Опасные игры. Между двух сердец

7. Барсов

(4 года тому назад)

Майское солнце било в глаза через госпитальное окно, заставляя щуриться. Я сидел на краю больничной кровати, засовывая нехитрые пожитки в тощий армейский рюкзак. Нащупал рукой трофейную гранату внутри, проверив, на месте ли.

Крыс в палате не было, но всякое бывает.

С тумбочки взял документы и награды, аккуратно завернул в футболку с надписью "Армия России", положил сверху, чтобы не помялись.

"Ты там уснул, герой? Я жду, вообще-то!" – смс от Витьки высветилось на экране телефона.

Он всегда так. Никаких "как дела", сразу к делу.

Я потянулся за костылями, но тут же передумал. "Привыкай", – сказал врач. Осторожно встал на протез. Резкая боль пронзила культю, будто тысячи иголок впивались в несуществующую ступню. Три месяца, а тело всё ещё не верило, что её нет.

– Ну что, майор, на выход? – медсестра Катя заглянула в палату. В её голосе смесь жалости и восхищения. Здесь все так смотрят на нас, калек. Как на героев, но несчастных.

– Да, – коротко кивнул я, закидывая рюкзак на плечо. – Загостился я у вас.

Пацаны из палаты повскакивали с коек, чтобы проводить. Прощались быстро, на весёлой, душевной ноте, клятвенно обещая друг другу не теряться и обязательно встретиться ещё. Когда-нибудь потом при более приятных обстоятельствах.

Коридор казался бесконечным. Каждый шаг отдавался эхом в полупустом здании.

Ты же офицер, – твердил я себе. – Не хромай, блять! Но протез предательски скрипел, выдавая мою немощь.

На улице было сказочно хорошо. Пахло свободой и новыми возможностями, а главное – жизнью.

– Ну наконец-то! – Витя стоял у своего чёрного "Рэнжровера", курил, закинув ногу на колесо. Одетый по гражданке, видимо, у него сегодня выходной. – Так медленно тащишься, будто тебе обе ноги оторвало!

Его раскатистый хохот разнёсся по всей парковке. Я не смог сдержать ухмылки. Был пиздецки рад видеть его квадратную рожу с хищным носом и вечной двухдневной щетиной.

– А ты чё, уёбище ментовское, не мог на парковку заехать? – подъебал его в ответ, подойдя ближе.

Витя отбросил бычок в сторону и обнял меня так, что затрещали рёбра.

– Сам ты уёбище, – он отстранился, жадно оглядев меня с головы до ног. – Бля, ну и видок... Нихуя ты отожрался на казённых харчах!

Я детдомовский, поэтому к казённой пище привыкший с детства. В госпитале и правда кормили хорошо. Режим опять же. Я быстро набрал в весе и раскабанел от безделья. С Витей мы были одного роста, а вот по комплекции сейчас я его выгодно обходил, вот он и завидовал, походу.

– Да, котлеты вкусные были. Повариху шпилил за добавку.

– А надо было парикмахершу. Тебя там ССовцы стригли? Ногу-то покажи? – Я задрал штанину, демонстрируя ему бионический протез. – Ебать, ты Терминатор! Болит?

– Есть немного.

– Давай покурим, и погнали уже. Там Антоха все глаза проглядел, так тебя ждёт. Водяры набрал, как будто самого себя встречает.

С Антоном мы воспитывались в одном детском доме, с тех пор и дружим. А с Витькой начали корефаниться немного позже. По малолетке мы с Антоном промышляли угоном тачек, а Витя нас принял по долгу службы. Он тогда был ещё зелёным участковым, но уже понимал, что к чему, поэтому за большую взятку и клятвенное заверение бросить это грязное дело мы с Антоном были отпущены.

Слово своё мы сдержали. Антон открыл свою автомастерскую, а я поступил в военное училище. Так мы встали на путь исправления. Витьку было с нами по приколу. Мы быстро нашли общий язык, с тех пор и дружили.

Витя старше нас с Антоном на пять лет, поэтому всегда общается с нами немного снисходительно, как взрослый, умудрённый опытом мужик со школотой. Мы не обращаем на это особого внимания, подшучивая над ним в ответ, как над старым пердуном.

Такая у нас дружба.

