Амелия.
— Бери рюкзак и садись в машину. Обговорим твой долг.
Плечи у меня опускаются. Мне кажется, что на меня свалилась огромная тяжесть, что сейчас прихлопнет озвученной суммой.
— Сейчас?.. — глупо спрашиваю я, оглядывая улицу, машины, людей, которые спешат по своим делам и совершенно не подозревают, что у меня внутри сейчас торнадо из мыслей и волнения.
— Естественно, — коротко отвечает он. — Я не привык отлаживать обсуждение таких вещей на потом.
Таких вещей.
Как будто речь идёт не о царапине на капоте, а минимум о чём-то криминальном.
Я медлю, глядя как Олег Олегович идёт к водительской двери.
Очень хочется сказать — «Потом поговорим. Спешу.».
Нервно притоптываю, понимая, что опаздываю на урок и на практику поеду в какое-то село, аля Андрейчиково. Где автобус как знаменитость, заявляется по великим праздникам.
Нефёдов открывает дверь и оборачивается на меня.
Взгляд синих глаз смотрит вопросительно и мне очень хочется просто развернуться и убежать в колледж, спрятаться в аудитории, раствориться среди людей, лишь бы не под этой синевой.
— Я могу поторопить, — спокойно говорит. — Но моя помощь тебе не понравиться.
Я пару раз моргаю, пытаясь осмыслить услышанное.
Сердце ускоряется, ведь моя бурная фантазия рисует — как меня волоком запихивают в багажник.
Господи, Лия, поменьше книг читай!
Я наклоняюсь, поднимаю рюкзак. Руки всё ещё дрожат, пальцы немеют от холода и стресса, но стряхиваю с него грязь и взгляд падает на серебристый капот.
На царапину.
На марку машины.
А потом летит к Нефёдову, что изучающе наблюдает за мной.
Я мгновенно краснею. Он смотрит так, будто размышляет, какой суммой озвучить мой приговор.
И очень не вовремя появляется мысль: он не из тех, от кого можно просто так уйти, особенно когда в чём-то виновата.
М-м-м, — мысленно стону и сдвигаюсь с места, идя к задней двери.
— На пассажирскую садись, — я застываю с рукой в воздухе, а он садиться в машину.
Олег Олегович не сказал, а будто приказал, зная что выполнят безприкословно.
Дверькой гупает и я чуть дёргаюсь.
— Божее, — шепчу ели слышно — Помоги.
Берусь за ручку передней дверьки, сглатываю.
Распахиваю её и застываю.
Белые сиденья.
А я в болоте.
Он поворачивает голову, бровь изгибается.
— Ждёшь особенное приглашение?
Ну и хам!
— Сиденье у вас белые, — не хотя говорю. — Я могу запачкать.
— Для этого химчистка есть. Садись.
Я забираюсь внутрь с мыслью: «А химчистка салона — плюс к ещё не озвученному долгу?»
В салоне тепло. Слишком тепло после утреннего холода.
Кожа сидений скрипит подо мной, пахнет дорогой машиной, чем-то древесным и его парфюмом — он будто въелся в пространство.
Дверь закрываю с глухим, окончательным хлоп.
Именно этот звук пугает сильнее всего. Будто судья молотком стукнул.
Не хватает лишь фразы «Решение принято и обжалованию не подлежит.»
Хотя — всё ещё впереди.
Нефёдов пристёгивается.
Движения спокойные, выверенные. Никакой суеты.
А я опустив рюкзак на пол, держу руки на коленях, не желая что-то трогать. И чувствую себя — трижды не в своей тарелке.
Мотор заводится мягко, почти бесшумно.
Мы трогаемся.
Я смотрю прямо перед собой, в лобовое стекло, стараясь не вертеть головой, не выдавать свою нервозность ещё сильнее. Но жмякаю в одной руке хомут.
Сердце бьётся неровно, будто не может выбрать ритм.
Он тянется к бардачку, достаёт пачку салфеток.
— Вытрись и пристегнись, — ложит пачку мне на ноги.
Я себя каким-то трубочистом чувствую в хоромах короля.
