Катана

16

 Глава 25      В Москве осталось немного мест, которые сопротивляются расширению строительства современного жилья так успешно, как Дорогомилово. Рядом с путями Центрального железнодорожного вокзала Москвы, от платформ которого то и дело отходят пригородные поезда, доставляющие пассажиров с льготными сезонными билетами к их крохотному месту отдыха в пригороде, располагается один из последних открытых рынков города.   Люди, продающие здесь товары и совершающие покупки, в большинстве своем приезжие. Они составляют веселую, красочную и пеструю толпу, двигающуюся среди торговых повозок и возле витрин магазинчиков.Толпу беззаботно и радостно галдящую, несмотря на свою бедность.   Имеются и отели в этой части столицы. Они не очень похожи на своих собратьев, расположенных ниже по той же улице, но выполняют то же назначение. Это места, где можно поспать и поесть и где усталый путник может получить приют. Главным различием между отелями, помимо меблировки и оборудования, является форма оплаты за услуги. В фешенебельных отелях принимается оплата по кредитным карточкам, в отелях Тушино - только наличными.   Георгий отошел от окна, когда по рельсам мимо отеля "Буккафе" прогрохотал поезд. Посмотрел на Люсю, сидящую в кресле и просматривающую утренние газеты. Закурил.    - Неужели ты не можешь заняться чем-нибудь еще, вместо того чтобы читать целый день эти проклятые газеты? - спросил он.   Люся взглянула на него. Всю неделю он находится на грани нервного срыва, очень раздражителен. Прошло уже более двух недель, с тех пор как уехала Илона, а они сидят взаперти в этом номере, почти не покидая его.   Вначале это казалось забавным. Они смеялись над всеми маленькими неудобствами: текущим водопроводным краном, скрипящей кроватью, провалившимися сиденьями кресел. Постепенно убожество обстановки стало раздражать их и перестало казаться смешным.   Люся первая поняла, что происходит. Женщины приноравливаются к тем или иным ситуациям гораздо быстрее мужчин. У них больше терпения. Они лучше приспособлены к ожиданию - и духовно и физически.   Обычно приход месячных предварялся у нее тянущей болью внизу живота. Но пока ничего не было, никакого намека на боль. Где-то шевельнулась мысль, уж не забеременела ли она, - задержка уже больше недели, а раньше у нее никогда не было задержек.    - Почему бы тебе не прилечь и не отдохнуть, - сказала она спокойно.   Георгий обернулся и свирепо взглянул на нее.    - Отдохнуть? Я только это и делаю в этой вонючей дыре! Ем жирную пищу и сплю в грязной постели! Надоело!    - Но лучше так жить, чем быть мертвым, - возразила Люся.    - Иногда я сомневаюсь в этом, - сказал Георгий, подходя к окну и выглядывая на улицу.   Она снова уткнулась в газеты, но его голос отвлек ее от чтения:    - Я привык видеть людей, похожих на этих прохожих, у себя в Тбилиси, когда был маленьким мальчиком. Посмотри на них. Они улыбаются, кричат, роясь в земле в поисках пищи.   Люся встала с кресла и присоединилась к нему.    - Мне они кажутся вполне счастливыми, - заметила она, глядя вниз. В голосе Георгия слышалось изумление.    - Этого я никогда не мог понять. Что делает их такими счастливыми? Что у них есть такое, чего не имеем мы? Неужели они не понимают, что мир создан для немногих - для тех, кто может взять? Они должны бы знать об этом. И все же они довольны, улыбаются, смеются и рожают детей. Чем же таким они обладают, чего нет у нас?   Люся вспомнила, как, будучи маленькой девочкой, испытывала волнение и радость, когда ездила в город за покупками. Бедный Георгий! В мире столько вещей, которых у него никогда не было!    - Может быть, это надежда? - высказала она предположение.   Георгий посмотрел на нее сверху вниз.    - Надежда? - рассмеялся он. - Это слово придумали мечтатели.    - Может быть, у них есть вера, - пыталась она убедить его.    - А это слово выдумали священники, - продолжал он смеяться.   Она не отрывала своей ладони от его обнаженной руки. Пусть с этим прикосновением в него перейдет ее знание жизни, то мироощущение, которое ей присуще.    - Может быть, у них любовь? - нежно сказала Люся.   Он пристально посмотрел на нее, потом отвернулся и отнял свою руку.    - А это слово - самый большой обман из всех. Его придумали женщины, чтобы скрыть свои физиологические потребности.   Люся вернулась в кресло и взяла газету. Но буквы расплывались у нее перед глазами. Внутри возникла странно знакомая боль.    - Ну, тогда я не знаю.   Он отошел от окна и вновь пристально взглянул на нее. Ей не нужно было поднимать голову, чтобы убедиться в том, что на его губах появилась жестокая усмешка. В последние дни она видела ее довольно часто - каждый раз, когда он отворачивался от нее в тот момент, когда был больше всего ей нужен...    - Это верно - ты не знаешь. Правда такова, что ее не знает никто. Возможно, я единственный, кто признает это. У большинства людей лишь одно желание - существовать. И неважно как, лишь бы существовать. День за днем, год за годом, неизвестно зачем.   Люся собиралась ответить ему, но в этот момент раздался стук в дверь. Она бросила взгляд на Георгия. В его руке была катана.    - Кто там? - спросила Люся.   За дверью прозвучал голос портье:    - Ваши послеобеденные газеты, девушка.    - Положите их возле двери. Я подойду через минуту    - Слушаюсь, дорогая.   Они подождали, пока не услышали как портье спускается по лестнице. Люся встала, открыла дверь и взяла газеты. Сев в кресло, развернула одну из них.   Георгий грубо вырвал газету из ее рук и вместе со всей пачкой бросил на пол.    - Когда ты прекратишь читать эти проклятые газеты?   Он вернулся к окну, а она терпеливо нагнулась и подняла прессу. На развороте одной из газет она увидела фотографию.    - Георгий! Георгий! - закричала она, протягивая ему газету. - Смотри! Она уже вернулась.   С фотополосы "Утро" на них смотрела Илона. Она с улыбкой приветственно махала рукой с трапа самолета. Подпись под фотографией гласила:      "Илона Атанасова возвратилась в Москву после отдыха за границей".      Люди, собравшиеся в кабинете Шейхова, непроизвольно напряглись, услышав по микрофону, стоявшему на столе, голос Илоны.    - Слушаю, - сказала она.    - Это Георгий, - прозвучал его напряженный и поспешный голос. - Тебе передали послание?   Один из сотрудников поднял трубку и что-то прошептал в нее.    - Георгий, где ты? С тобой все в порядке? - слышался голос Илоны по селектору.   Шейхов взглянул на сотрудника у телефона.    - Пока она отвлекает его в соответствии с нашими инструкциями, попробуйте установить, откуда он говорит.    - Мы стараемся делать все по возможности быстро, начальник, - ответил опер.    - Да, оно у меня, - сказала Илона. - Но, Георгий, я ничего не понимаю...    - Это неважно, - прервал он ее. - Просто прочти!    - Концерт сегодня вечерком, - прозвучал нерешительный голос Илоны.   В динамиках раздался щелчок, когда Георгий повесил трубку, и вновь голос Илоны:    - Георгий! Георгий! Ты меня слышишь?    Шейхов взглянул на оперативника.    - Вы установили, откуда он говорил?    - Нет, он слишком быстро закончил разговор.   По селектору вновь прозвучал голос Илоны.    - Георгий!   Шейхов поднял трубку другого телефона.    - Он отключился, Илона. Ее голос показался ему несколько испуганным.    - А я делала все правильно, начальник? - спросила она. - Я удерживала его настолько долго, насколько могла.    - Вы сделали все прекрасно, Илона, - ответил он уверенно, хотя чувствовал, что это не совсем так. - Мы держим все под контролем.   Он положил трубку и взглянул на оперативника.    - Благодарю вас, - сказал он ему. - Можете заканчивать.    - Мы наверняка сможем что-то предпринять, если он завтра выйдет из своего укрытия, - проговорил Шевченко.    - Что именно? - спросил Шейхов.    - Он же посылал женщину за границу за каким-то сообщением, - ответил капитан.    - Это не запрещается законом, - улыбнулся Шейхов.   Оперработник покачал головой и вышел из кабинета.   Теймур Шейхов повернулся к капитану Шевченко, сидевшему напротив него.    - Это была неплохая попытка, Теймур, - спокойно сказал капитан.   Шейхов устало улыбнулся.    - Но она сработала не до конца.    - Ты сделал все, что мог, - ответил Шевченко.   Шейхов поднялся с кресла. Он остро ощущал горечь поражения. Посмотрев на Шевченко, сказал:    - Давай будем честными, Леха. Все кончено. - Он подошел к окну и выглянул на улицу. - Если Закариани покажется завтра, это означает, что он выйдет сухим из воды. Если не покажется, мы все равно проиграли - мы не приблизимся к Чанчанашвили ни на сантим. - Шейхов повернулся и снова взглянул на Шевченко. В его голосе звучала горечь.    - Они обставили нас, Алексей. В любом случае мы проиграли.                  Глава 26      Они покинули отель около десяти часов вечера.    - Это недалеко отсюда, - сказал Георгий, когда они тронулись в путь.   Свернув с Ногатино на Павловскую улицу, они пошли в сторону Спасского монастыря. После нескольких поворотов Георгий тронул Люсю за руку.    - Смотри, это на противоположной стороне улицы, - сказал он.   Люся подняла голову. В одном из старых многоквартирных домов из коричневого камня, на Костянском переулке в цокольных этажах которых обычно размещаются бары и ресторанчики, тускло мигала неоновая вывеска, на которой белыми и зелеными буквами было выведено: "Бобби Дэзлер".   Они миновали вход в зал и поднялись по ступенькам. Дверь была открыта, и они вошли в коридор. Единственная лампочка освещала его тусклым желтым светом.    - С кем мы должны встретиться? спросила Люся.    - С Гурамом Чанчанашвили, конечно, - ответил он как нечто само собой разумеющееся.    - А я думала, что он не имеет права появляться в этой стране, - изумилась Люся.    - Так же думают многие другие, - улыбнулся он ей. И, взяв за руку, сказал:    - Пошли!   Они поднялись еще на один этаж и остановились перед дверью. Георгий постучал.    - Войдите. Дверь не заперта, - раздался голос Гурама.   Георгий открыл дверь, и они вошли в комнату. Люся крайне удивилась, оказавшись в комфортабельно обставленном офисе. Она не ожидала встретить ничего подобного в таком здании.   Георгий закрыл за собой дверь.   Гурам сидел за столом.    - Георгий Закариани! Вместе с Люсей Николаевой! Вот это сюрприз!   Георгий оставил Люсю у порога, а сам подошел к столу и молча уставился на Гурама.   Люся с любопытством рассматривала комнату, имевшую вид обычного офиса. В углу стоял еще один стол с пишущей машинкой, рядом с ним шкаф для бумаг, а дальше - небольшой альков за занавеской, откуда, вероятно, есть выход в туалет. Отличительная особенность помещения заключалась в отсутствии в нем окон.   Голос Гурама привлек к себе ее внимание.    - Ты просил о встрече, племянник? - спросил Чанчанашвили. Георгий кивнул.    - Я пришел поговорить о возникшем между нами недоразумении.    - Слушаю тебя, - наклонил голову Гурам.    - Когда мы встречались в последний раз, - продолжал Георгий тихим голосом, - ты сказал, что я хорошо поработал и Совет доволен.    - Верно, - кивнул Гурам.    - Тогда почему они хотят моей смерти? - спокойно спросил Георгий.   Гурам сложил руки на животе и откинулся на спинку кресла.    - Ты молод, племянник, и не понимаешь многих вещей. Совет существует только потому, что следует одному простому правилу, - мягко сказал Гурам. - Одному простому правилу, которое помогло ему пережить многие войны и многие трудные времена и создать такую мощную организацию, которую оно представляет собой сегодня. В этом правиле наша сила. Оно гласит: "Человек не может оставаться жить, если он представляет угрозу безопасности кому-либо, кроме себя".    - Я ни разу не нарушил этого правила, - не задумываясь ответил Георгий. - За исключением случаев, когда Совет просил меня защитить некоторых своих членов.    - Очень жаль, конечно, но осведомленность об этом как кинжал, приставленный к нашим глоткам. - В голосе Гурама все еще звучало терпение, будто он разговаривал с ребенком. - Ты понимаешь, что ментура уже подозревает тебя, и если то, что ты знаешь, станет каким-то образом известно им... - Он не закончил фразы.    - От меня они ничего не узнают.    - Я верю в это, - согласился Гурам. - Но Совету будет нанесен большой вред, если мы оба ошибаемся. У других нет такой уверенности, как у тебя и у меня. У них собственная глупость.    - Почему же нет? - требовательно спросил Георгий. - Я держу свою клятву, и мне ничего не нужно от них.    - Дело именно в этом, - быстро сказал Гурам. - Их как раз это и беспокоит. Человеку, который ничего не хочет, нечего защищать. Ты не похож ни на Хельмута Бэкле, ни на Большого Рака, ни на Эльтона, которых ты уже убрал. У них были основания остаться верными, у них было что защищать, им было выгодно вносить свою лепту в дело развития Совета. А от тебя, мой племянник, нам нет никакой прибыли, ты ничего не производишь. Ты дилетант, которого, как малое дитя, интересует только состояние возбуждения и опасности. Ты обеспечил себе пожизненное.    - Так это из-за Бэкле они хотят моей смерти?   Гурам печально посмотрел на него и беспомощно развел руками.    - По этой причине ты должен сдержать свою клятву перед Советом. Иначе они перейдут в наступление.   Люся обратила внимание на какое-то движение в шифоньере.    - Георгий! Ай! - в ужасе закричала она.   Георгий повернулся так быстро, что она даже не заметила, как из его руки вылетела катана и вонзилась внутрь шифоньера, поразив прятавшегося в нем, мужчину.   Мужчина рухнул оттуда на пол, сорвав дверцу с крючков. Пистолет с шумом упал на пол, к ногам Люси.   Георгий быстро склонился над ним.    - Это Хельмут Бэкле! - сказал он хрипло. - Теперь, согласно закону, не осталось человека, для кого я представляю угрозу.    - Не совсем так, племянник. Остался еще один, - негромко сказал Гурам.   Георгий удивленно посмотрел на него.    - Кто же это, дядя?   В руке Гурама появился пистолет.    - Я, - сказал он спокойно.   Как досадно, подумал Гурам почти с сожалением, когда его палец уже нажимал на курок. Георгий мог стать одним из великих грандов, мог стать одним из донов, но чего-то ему не хватило.   Гурам был так поглощен своими мыслями, что не увидел, как Люся нажала на спусковой крючок пистолета, подобранного с пола. Пуля попала ему в плечо и отбросила назад в кресло. Пистолет выпал из его руки.   В мгновение ока Георгий оказался перед ним с катаной, занесенной над его головой.    - Нет! Нет! - пронзительно закричал Гурам. - Я поговорю с советом Общества! Они послушают меня!    - Слишком поздно, дядюшка! - бешено рассмеялся Георгий. - Их собственные законы вынесли тебе приговор! После твоей смерти я буду свободен.   Оцепеневшая от ужаса Люся смотрела, как нож Георгий резал горло Гурама, словно режут барана. Она заметила желтый слоистый жир, просачивающийся с горла Гурама Чанчанашвили, стекал на пол. Крови она не увидела.   - Остановись, Георгий! - закричала она. - Хватит!   Георгий медленно вышел из-за стола. Повернулся к ней, и она увидела, что маниакальный взгляд убийцы стал исчезать из его глаз. Взяв ее за руку, он открыл дверь. На пороге обернулся, посмотрел внутрь комнаты и перевел взгляд на Люсю.    - А ты знаешь, он и вправду стал верить, что является моим дядей, - сказал он с мягким смешком.      Георгий открыл дверь своей квартиры, и они вошли. Он подошел к столу, сел, отодвинул в сторону ворох накопившейся почты и, достав чековую книжку, стал что-то в ней писать.   Люся подошла сзади и начала мягко массировать ему шею.    - Как хорошо быть дома, - сказала она.   Закончив выписывать чек, Георгий обернулся и протянул его Люсе.    - Возьми! - резко бросил он.    Прекратив массировать ему шею, Люся с недоумением посмотрела на него.    - На что это?   Его голос был решительным, а взгляд незнакомого человека.    - Ты говорила, что хочешь "феррари". Теперь ты можешь собрать свои вещи и уйти! Скупай, кто может!   Она удивленно смотрела на него, не веря своим ушам. В животе появилась боль, к горлу подступила тошнота. Приступ повторялся. Повторялся второй раз!    - Ты думаешь... - Она на мгновение поперхнулась и ощутила во рту горький привкус желчи. - Ты думаешь, что из-за этого я осталась с тобой?   Георгий встал, прошел, не глядя на нее, к бару, чего-то налил себе и залпом выпил. Потом повернулся к ней и сказал:    - Это неважно, что я думаю. Между нами все кончено!   Она должна была сказать ему. Возможно, если бы он знал, что она беременна, то не поступил бы так. Это не его вина. Он так много перенес в жизни.    - Георгий, что же мне теперь делать? Я...я не...   Он снова подошел к бару, открыл маленькую дверцу и, достав темную бутылочку, поставил ее рядом с виски.    - Мне все равно, что ты будешь делать, - прервал он ее. - Но у тебя есть выбор. Ты знаешь, что в этой бутылочке. Несколько капель - и через три минуты забвение! Совершенно безболезненно. Решай сама!   Он прошел мимо нее к двери. Люся шла за ним.    - Георгий! - заплакала она. - Куда ты идешь? К ней?   Он неприязненно улыбнулся. Голос его зазвучал подчеркнуто жестоко:    - Да. Я устал от тебя. Устал лежать с тобой на грубых застиранных простынях. Устал от твоих плебейских выкрутас в любви! Ты была права, когда сказала при нашей первой встрече, что Илона может за десять минут дать мне больше, чем ты за десять дней. И ты доказала это!    - Ты больше не хочешь меня? - подавленно спросила она, дотрагиваясь до лацкана его пиджака.   Георгий отстранил ее руку.    - Это не совсем точно, - холодно сказал он. - Ты мне больше не нужна! Драконосочетания не будет! Это совершенно конкретно! - Дверь за ним закрылась.   Несколько мгновений она тупо смотрела на нее, потом повернулась и сказав - "Русь зла", медленно пошла к кушетке. Это вновь с ней случилось. Она посмотрела на флакон с ядом. Он был прав - это единственный выход для таких, как она.   Люся поднялась и направилась к бару. В этот момент ее стало тошнить. Она побежала в ванную комнату и склонилась над раковиной. На глаза навернулись слезы. Ее вырвало. Она медленно опустилась на колени и прислонилась головой к холодному мрамору ванной. Слезы ручьями побежали по щекам. Теперь сомнений в ее беременности не было.         Глава 27         Он повернул ключ в двери и вошел в номер Илоны. Свет был включен, и до него донесся шум воды. Он подошел к ванной комнате и позвал:    - Илона!   Шум воды прекратился, а затем послышался ее голос:    - Георгий, это ты?    - Да, - засмеялся он. - Я вернулся.    - У тебя все нормально?    - У меня все прекрасно. Выходи скорей, у меня есть для тебя важная новость!   Георгий отвернулся от двери. Пришло их время. Время приключений закончилось, нужно начинать строить семью. Он понимал теперь, что имел в виду его отец, когда сказал ему:    - Не дай умереть нашей фамилии, мой сын. Не растеряй всего того, что ты сеешь.   Из-за двери она позвала его:    - Дорогой, передай мне мою косметичку. Ведь ты никогда не видел меня ненакрашенной. Сумочка на ночном столике.   Он улыбнулся про себя, вспомнив, сколько раз видел ее без помады. Но ему следует привыкать к ее маленьким капризам. Ведь они станут частью их семейной жизни.   Георгий подошел к туалетному столику и взял сумочку. Замки оказались незащелкнутыми, сумочка раскрылась, и часть ее содержимого вывалилась на пол. Все еще улыбаясь, он нагнулся и стал подбирать выпавшие предметы.   Сунув помаду и пудреницу в сумочку, он сгреб карточки и письма. Рассеянно взглянул на них. Какой только хлам не таскают с собой женщины! Кредитные и расчетные карточки, письма.   Последнее письмо привлекло его внимание. На конверте стояла пометка: "Официальная переписка Правительства США и России". Оно пришло из министерства иммиграции на имя Илоны. Механически он стал читать его:   "По ходатайству в Министерство Юстиции США господина Теймура Шейхова из Федеральной Службы Безопасности Российской Федерации уведомляем вас о том, что ваша просьба о предоставлении вам визы на выезд в США на постоянное место жительства рассмотрена положительно. Просим передать это письмо и ваш паспорт в наше ближайшее представительство для оформления соответствующего разрешения".   