Щелкаю выключателем в своей квартире, а сам думаю, почему предложил девчонке поехать ко мне домой, а потом отвез её в отель. Видимо, мозги включились в самый последний момент, и зверь, живущий у меня внутри, не захотел видеть незнакомку на своей территории. И я с ним согласен — лжи я не терплю, а она согнала в самом главном, заставив меня думать, что прожженная любовница, а на деле оказалась смущающейся девственницей.
— Билли, мальчик, папа дома, — говорю громко, и тут же раздается цокот когтей по полу. Мой любимый доберман сразу начинает ластиться, — хорошо себя вел, малыш? — присаживаюсь рядом с ним на колени, чешу вначале за ушами, затем бока и розовое пузо. — Извини, что задержался, сейчас накормлю.
Единственная моя радость в этой жизни, кроме денег, это вот этот вот пес. Он единственный, кто никогда меня не предаст и всегда будет любить.
Билли, словно уголь из адской печи, блестит своими глазами, внимательно следя за каждым моим движением. Его преданность – это маяк в бушующем море моего одиночества. Я насыпаю ему в миску гору корма, кладу свежие овощи, и он, с грацией хищника, набрасывается на еду, заглушая тишину квартиры своим аппетитным чавканьем.
Наблюдая за ним, я ощущаю, как лед равнодушия тает в моей душе. Деньги, власть, мимолетные связи – всё это кажется пылью по сравнению с этой искренней, безусловной любовью. "Деньги – это всего лишь средство, а не цель", – любил говаривать мой отец, но я, ослепленный блеском золота, долгое время не понимал его слов.
Теперь понимаю. У меня на счету миллионы, а счастья от них абсолютный ноль.
В голове всплывает образ той девушки. Её наивность, спрятанная под маской роковой женщины, была подобна розе, укрытой под слоем искусственного льда.
Но зачем она меня обманула? Просто пожелала быстрой дефлорации? У нее получилось претворить свой план в жизнь, это факт.
Мой внутренний зверь, обычно жаждущий крови и плоти, на этот раз проявляет милосердие. Я не буду искать незнакомку, чтобы вытрясти из нее правду.
— Собака – это отражение хозяина, – шепчу, гладя Билли по гладкой шерсти.
Может быть, во мне еще осталось что-то человеческое, что-то, способное на сострадание и понимание. Может быть, моя душа, закованная в броню цинизма, еще не окончательно окаменела.
Ночь окутывает квартиру мягкой пеленой. Мы с мальчиком сидим у окна, наблюдая за мерцанием городских огней. В этот момент я чувствую, что не одинок. У меня есть верный друг, готовый разделить со мной и радость, и горе. И этого, пожалуй, достаточно.