Белое откровение

Меридиемы. Часть вторая.

Принц дождался, пока Чонгук подготовит его покои ко сну, прежде чем подняться и рыться в сундуках, дабы отыскать не бросающуюся в глаза простую одежду без вышивки из драгоценных камней и золотых ниток. Слуга выглядел как-то иначе и постоянно находился будто глубоко в своих мыслях. Вместе с тем черноволосый показался Чимину слишком уставшим для расспросов. Отвечал сухо и нехотя, поэтому принц решил не доставать юношу и приказал отправляться отдыхать, убедив, что сам подготовится ко сну.

Lauren Aquilina — You can be king again

Позаимствовав у Хосока ситцевую сумку, в которой учитель носил большие учебники и словари, Чимин сложил в неё несколько книг, кусок чистого пергамента, закупоренную чернильницу с пером и, чуть подумав, вынул из-под перины ветхий свиток о драконах, аккуратно и трепетно укладывая туда же. Взял припрятанную за сундуками с одеждой масляную лампу и острый нож, который стащил на кухне. Принц, перекинув лямку сумки через плечо, покинул замок, спускаясь через балкон и цепляясь за толстые ветви лозы, что оплетала стены дворца.

Чистое ночное небо, усыпанное звёздами, украшала огромная полная луна, что подсвечивала всё вокруг. Пока принц следовал по своему пути, он не мог налюбоваться огромным светящимся шаром, повисшим над землёй. Погода в королевстве почти всегда была тёплой и умиротворяющей, дожди шли очень редко. На просёлочных дорогах стоял приятный запах горящего сена и стрекот сверчков. Чимин посильнее натягивал на лицо капюшон, встречая стражников, солдат или простолюдин, но его сердце, в отличие от предыдущих походов, чувствовало себя спокойно.

Принц старался идти ближе к окраине леса, не забредая в самую гущу и следуя по вытоптанным тропинкам. Несмотря на приятный ветерок и шелест кустарников, разгуливать в одиночку по тёмному лесу было всё ещё боязно и, как бы Чимин не успокаивал своего учителя, по-прежнему опасно. Монстры, дикие собаки и прочие лесные обитатели никуда не делись. Первая встреча с туманником по-прежнему отдавалась в памяти принца болезненным импульсами, от которых мурашки бежали по спине и рукам.

Чувствуя, что он совсем близко к пещерам, принц начал прихрамывать. Недавняя травма ноги напоминала о себе ноющей болью в колене. Немного посидев на траве и передохнув, Чимин попил воды, которую очень предусмотрительно набрал в бутыль, так же стащенный с кухни. После передышки принц продолжил путь, оказавшись у пещер. Некоторые сомнения окутали его разум, когда он посветил лампой в тёмный вход и прислушался. Никаких звуков, кроме отдалённого журчания воды, не было слышно.

Отбрасывая нерешительность, Чимин двинулся вглубь пещер, внимательно глядя под ноги, чтобы не навернуться и не сломать себе чего. Он старался вести себя громче, чтобы житель пещеры знал о его приходе и не пугался, а ещё хуже — не пугал его своей враждебностью. Когда принц добрался до пещеры, в которой находился небольшой водоём с прозрачной голубой водой, то никого там не обнаружил. Он подошёл к водоёму, который уходил далеко вглубь, поставил рядом лампу и опустил руки в воду, которая была по-прежнему слишком холодной.

Значит, что синевласый парень не боялся холода или, может быть, даже не чувствовал его, кем бы ни был. Принц уселся у водоёма в позе лотоса, вытаскивая из сумки пергамент, чернильницу и перо. Чуть подумав, он высунул кончик языка и аккуратным почерком вывел на чистом листе. «Не боится холода.» Посмотрев на свою запись несколько долгих секунд, принц перечеркнул её, превратив в кляксу, и заменил на другую. «Не боится холода. Существу чужд холод.» По крайней мере, это как-то давало объяснение отсутствию в убежище кострища.

Погладив пером подбородок, принц кивнул самому себе и, повертев пергамент в воздухе, дабы чернила высохли, свернул и отправил обратно в сумку. Снова потянувшись к воде, Чимин смыл с ладоней пятна от чернил. Поёжившись от прохлады, вытер руки о накидку и встал на ноги, поднимая следом лампу. В пещерах по-прежнему стояла глухая сырая тишина, нарушаемая эхом капающей где-то в глубине проходов воды.