Держа письмо в руке, Георгий медленно выпрямился. Забытая косметичка осталась лежать на полу. Он открыл дверь в ванную комнату, не успев полностью осознать содержание письма. Значит, все это время она работала на Шейхова. В противном случае у того не было бы оснований помогать ей.   Илона стояла перед зеркалом, завязывая пояс халата. Увидев в зеркале выражение его лица, она быстро обернулась.    - Что случилось, Георгий? - воскликнула она, и тут же ее взгляд остановился на письме, которое он держал в руке. Глаза ее расширились.   А он стоял в дверях, и взгляд его был холодным и мертвым.    - Почему, Илона? Ну почему? Ты пришла ко мне как к другу, за помощью, и я помог тебе. Почему?   Она испуганно смотрела на него.    - Я была вынуждена, Георгий. У меня не было никакого выбора!    - Я не верю этому, Илона, - сказал он, подходя к ней. - Ты могла бы все рассказать мне. Вместе мы смогли бы с этим справиться.   Илона увидела, как он медленно поднимает руку. Как странно - сейчас, когда это происходит с ней, она не испытывает страха. Она еще подумала: интересно, что чувствовали другие в подобные моменты?    - Не делай этого, Георгий, - спокойно сказала Илона. - Ты не сможешь ускользнуть на этот раз. Они поймут, что это сделал ты.   Рука Георгия приостановилась, чувствовалось, что он заколебался.    - Не надо, Георгий, - быстро сказала она, пытаясь воспользоваться его нерешительностью. - Ты просто болен. Разреши мне помочь тебе.    - Ты помогла уже достаточно, - с горечью ответил он. - А я, глупец, собрался жениться на тебе.   Илона попыталась проскользнуть мимо него к двери, но не успела. Последовал удар, от которого она рухнула на пол без сознания.   Он продолжал стоять в ванной комнате, тяжело дыша и глядя на нее. В голове проносились четкие мысли. Катану применять нельзя ни в коем случае. Нужно что-то придумать, чтобы это выглядело как несчастный случай. Так же, как тогда с Ольгой.   Он открыл дверь ванной комнаты и, заглянув в спальню, обшарил ее глазами в поисках какого-то решения. Его внимание привлекла дверь на балкон. В мозгу возникла идея. Самоубийство будет выглядеть даже убедительнее.   Георгий быстро поднял безжизненное тело Илоны. Открыл дверь и выглянул наружу. Ночь была безмолвна. Большими белыми хлопьями падал снег.   Вынеся тело на балкон, он прислонил его к перилам. Взглянул на маленькое белое лицо Илоны. Где-то внутри него прозвучал ее звонкий смех. Она была бы ему хорошей женой.   Он слегка подтолкнул ее, она перевалилась через перила и исчезла в темноте. Георгий не стал даже смотреть вниз. Повернулся и поспешил обратно в комнату, а оттуда - в коридор.   Вернувшись в гостиницу, он направился к кушетке. Остановился, увидев Люсю, подходившую к двери в спальню.    - Ты все еще здесь? - грубо спросил он.   Люся не ответила.   Он отвернулся от нее и упал в изнеможении на кушетку.    - Чего ты ждешь? - почти закричал он. - Убирайся!   Он наклонился, обхватил голову руками, и устало потер переносицу.   Люся достала из сумочки револьвер 'Магнум', подошла к нему вплотную.    - Спасибо тебе за все, Георгий! Я ухожу, но прежде уйдешь ты! - заорала Люся, глаза ее горели синим цветом.   Георгий поднял на нее глаза, перевел взгляд на дуло револьвера.   - Стой, Люся, стрелять будешь! Ведь ты же этого не сделаешь - устало, но с опаской выдавил Георгий.   Люся улыбнулась зловеще.   - Все шутишь... Белеет Жора одинокий! - после этих слов она выстрелила, и тут же уронила револьвер на ковер. Мощный хлопок оглушил ее.   Пуля попала в печень Георгию, он с разлета ованулся боком на пол, цепляясь брюками о ножку стола. Схватился за печень, черная кровь кровоточила по пальцам его рук. Он сильно зажимал правый бок. Одна пуля показалась ему очень большим для его тела.   - Сука! Падлюга! Стерва! ш****а! Ты убила меня! - закричал он. - Я должен был у***ь тебя там, в пустыне!    - Может быть и так, - бесстрастно согласилась она. - Но я же говорила тебе, что не хочу больше проигрывать. - Она повернулась и открыла дверь.   