Минуя охрану, я пошла к дому.
Посидела немного на крыльце, всё ещё находясь под впечатлением от поцелуя с Барсовым, да и в целом от него самого. Никогда не испытывала ничего подобного. Кости уже и след простыл, а у меня до сих пор от него мурашки. Сердце колотится так, что унять не могу.
Телефон в кармане снова завибрировал, и я поднялась на ноги.
Несколько пропущенных от мамы и смс от Вити, которое пришло от него два часа тому назад:
"Малышка, напиши, во сколько тебя забрать. Я подъеду."
Позвонить гордость не позволила? Касьянов обиделся на меня, что я выбрала не его сторону, но мне было плевать. Тем не менее я написала ему, что уже дома, и со мной всё хорошо.
"Спокойной ночи, любимая. Увидимся завтра." – пришёл от него сразу же ответ.
"Спокойной ночи." – сухо ответила я.
Никаких милых смайликов или чего-то в этом роде. Наверное, это потому, что я не любила его. Не испытывала тех трепетных чувств, о которых пишут в книгах.
И всё же Витя нравился мне, как мужчина. Он был симпатичным, обаятельным, крепким, с хорошей фигурой. Мне нравилось с ним целоваться, нравились его ухаживания и комплименты. Казалось, он готов бросить весь мир к моим ногам.
Много раз мы оказывались с ним в интимной обстановке, располагающей к занятию сексом. Витя был взрослым, опытным мужчиной, он точно знал, как расположить к себе девушку, как её возбудить. Но дальше предварительных ласок дело не шло.
Из-за меня, конечно же. В последний момент что-то щёлкало внутри, срабатывал какой-то тумблер, который не позволял мне отдаться Касьянову.
Несмотря на постоянные обломы, Витя был терпелив. Он ни к чему меня не принуждал, относился ко мне уважительно, даже порой благоговейно.
Всё дело в моей девственности. Не будь я целкой, Касьянов давно бы меня загнул в своей машине, да и я, наверное, была бы не против.
Но отчего-то я всё тянула. Девочки в команде подшучивали надо мной, потому что давным-давно крутили с парнями. В то же время они завидовали мне. Я видела, как они смотрят на Касьянова, облизываясь, как похотливые кошки, искренне не понимая, почему я до сих пор мурыжу мужика. Многие из них с удовольствием заняли бы моё место, но Витя любил меня.
По крайней мере, он так говорил.
Первый раз он будет лишь однажды. И я хотела, чтобы в этот момент у меня не было сомнений, и ничто меня бы не тормозило.
Возможно, мы просто недостаточно долго встречались с Витей, чтобы я окончательно убедилась, что он тот самый, кто достоин быть моим первым и единственным. То, что Касьянов ценил во мне больше всего, работало как щит против него же.
Вместе с тем, я понимала, что интерес Вити ко мне может пропасть, стоит ему добиться желаемого. Да, он уверял меня, что настроен серьёзно, что собирается жениться на мне – это всё было прекрасно. Меня же расследование убийства моего отца интересовало больше, чем перспектива стать женой майора Касьянова.
Его устраивал этот "глухарь", а меня нет – вот что стояло между нами.
В доме было тихо, как будто все спали.
В воздухе витал запах полированного красного дерева и лавандового освежителя. Мёртвый запах. Таким и должен пахнуть дом, в котором убили память.
– Лерка! – голос мамы ударил по мне, как плеть.
Мама стояла на лестнице, застывшая в аристократической позе, будто снималась в фильме прямо сейчас: одна рука на резных перилах, другая небрежно придерживает поясок от халата. Слишком короткий для женщины её возраста и статуса. "Блядский" – как сказал бы папа.
– Что, мам? – раздражённо спросила я.
– Сюда иди! – также нервно произнесла она. – Приличные девушки не шатаются по ночам с отбросами общества!
Я медленно повернулась, чувствуя, как гнев пульсирует в висках. Подошла, с вызовом вскинув подбородок.
– А приличные вдовы не спят с любовниками, пока мужей в землю закапывают.
Тишина повисла, как туча перед грозой.