Он двинулся дальше по каменным коридорам, отыскав знакомую пещеру с кучей разных диковинных вещей и сооруженной из соломы койкой. Заприметив на ветхом деревянном столе свечу, принц зажёг её с помощью своей лампы. Теперь уже сырая пещера освещалась двумя источниками света и казалась более-менее пригодной для жизни. Недолго думая, юноша начал осматриваться по сторонам, пока не вернулся хозяин.

Чимину казалось, что тут многое поменялось с его последнего прихода, но он не мог понять, что именно. А может оно так и было, только от страха и мрака принц не заметил многое в прошлый раз. На столе по-прежнему были свалены книги и свитки, которые ещё неизвестно как уцелели во влаге и пыли сей берлоги. Рядом с самодельным спальным местом было много древесной стружки, а на сундуке, которого, кажется, точно не было в прошлый раз, были выставлены в ряд деревянные фигурки.

Улыбнувшись, принц снял с плеча сумку, положив рядом, и присел на корточки, обнимая колени и разглядывая фигурки. Одна была чем-то похожа на большого человека с маленькой головой. Другая походила на скального тролля, а следующая на маленького накера с длинными когтистыми руками. За ним стояла фигурка, похожая на лошадь или корову, сложно было сказать, она казалась незавершённой. Ещё одну, похожую на собаку, Чимин аккуратно переставил к большому человеку с маленькой головой. Фигурок было много, разных размеров и видов. Одни будто выточены со старанием, а другие — на скорую руку.

Плюхнувшись на край соломенной койки, принц выудил из сумки пергамент и принялся делать записи. «Занимается тем же ремеслом, что и люди. Вытачивает фигурки из дерева. Очевидно, многое знает о флоре и фауне.» Отложив записи, Чимин вновь принялся разглядывать вещи. Открыть сундук и поглядеть на его содержимое принцу, конечно же, очень хотелось, но он понимал, что синевласому это будет вовсе не по нраву. Может, принц и привык, что в его вещах вечно копаются слуги, но эти вещи не были чем-то сокровенным для него, каким могло быть содержимое этого сундука. Как и резной шкатулки из чёрного дерева, что смотрела на него с края стола и будто приманивала к себе.

Покачав головой, дабы избавиться от навязчивой идеи, Чимин опустил глаза. Под столом, приставленная к ножке, стояла лютня. Поднявшись на ноги, принц аккуратно взял инструмент, оглядывая со всех сторон. Во дворце на таких играли барды и обычно он очень заслушивался этой чудесной музыкой и песнями. Коснувшись подушечками пальцев тонких струн лютни, Чимин провёл по ним, и по пещере эхом прошёл приятный звук. «Играет на лютне.»

Решив больше не трогать чужие вещи, принц выпил ещё немного воды и посильнее закутался в накидку, поскольку в пещере из-за сырости и каменных стен было холоднее, чем на улице. Он взял свою лампу, поставив её рядом с самодельной периной, присел на край, расположив пергамент поверх одной из книг у себя на коленях, и принялся вспоминать, попутно делая записи.

«Глаза янтарно-жёлтого цвета с тёмно-коричневыми вкраплениями, но в ночи подсвечивались желтоватым светом. Голубые волнистые волосы сливались с чистой прозрачной водой. Кожа чрезмерно бледная, как при болезни. Длинные острые ногти то появляются, то исчезают, чаще всего оно прячет руки под длинными рукавами. Одежду носит ту же, что и люди. Дважды назвалось человеческим именем: Юнги. Имеет какие-то магические способности и умеет перемещать свой голос в головы людей.»

Чимин перечитывает свою писанину несколько раз и на секунду ему кажется, что подобное он уже находил где-то. В голове все описания перемешались, но что-то такое он точно где-то уже вычитывал. Принести с собой целую библиотеку он, конечно же, не в силах, но пришлось довольствоваться тем, что есть. Вытащив несколько книг из сумки, юноша принялся листать их, дабы освежить свою память. За чтением, как это часто бывало, он полностью отдалялся от реальности, абстрагируясь от звуков, запахов и всего происходящего вокруг. Принц не услышал, как в глубине пещер раздался всплеск воды и какие-то шорохи, следом звуки приближающихся тихих шагов.

— Я ведь предупреждал тебя: если заявишься и будешь лапать мои вещи, то я выдерну из твоей королевской задницы ноги и засажу обратно в гузно, — хриплый грубый голос застал Чимина врасплох, и тот подскочил на месте, но на лице, как ни странно, не было даже намёка на испуг или былой страх.

— Здравствуй, — чуть улыбнулся Чимин, поднимаясь на ноги и захлопывая книгу, чем приводя существо в ещё большую растерянность и недоумение. — Я ждал тебя!