Достаю салфетку и быстро вытераю руки, запихивая "мусор" в боковой карман рюкзака.
Повторяю действие. А он молчит.
Я тяну ремень, неловко пристёгиваюсь и лишь теперь доходит спросить:
— Куда мы едем? — чуть поворачиваю голову к нему.
— По делам, — коротко и не ясно.
А дела где?
В лесу?
У реки?
В поле?
Я на миг прикрываю глаза. Детективы больше не читаю.
Молчание давит.
Минуту.
Две.
Или пять.
Не знаю.
Но потом...
— Сколько тебе лет, Амелия? — спрашивает он, не поворачивая головы.
Зачем ему?
Кредит хочет на меня взять?
— Девятнадцать, — отвечаю после короткой паузы.
— Учишься, — констатирует. — Педагогический?
Я удивлённо смотрю на него.
— Откуда вы…
— Лилия болтает много, — отрезает он. — Особенно когда думает, что её не слушают.
Я снова отворачиваюсь.
Она то болтает много, но как так получилось, что обо мне и ему?
Машина едет ровно, уверенно, будто дорога подчиняется ему так же, как и всё остальное.
— Ты понимаешь, что царапина — это не просто «ой»? — продолжает он спокойно.
— Понимаю, — тихо отвечаю. — Я правда не хотела. И я… я постараюсь возместить.
— Постараешься, — повторяет он. — И как интересно?
Я сжимаю край пуховика.
— У меня сейчас практика… — начинаю сбивчиво. — Будет оплачиваться минималкой. Понимаю — мало. Если можно оплатить за пару раз, я могу…
Он резко нажимает на тормоз.
Машина останавливается у обочины.
Я дёргаюсь вперёд, ремень впивается в плечо.
— Ты знаешь, сколько стоит покраска капота на этой машине? — спрашивает он и, наконец, поворачивается ко мне.
Синие глаза близко.
Слишком близко.
И слишком внимательны.
Я молчу.
Хотя уверена — целое состояние.
— Скажу проще, — продолжает он. — Твоя минималка не покроет даже десятой части.
Слова звучат не злобно. А как факт.
И мне хочется свернуться клубочком от безысходности.
— Я… — у меня перехватывает дыхание. — Мне не где взять деньги. Могу лишь частями отдавать.
Как же это унизительно, оправдываться и просить в долг, ещё и в чём — не особо виновата.
Он смотрит на меня так, будто взвешивает что-то.
Глаза сейчас цвета глубокого моря, осматривают меня с головы до ног.
Меня это раздражать начинает. Сколько можно так пялиться?
— Лупа не нужна? — вылетает само собой и краснею до жжения в щеках.
Что блин со мной? Чего дерзю постоянно?
Туплю взгляд в колени и открываю рот извиниться, но он опережает.
— Не нужна. И без неё хорошо вижу.
Я молчу. Уверена — это стресс на меня повлиял. Иного оправдания нету.
— У меня есть вариант оплаты долга, — добавляет спустя паузу.
У меня внутри всё сжимается.
— Какой?.. — шепчу.
Он снова заводит машину, трогается.
— Сопроводишь меня пару раз в пару мест.
Пауза.
У меня веко дёргаться начинает.
Я медленно поворачиваю голову к нему.
— Куда скажу и в чём скажу.
Слово бьёт по голове сильнее, чем я об этот долбаный капот.
— Чегооо? — таращусь на него. — Вы... меня за кого принимаете? Вы мне предлагаете...
Я замолкаю не зная какое слово подобрать. Ведь все что вертятся на языке — озвучить не могу.
Он усмехается.
— За должницу принимаю, а ты за кого думаешь?
Я отворачиваюсь от него. Пульс долбит в висках так сильно, что стонать хочется.
— Сумму говорите. Буду отдавать частями, — сердито говорю.
— Мне так не подходит, — довольно сообщает. — Тогда всю сумму сразу.
Я раскрываю рот от возмущения.
— Вы не похожи на человека, что нуждается во всей сумме.
— Дело не в деньгах, — лениво отвечает.
— А в чём?
Я искренне не понимаю его мотива.
