень, огромная и угрожающая, накрыла женщину. Холодные глаза впились в неё, заставляя голову запрокинуться. Их взгляды встретились — её испуганный и его ледяной, безжалостный.

— Ты знаешь, что я не люблю пустых слов, — прошипел он, и каждый звук падал, как камень в бездну. — Говори, зачем пришла.

Губы матери Алисы задрожали, и слова застряли в горле. Воздух между ними наэлектризовался, наполнился невысказанными угрозами.

— у***ь тебя, — неожиданно твёрдо.

Кейн стоял, слегка наклонившись вперед, его лицо освещалось красным неоном, придавая его ухмылке зловещий оттенок.

— у***ь меня? — повторил он, со стылой насмешкой.

Его пальцы сжали её запястье с такой силой, что кожа тут же побелела, а суставы хрустнули под давлением. Она вскрикнула, но звук тут же застрял в горле, когда он дёрнул её к себе. Теперь их лица разделяли сантиметры, его дыхание — горячее, с примесью виски и табака — обжигало её кожу.

— Милая, — в этом слове не было ни капли нежности, только обещание боли, — ты даже не представляешь, как мне надоели эти детсадовские угрозы.

Он позволил шутке затянуться, наслаждаясь её дрожью, затем продолжил, почти ласково:

— Ты помнишь, что было с последним, кто осмелился на такое? Их до сих пор ищут в мусорных баках.

В клубе повисла гнетущая тишина, нарушаемая только прерывистым дыханием женщины. Когда холодное лезвие коснулось её щеки, тело вздрогнуло, словно от удара током. Глаза расширились до предела, отражая неоновый свет и его безумный взгляд. По спине пробежали мурашки, а пальцы непроизвольно сжались в кулаки.

— Хочешь повторить их судьбу? — его слова прозвучали как шипение.