— Чего? — нахмурился синевласый, стоя в проходе, что вёл из пещеры в каменные коридоры. — Ты слышал, что я сказал?

— Слышал, — качнул головой принц, от чего капюшон сполз с его волос. — Но я не доставлю тебе неприятностей, правда. И я не трогал вещи, только взглянул на лютню, но сразу же вернул на место, — Чимин указал коротким пальцем на инструмент, что стоял под столом, и лучистыми большими глазами взглянул на парня.

Пряди его голубых волос были мокрыми, будто он только вылез из воды и просто покачал головой, стряхивая мешающие капли. На теле была всё та же чёрная накидка из плотной ткани, местами более тёмная из-за той же влаги. На плече он удерживал небольшой мешок, в котором что-то копошилось. Кажется, это была рыба или ещё какая водная живность, потому что запашок стоял соответствующий. Чимин невольно поморщился, а парень, заприметив это, снял мешок с плеча и отбросил в сторону.

— Сюда часто забредают скальные тролли, радуйся, что не пошёл им на похлёбку, — пробурчал Юнги и шагнул в сторону стола, доставая из вещей какую-то тряпку.

— О, я не боюсь скальных троллей, — с ещё большим энтузиазмом заверил принц, топчась на месте и зачем-то пряча исписанный пергамент за спиной. — У нас во дворце один такой охраняет казну. Жуть, какой твердолобый, но добрый.

— Поверь, те тролли, что рыскают по пещерам, ещё тупее, но отнюдь не добрее, — отвернувшись от принца, синевласый явно скрывал свою обескураженность, расправляя тряпку и развязывая мешок.

— Учитывая то, что здесь нет ни одного каменщика, ты отлично находишь общий язык с троллями? — спросил осторожно Чимин, аккуратно собирая свои книги в стопку.

— Ага, большой опыт, — хмыкнул парень. — Всю жизнь вожусь с идиотами.

Принц тихо засмеялся, но через несколько мгновений ему показалось, что он тоже входит в это число, и шутка плавно перешла в оскорбление. Он отвернулся, надувшись.

— Так и зачем ты пожаловал? — отдалённо бросил синевласый, вываливая из мешка кучу живых светящихся осьминогов. — В королевской библиотеке не та обстановка для чтения?

— Для чего они тебе? — удивился Чимин, увидев гору светящихся осьминогов, что копошились в расплывающейся по тряпке луже. — Ты что, их ешь?

— Ага, прям так, — цокнул Юнги, возведя очи горе. — Нет, дубина. Я сушу их и отношу Тэхёну, он платит мне такие штуки, которые монетами называются. На них я покупаю еду, которую действительно можно есть.

— А зачем ему так много осьминогов? — не обращая внимания на глумление, сквозившее в чужом тоне, поинтересовался Чимин, неосознанно дуя от любопытства губы и прижимая книги к груди. — Он их ест?

— Да чего ты заладил то: ест да ест. Любишь в чужие рты заглядывать что ли? — всполошился синевласый, выпрямляясь и встряхивая мешок. — Не ест он их, а продаёт. Они являются мощным афродизиаком.

— А что такое афродизиак? — пуще прежнего напыжился принц, растерянно глядя то на лужу из осьминогов, то на парня.

— Ты… — Юнги впал в лёгкое смятение, тут же отворачиваясь, дабы скрыть от чужих глаз лёгкий румянец, который на бледных щеках можно было разглядеть очень чётко. Чужая невинность застелила ему глаза. — Забудь. Мне нужно уходить, и тебе бы тоже следовало поскорее убраться отсюда.

Чимин всеми силами пытался избежать вопроса о том, на кой-чёрт он снова заявился в чужое логово. Потому что честного обоснованного ответа у него и не было вовсе.

— А можно… — принц начал впопыхах заталкивать книги в свою сумку. — А можно мне пойти с тобой?

— Ты ведь даже не знаешь, куда, — пробурчал парень скептичным тоном, всё ещё пряча от чужака лицо.

— Я хотел пройтись по лесу, чтобы изучить растения, но мне боязно одному, — на ходу выдумывая, Чимин перекинул лямку сумки через плечо и наклонился за лампой. — Я не помешаю тебе.

— Валяй, только до города провожать не буду, — отстранённо пробубнил синевласый, двинувшись к столу и вытащив из-под него плетёную корзину. — Мне нужно собрать кое-что и отнести Тэхёну.

— Хорошо, я могу помочь, — воодушевлённо качнул головой принц, расправив плечи, будто отправлялся на какой-то подвиг. Юнги почувствовал, как от парня волнами исходила необыкновенная страсть к приключениям и опасностям. Казалось, душа мальчишки могла порвать любые цепи. Он будто был той самой Евой из древних сказаний, уже отведавшей запретного плода, но ещё не ощутившей сполна его горечи.