Молча разглядывая друг друга, мы с Касьяновым покурили и сели в машину. В салоне приятно пахло кожей и кофе. Витя всегда любил роскошь, поэтому стремился к ней всеми силами.

Я с облегчением вытянул покалеченную ногу, потрогал протез через ткань штанины – странное ощущение, когда знаешь, что там ничего живого нет, но всё равно чувствуешь фантомную боль.

Джип рванул с места так, что меня вдавило в кресло. Госпиталь быстро исчез из виду, сменившись серыми городскими пейзажами.

– Про Надю есть какие-нибудь новости? – спросил я друга о том, что меня мучило больше всего.

– Нет. Дело закрыли. Обычный передоз. Забудь о ней, Костян! – отрезал Витя.

– Не верю я, что она наркоманкой стала.

– Не хотел тебе говорить... Но всё равно же узнаешь, не от меня, так ещё от кого-то? В общем, на панель она пошла, сразу, как ты уехал.

– Что? – это ещё больше не укладывалось у меня в голове, как и то, что моя бывшая подсела на наркоту. – Господи, это правда?

– Да.

– Блять, я же ей деньги присылал? Каждый месяц... Неужели не хватало? – недоумевал я.

– Бабам всегда мало, сколько не давай. Так что не удивлён.

Потерю любимой девушки я переживал даже болезненней, чем потерю ноги. Мы собирались с Надей пожениться, но меня забрали на фронт. Она обещала ждать и ждала несколько месяцев. Потом написала, что нам надо расстаться, сменила номер телефона и пропала.

А спустя какое-то время я узнал о её смерти – нелепой и внезапной. Её нашли мёртвую в номере дорогой гостиницы.

Я много думал о том, что могло случиться такого, что оправдывало бы поведение Нади, но так ничего и не придумал вразумительного. Женский разум пока что оставался для меня загадкой. Наверное, я никогда не пойму женщин.

Как они мыслят? Чем руководствуются в своих действиях?

– Пацан у неё был... Сын. Вадик. С ним что? – продолжил пытать я Витю.

– Нормально с ним всё. Пиздюка сестра Надькина забрала. Лида, кажется?

Лида сама ещё ребёнок. Я принялся вспоминать, сколько было девушке, когда я уезжал. Едва восемнадцать исполнилось. Я привязался к мальчонке, поэтому переживал за его судьбу. Не хотел, чтобы он в детдоме детство провёл, как мы с Антоном.

Всё это было так дерьмово, что я чувствовал свою вину в случившемся. Если бы я откосил от войны, возможно, Надя осталась бы жива, была бы сейчас со мной, и всё было бы иначе. А у меня были бы целы обе ноги.

Столько много "бы" – и вот итог.

– Вить, я же просил за ней присмотреть? – с обидой процедил я Вите.

– Ты на меня вину не перекладывай, Барсов! Мне шлюх пасти западло. Понятно? – ощетинился Касьянов.

– Так точно! – ещё сильнее обиделся я.

Что бы не говорил Витя в своё оправдание, у меня от этой ситуации и его отношения к ней остался неприятный осадочек. Не мог я больше доверять лучшему другу, как раньше, как себе.

Смерть Нади навсегда встала между нами. Она заменила былые доверие и непринуждённость, которые уже никогда не вернуть, как и Надю.

В салоне повисло тяжёлое молчание. "Рэнжик" выехал на трассу, и скорость зашкалила за сотню. Витя вдруг резко включил музыку. Громкость была такой, что дрожали стёкла.

Друг забирал меня из другого города, поэтому дорога была долгой. Но разговаривать больше не хотелось, хотя было, что ещё обсудить.

Я смотрел в окно на мелькающие деревья и думал о том, что война – это не только взрывы и кровь. Иногда это тихая госпитальная операционная, где тебе сообщают, что ногу не спасли. Иногда это телефонный звонок бывшей, которая говорит, что её чувства ко мне остыли. Иногда это друг, который тащит тебя на себе под обстрелом, или который везёт домой на своём джипе, пытаясь громкой музыкой заглушить твою боль.

Я пытался убедить себя, что всё будет нормально, что жизнь продолжается. Она крепче любых войн, дороже любых потерь.

Даже если для этого нужно заново учиться ходить.