— Это пока останется тайной.
— Чё? — буркаю.
Тайной?
Какой блин тайной?
— Вы… вы всегда так решаете проблемы? — вырывается у меня.
Он усмехается краем губ.
— Всегда, — отвечает. — А способ выбираю по ситуации. И по... — бросает на меня ещё один взгляд. — ...настроению.
У меня руки начинают дрожать.
Он сейчас на бандита похож.
Или на маньяка.
Не знаю.
Но точно — не на отца моей подруги.
— Послушайте, — начинаю вполне спокойно. — Ваши методы решения проблем мне не подходят. Давайте...
— Амелия, — произносит он медленно, выделяя громче моё имя. — Я сейчас не спрашиваю твоё мнение.
Я зависаю и дыхание застывает.
— Два варианта. Выбирай.
Я машу головой нет, хоть он и не смотрит на меня.
Сказать что-то не могу.
Я в шоке.
Я не верю, что встряла в такое.
Не верю, что отец Лили может ставить мне ультиматумы.
И не понимаю — зачем ему такое сопровождение как я?
Я. Которая точно не похожа на любительницу авантюр.
Машина сворачивает с основной дороги, уходит в более спокойный район.
Я выпячиваю глаза, видя многоэтажки повсюду.
Куда?
Куда он меня везёт?
Сердце подпрыгивает в горло.
— Я… — голос срывается. — Мне нужно в колледж… Остановите машину.
— Уже не успела, — отрезает он, мельком бросив взгляд на часы. — Как и я.
— Но...
— Решила что? — перебивает. — Идёшь со мной вечером?
Я честно готова уже пищать и метаться по машине.
— Какая сумма? — нервно спрашиваю.
Брови у него чуть дёргаются вверх.
— Сумма? — переспрашивает. — Значит хочешь заплатить.
— Да, — уверено отвечаю.
Нефёдов хмыкает.
— Двести.
— Что двести? — уточняю. — Долларов?
Он молчит, пока не останавливаемся у светофора.
Оборачивается ко мне.
— Тысяч, гривен, Амелия.
У меня лицо вытягивается и челюсть, кажется, ляпается мне на колени.
— Вы сдурели? — шепчу. — Какие двести тысяч?
В ушах звенит так громко, будто кто-то в колокола долбит, а я под ними стою.
— Максимум двадцать. Там царапинка маленькая.
— А моральный ущерб? — спокойно отвечает, хоть по глазам видно — забавляется. — Его тоже нужно оплатить.
Я нервно хмыкаю, хватаясь за виски́, чтобы хоть немного унять боль.
— Вы издеваетесь. Вы... Вы...
Господи, как же бабушка была права — он бандит. И с головой не дружит.
Мы сворачиваем, останавливаемся у банка и я тупо таращусь в окно, ничего не видя.
— За оплошность платить нужно, малыш.
Я дёргаюсь вправо и ударяюсь головой об стекло.
Боль усиливается, но я хлопаю глазами на этого...
Кого?
Негодяя.
Да. Именно негодяя.
— Ма... Малыш? — переспрашиваю, отстегивая ремень, а он просто наблюдает за моими действиями.
— Вы... что себе позволяете?
Нащупываю ручку двери и дёргаю ею.
Но ничего не происходит.
Заперто.
Дыхание у меня сбивается.
Боюсь.
Сильно.
— Откройте! — повышаю голос. — Выпустите меня.
Он вытягивает телефон с держалки и выдохнув отвечает.
— Не бойся, против твоей воли ничего не сделаю.
Я хлопаю глазами. Меня эта фраза не успокаивает.
Меня сейчас даже громкий чих доведёт до истерики.
— Хочу выйти, — чувствую что глаза увлажняются. — Пожалуйста.
Нефёдов смотрит на часы.
— У тебя есть примерно десять часов, чтобы собрать деньги, — говорит так легко, будто он каждый день такое озвучивает.
Смотрит мне в глаза и в животе всё сжимается.
— Но лучше не трать время и готовься к вечеру, поедешь со мной. Заеду за тобой в восемь. Платье привезу.