Покинув пещеру, они шли по тропе к лесу в молчании. Чимин не мог сказать, что он думал о чём-то конкретном, скорее его мысли находились в полёте. Мельком он наблюдал за походкой существа и мысленно отмечал, что ещё ему следует прописать в своих наблюдениях. Задавать какие-то вопросы не хотелось, как и нарушать тишину, разбавляемую шелестом травы под ногами и волчьим воем где-то в глубине леса.

— Ты играешь на лютне? — невольно бросил принц, стараясь поспевать за быстрым шагом парня.

— Ты сказал, что не будешь мешать, — отозвался он, даже не взглянув в сторону принца. — Вот и не доставай.

— Прошу прощения, — тут же извинился Чимин в силу привычки, глядя под ноги, дабы не споткнуться о ветки. Где-то из-под чёрного капюшона послышалось, как парень цокнул и, скорее всего, снова возвёл очи к небу.

Несмотря на столь короткие разговоры, Чимин изо всех сил старался быть искренним. Потому что искренность и была самой большой смелостью и в то же время его оружием. Сложно сделать что-либо с человеком, который сам с собой искренен. Ещё сложнее относиться к нему со скептицизмом и проще всего довериться.

— И давно ты живёшь в пещере? — не выдерживает принц спустя ещё некоторое время. — Ты там один?

— Ох, ну и угораздило же меня, — вымученно вздохнул синевласый, качая головой. — Ты так любишь лясы точить?

— Чего точить? — скуксился Чимин, сжав плечи.

— Слушай, не вынуждай меня сворачивать тебе шею, — взбеленился парень, от чего его голос стал более хриплым и низким. — Кажется, я дал понять, что не желаю вести светские беседы с королевским отпрыском.

— Как грубо, — оскорбился и сморщил нос принц, вглядываясь в высокие деревья, к которым они подходили всё ближе. — Я же не заставляю рассказывать мне свою родословную, а тебе следовало бы поучиться манерам.

— Какая-то дворцовая сопля меня манерам учить удумала, — хмыкнул надменно Юнги, качая в руке корзину. — Та самая сопля, которая влезает в чужие дома и копается в чужих вещах.

— Это не дом, а сырая тухлая пещера, — возмутился Чимин. — И ничего я не копался, нужно мне больно твоё барахло, грубиян.

— Вот и побеседовали, — заключил Юнги, не скрывая в голосе радость от того, что разговор наконец-то окончен.

«Жутко заносчивый и грубый болван.» Принц тихонько усмехнулся, мысленно потирая ладонями. Это, конечно, он не станет писать в своих заметках, но где-нибудь ещё точно запечатлеет. Они продолжали путь, который из открытого поля прокладывался в лес. Чимин не заметил, как мельком начал поглядывать на профиль парня, оставаясь, как ему казалось, незамеченным. «Жутко заносчивый и грубый болван с чрезвычайно красивыми чертами лица, как у русалок из бестиариев.» Судорожно покачав серой головой, дабы избавиться от мыслей, Чимин постарался думать о чём-нибудь другом, мало ли, это существо умеет залезать в мысли.

Florence + The Machine — Never Let Me Go

Вскоре чиминово обоняние начало улавливать в воздухе леса какой-то до жути знакомый запах. Он был чуть сладковатый, вместе с тем горький. В разуме начали копошиться мысли и воспоминания, как те осьминоги. Но принц всё никак не мог вспомнить, на что же похож этот запах. Он словно был вычитан в какой-то интересной книге когда-то очень-очень давно, ещё в детстве. Вскоре через массивные стволы деревьев где-то вдалеке начали пробиваться голубоватые лучи какого-то свечения, и Чимину на голову рухнула чугунная наковальня осознания.

Это был запах меридием. Цветов, которые в темноте загорались голубоватым свечением. При свете они наоборот сворачивались в бело-голубые бутоны, потому что под лепестками находились области, которые впитывали в себя и поглощали солнечный свет. Ночью же эти цветы распускались и начинали сиять, словно те огоньки в пещере, только гораздо больше.

У Чимина пересохло в горле, сердце волнительно застучало под рёбрами. Королева часто рассказывала ему об этих волшебных цветах, а как-то перед сном принесла один такой, оставив на тумбочке у перины принца. Цветок не вызвал у мальчика никаких эмоций до того момента, пока он не проснулся ночью от света, бьющего в глаза. Это был распустившийся цветок меридиемы.