За дверью стоял Шейхов и несколько оперативников. Они втолкнули ее обратно и ворвались в комнату. Шейхов бросился к Георгию и повернулся к Люсе.    - Что с ним? - спросил он. Воспоминание последним током уткнулось в голову Георгия при виде вошедших. Его лицо напряглось.    - Он умирает, я выстрелила в него с этого - она указала на револьвер на полу.    - Люся! - неожиданно закричал Георгий.    - Доктора! Скорую! Живо! - быстро распорядился Шейхов, обращаясь к одному из оперов.    - Быстро Скорую! Свистать всех на фиг! - орал Шейхов. - А она едет с нами! - указал на Люсю.   Оперативники налегли на Георгия, успев перевязать ему пояс рукавом пиджака. Хотели хоть как - то остановить кровотечение.   Через пять минут на оперативной машине ехала ватага в сторону Городской больницы. Машина гнала в особенном раже, в салоне была жара. Впереди сидел Шейхов, Георгий полулежал на заднем сиденье, положив голову на Люсины коленки. Шевченко сидел с другого края сиденья, уложив ноги Георгия вниз    - С Илоной будет все в порядке, - сказал он. - Несколько дней ей придется побыть в постели, но ни одна кость не сломана! Она прямо бронебойная Золушка. Эта проститутка стала уже политической.   Георгий удивленно открыл один глаз.    - Но она же мертва.   Шейхов покачал головой.    - Под ее балконом был еще один. Илона пролетела только один пролет. Георгий рассмеялся. Шевченко поглядел на Шейхова.    - Мы успеем?    - Не знаю, - был ответ Шейхова.   Георгий поднял на Люсю правый слезоточивый глаз. Это была самая большая шутка из всех. Глупцы должны знать, что представители дома Закариани не дают себя у***ь. Он едва не проговорился. Пусть это будет секретом, его глупые менты никогда не раскроют. Он устало улыбнулся.   Над Георгием склонился Шейхов с переднего сиденья.    - Где Гурам и Хельмут Бэкле? - спросил он.    - Они там же, где новорожденные, - ответил с улыбкой Георгий.    - Почему вы так поступили, Закариани? Почему? - спросил Шейхов. - Вы же с ними разные. У вас ведь было все.   Георгий пытался сосредоточить свой взгляд на лице Шейхова, но оно расплывалось перед ним в одно пятно.    - И мои предки твердили это, Шейхов, но вам это понять. В жизни существуют только две ценности, которые что-то значат, - рождение и смерть. Все остальное между ними - сам процесс жизни - не значит ничего. Это субъективная пустота.   Он замолчал, чтобы справиться с дыханием.   - Только тогда, когда вы прикасаетесь к этому, вы действительно живете. Вот почему вы входите в лоно женщины. Для того, чтобы заново родиться. Вы вечно воюете, ибо любите смерть. Вот почему вы сидите и смотрите, как я умираю, разделяя возбуждение от моей смерти. Вы чувствуете себя в этот момент более живыми, чем когда-либо прежде! И еще...   - Что? - склонились над ним ФСБ - эшники.    Георгий приоткрыл один глаз, и думал, какую благую линию принять в отношении их всех. Ему показалось, что они одеты в белое.   - Эй вы, люди в белом! Вы все нужны не для жизни, а только для воспоминаний. И не ходите ко мне на кладбище! Не раздавайте свое тепло на мое холодное тело! Это не нужно.       Он откинулся на живот Люси. Пот градом катился по его лицу.    - Этот человек вальтанулся! Он уже того - покрутил пальцем у виска Шевченко. Лицо его побелело. - Это же советы потустороннего!   Георгий приподнял голову и взглянул на ФСБ - эшника. Ему потребовались все силы, чтобы проникнуть взглядом через опускающуюся перед ним пелену. Откуда-то издалека до него донесся крик новорожденного. Может быть, этот человек прав и он на том свете?    Откуда взялся в этом месте новорожденный? Неожиданно на него снизошло озарение. Это плакал его ребенок. Вот что пыталась сказать ему Люся. Под сердцем она носит его ребенка. И в последний раз он заметил, глаза Люси, она смотрела в окно, по щеке ее текли огромные слезы.   Он собрал все свои силы, чтобы сказать что-то, и почувствовал, как заплетается его язык в последней агонии усилий.    - Я показал вам все - сказал он, и пелена опустилась, отрезав от него людей.