Из Мюнхена получилась бы хорошая нянька. Он лично сопроводил меня до здания, в котором временно размещали таких как я — прибывших из-за черты. Судя по размерчику строения, гостей раньше было немало. Теперь же нет. И причина ясна. Сюда не пускают кого попало.
У входа охрана, внутри строгий седовласый дядька. Он окинул меня хмурым взглядом и принялся допрашивать провожатого. Тот пояснил, что Дарвин распорядился разместить. Вопросы сразу отпали. Похоже, тот самый Дарвин пользуется авторитетом и его решения не принято оспаривать.
— Залетай, птичка. И не проспи. Завтра в полдень на ковёр к сама знаешь кому. — Видя мою реакцию, не стал он называть имя. Чуть помедлив, Мюнхен добавил: — Так и быть сопровожу, но ждать он не любит.
На том мы и расстались. Громила ушёл, оставляя меня на ответственного теперь за моё размещение. Дядечка не сильно уступал ростом молодым обитателям Проциона. Суховат по сравнению с ними, но если сравнивать с людьми его возраста, которые встречались мне ранее, этот человек в прекрасной физической форме.
— На этаже ты одна. — Сказал мужчина, нажав кнопку лифта с цифрой семь. — В комнате есть всё необходимое. Выходить не желательно. Тут повсюду камеры, так что сама понимаешь, я буду в курсе твоих перемещений.
— В комнате тоже камеры? — Ахнула, представляя как стану раздеваться под наблюдением.
— Нет. Там без надобности. — Будто прочитал мои мысли седой.
— Как к вам обращаться? Я Ника.
— Тебе вряд ли придётся ко мне обращаться. — Цокнул дядька и двери лифта распахнулись, выпуская. Я последовала за ним.
Едва отворилась дверь предоставленной мне комнаты, седовласый ушёл. Дружелюбие и приветливость не свойственны местным жителям. От них веет холодом и осторожностью. Только Мюнхен был добрее других.
Ключ-карту я выдернула и, закрыв дверь, не совсем облегчённо, но выдохнула. Есть передышка до завтра. Я надеюсь на это. Хотелось простых человеческих вещей: принять душ и заесть стресс.
Осмотрев жилище, я обнаружила, что в холодильнике есть продукты, в ванной чистые полотенца и даже новый халат. Прямо как в гостинице. Что ж, раз камер нету, можно и раздеться, и помыться.
Отражение в зеркале показало какой увидели меня первые встреченные жители Проциона — его защитники. Я выглядела убого. Бледная, взлохмаченная с огромными печальными глазами, голубыми как ясное небо. Оцарапанные ладони ныли, едва их коснулась вода. Умереть от заражения крови — не было причиной моих мечтаний, потому я сжала зубы и терпела.
Смыв с себя переживания дня прошедшего и ещё нет, я вылезла, насухо обтёрлась и спешно надела халат. Влажные каштановые волосы оставила сохнуть естественным способом. Завтра меня ждёт очень сложный день и войти в него надо, хотя бы чистой и причёсанной.
Забавно, Дарвин добыл мой пропуск, но не рюкзак. Иначе, наверняка, отдал бы его мне. Зачем ему моя сменная одежда, паспорт, да мятная жвачка? Незачем. Для чего ему вообще было напрягаться из-за меня? Наверное, больше проблем от девчонки без пропуска. Пришлось бы писать гору отчётов, как они пустили на территорию постороннюю без соответствующего документа.
Отчего-то я была уверена, что меня не побеспокоят. Какое-то ощущение, что слово здесь имеет вес сразу записалось на подкорку. Так и вышло. Для новой встречи с Дарвином лучше крепко стоять на ногах, а для того нужно подкрепиться. Я не скромничала, хотя, честно говоря, не привыкла к тому, чтобы брать что-то даром. Свалиться в голодный обморок — незавидная перспектива. Пока я не понимаю своей роли в новом обществе.
Процион мог дать мне защиту от тех, кому я понадобилась. Сюда сложно попасть. Можно ли покинуть это местечко по одному лишь желанию — тоже вопрос. Пока я должна остаться. Жаль, что не удалось как следует расспросить отца. Всё случилось слишком неожиданно. Сама виновата. Говорили не верить Стасу, а я поверила.
Выстирав свои вещи, развесила их в надежде, что они успеют высохнуть и завалилась спать. Беспокойный сон скорее измучил, чем наполнил энергией. При всём желании я бы не сумела проспать до полудня.
Утром я откопала кофе в одном из шкафчиков и пребывала в неважном настроении. Многое, что упустила вчера, сегодня обрушилось на мою бедную гудящую голову. Отложенные переживания накинулись с новой силой.
Душу выкручивало от обиды, нанесённых оскорблений и разочарования. Меня предали и унизили. Лишили дома. И сделал это один человек. Любовь разбилась как корабль о скалы. Её обломки барахтались на волнах. Надо понять и принять. Но как же больно!
Слёзы брызнули из глаз против воли. Я растирала их пальцами по щекам. Губы дрожали. И только запах кофе задерживал в реальности, да долг явиться к Дарвину на серьёзный разговор. Глоток, ещё глоток... Обожжённый язык — не самое страшное. Горела моя душа, превращаясь в пепел.
В таком разобранном состоянии меня и застал некто, постучавший в дверь. Часы показывали семь утра. Похоже, планы изменились. Возможно, меня выбросят обратно. Я поспешила открыть нежданному визитёру.
— Вы?! — Открывала и закрывала я рот, как рыбка, выброшенная на берег. Дарвин, собственной персоной.
— У вас принято держать гостей на пороге? — Изогнулась густая бровь. Мужчина прошёлся по мне взглядом, от которого все волоски на теле встали дыбом. — Ты плакала. — Утверждение. Не вопрос.