Я видела, как побелели суставы на пальцах, которыми она сжимала перила, как задрожала её нижняя губа. Как в глазах, которые ещё совсем недавно были полны нежности и любви, вспыхнуло что-то животное.
– Ты... ты...
– Я что? Правду сказала? – шагнула ближе, вонзая слова, как ножи. – Гоша ещё при папе тебя трахал, да? Может, он поэтому папу убил? Из-за тебя?
Удар пришёлся неожиданно.
Горячая вспышка. Металлический привкус во рту. Рука мамы оказалась неожиданно тяжёлой.
Ничего. Я и не такие удары в поединках пропускала.
Но никогда мне не было так больно и обидно.
– Сучка! – мама дышала как загнанная лошадь. – Твой отец... он...
– Не смей! – я орала так, что должно быть прислугу разбудила. – Не смей его сейчас вспоминать! Ты утратила это право!
Всё замельтешило перед глазами. Комнаты, зеркала, портреты предков. Всё смешалось в бесконечный коридор кошмара. Я бежала в свою комнату не разбирая дороги от слёз.
Моя спальня. Последний бастион.
Я захлопнула дверь и упёрлась в неё спиной, словно могла удержать весь этот ад снаружи. Потом рухнула на пол, обнимая свои колени, и завыла.
По-волчьи, по-детски, по-чёрному.
Где-то внизу хлопнула дверь. Заскулила собака. Зашуршал Гошин голос.
Вот оно. Настоящее. Голая, рваная, мерзкая правда.
И больше никого, кто бы прикрыл меня от этого.
Никого.
Утро выдалось ещё более отвратительным.
Я стояла за дверью кабинета, который раньше был папиным, прижав ладонь к холодной древесине, и слушала, как два хищника делят чужую шкуру.
– Барсова надо убрать. – Гошин голос, масляный и спокойный, будто он обсуждал не у******о, а поставку бетона. – Он слишком много получил. Да кто он, блять, такой, что Илья ему такой подарок сделал?
– Не спеши, Гоша. Есть другие способы завладеть базой, – произнёс Витя.
Лёд пробежал по спине.
От мысли, что Костя может пострадать, как мой отец, в глазах потемнело.
Я отпрянула от двери, когда внутри заскрипел стул. Быстро и бесшумно метнулась в столовую, куда через несколько минут пришли мой отчим и мой жених.
Надо взять себя в руки, чтобы они не догадались о том, что я слышала.
– Лерочка! – Витя так улыбался, будто уже забыл о моём вчерашнем предательстве.
Букет. Алые розы. Штук пятьдесят, не меньше.
Я взяла увесистый подарок, улыбаясь так, чтобы дрожь в пальцах сочли за приятное волнение.
– Спасибо.
Глаза Вити холодные, как у змеи. Господи, может он и к папиной смерти отношение имеет? На что я тогда надеюсь, идиотка?
– Ты бледная. Плохо спала? – Гоша налил кофе из кофейника и первым сел за стол, как и полагалось хозяину дома. На то место, где раньше во главе стола сидел мой отец.
– Нет, всё в порядке, – заверила я его.
– Чтобы я больше не слышал, как ты дерзишь матери! – предупредительным отцовским тоном бросил он мне. – Лариса столько пережила в последнее время... Неужели ты совсем не любишь мать?
Ответить я не успела. Да и слава богу.
Пришла мама, и они с Витей обменялись любезностями.
– Доченька, доброе утро! – сладким голоском протянула она, целуя меня в щёку. Скорее дежурно, чем по-матерински. Неудивительно, после того, что вчера произошло между нами. – Ты бледная. Не заболела, Лерочка?
– Нет, мам. Со мной всё хорошо.
Как же я ненавидела их всех сейчас! Встать бы и уйти. Убежать без оглядки!
Вместо этого я сидела за этим проклятым столом, пила кофе с возможными убийцами и улыбалась.
Как она.
Как моя мать.
И ненавидела себя за это.
Нужно предупредить Костю о том, что против него устраивают заговор. Но теперь я боялась этих людей. Даже собственную мать.