Чимин не мог поверить своим глазам, когда поляна со светящимися цветами была буквально в нескольких шагах, а запах полностью окутал его сознание и внутренности, затягивая в воспоминания. Он застыл на месте, тогда как Юнги шагнул на поляну, начал осторожно срывать цветы, которые чуть тускнели, оказываясь в корзине, но не теряли своего света целиком.

— Это… — у принца в голове громыхали целые эшелоны мыслей, а перед глазами вырисовывался чёткий образ мамы, что протягивала ему цветок. — Волшебно.

Поляна, словно чёрное небо, усыпанное звёздами, прямо как над головой. И Чимин будто находился в пространстве между двумя небесами. Ураган, зарождающийся где-то глубоко-глубоко внутри, в районе сердца, заставил Чимина шагнуть вперёд. Ещё шаг, второй, третий, он обернулся, огляделся вокруг, но на светящейся поляне будто никого не было. Только он, загнанный в лабиринт из больных воспоминаний. Один, брошенный и всеми преданный, без малейшего права голоса в этой жизни. Вынужденный жить в заточении среди ледяных каменных стен, окруженный людьми, которые втайне его презирают. Казалось, у него не осталось ничего, кроме книг, цветов и воспоминаний, в которых он тонул, как в светящейся неоновым светом трясине.

Вечный заложник того, что связано с памятью. Чем больше Чимин пытается вспомнить, тем больше приятные светлые воспоминания утекают сквозь его пальцы, вытравливаются, уходят, даже с позором и страхом сбегают от него. Чем сильнее он за них цепляется, тем быстрее теряет. Чимину так сильно хотелось, чтобы хоть кто-нибудь зачерпнул из него накопившегося дёгтя маленькой ложечкой, и отлил, чтобы он не переполнился. Но вместо этого все вокруг опускают в него обе руки по самые локти так, что чёрная густая жижа плещет наружу через края. И с самого дна поднимается что-то… Вроде бы забытое, но страшное. То, что в простонародье называют болью от воспоминаний. Тоской. Не потухшим горем. Время ни черта принца не лечит, оно просто идёт дальше и никогда не останавливается.

Чимин, стоя посреди горящей голубым светом поляны, закрыл глаза, чувствуя, как что-то мокрое скатывалось по его щекам. Ему хотелось, чтобы это был всего лишь сон, как прежде. Но он понимал, что это та самая реальность, в которой нет матери. Тогда почему её светлый образ так ярко и чётко стоял перед его глазами?

Юнги, выпрямившись, отметил, что в корзине достаточно цветов. Повертел головой, обнаружив принца, стоящего посреди поляны. Вместо того, чтобы окликнуть парня, синевласый лишь раздосадованно покачал головой и тяжко вздохнул, двинувшись в его сторону. Лучше не привлекать криками всякую лесную живность. Но оказавшись рядом с принцем, Юнги не спешил теребить его плечо, поскольку мальчишка стоял, прикрыв глаза. Парень замер, увидев, как по чужим красным щекам струятся слёзы, падая с подбородка на тёмную ткань накидки.

В этот момент Чимин не был похож на особу королевских кровей. На секунду он показался Юнги всего лишь мальчишкой, который заблудился в лесу. Его почему-то все бросили за ненужностью или может за отсутствием от него какой-либо пользы, Юнги, правда, не знал. Он видел перед собой лишь чистую непорочную душу, которую терзали совсем не детские муки. Принц был беззащитным, хрупким и будто поломанным не кем-то, а самой жизнью. Он нуждался в том, чего не существовало и существовать не могло. Глаза синевласого невольно обдало жёлтым свечением.

Чимин шёл туда, где он мог быть или где уже бывал, делал вид, что всё и вправду хорошо. Но себя он обмануть не мог — на самом деле всё было ужасно. И очень, очень больно. Мама шептала ему, что нужно выкинуть всё ненужное из сердца, и тогда станет легче жить на свете. Чимин, захлёбываясь слезами, почувствовал чужое присутствие рядом, а ещё через секунду мама взяла его за руку, крепко сжимая в своей хрупкой худой ладошке. Улыбка затронула припухшие губы принца, потому что ему наконец-то снился не кошмар. Самый близкий и родной человек — его мать, держала его за руку и обещала, что ни за что не даст в обиду и защитит от всего на свете. Распахнув покрасневшие от слёз глаза, чтобы увидеть маму, принц обнаружил перед собой подсвеченный жёлтым сиянием взгляд синевласого, что крепко держал его руку в своей.

Ногти на красивых бледных пальцах были обычными, человеческими.