Последний заход

2

До нужного района города, близ 12-ой школы, где в подвале пятиэтажки-хрущобы располагался штаб Союза Русской Молодежи, Макс добрался лишь к полудню. Во-первых, ввиду полного отсутствия денег, преодолевать расстояния ему пришлось пешком. А во-вторых, в той шокирующей красно-кровавой раскраске, после расстрела его китайцем, путешествовать оказалось очень и очень непросто. Тем более, с наступлением рассвета и уже в черте города. Часть прохожих шарахалось от него, как от чумы. Другая, помоложе, недвусмысленно крутила пальцем у виска и непременно старалась поднять на смех.

Поначалу, в связи с этим, Макс сильно комплексовал. Потому и продвигался вперед перебежками, словно партизан в тылу врага. Но вскоре, вынужден был адаптироваться и, в общем-то, не без удовольствия, стал разыгрывать из себя эдакого продвинутого панка-пофигиста. Даже испачканные краской волосы попытался взбить ладонями, на манер ощипанного ирокеза. Вдобавок ко всему, заметно придавал ему колорита и синяк, в добрую половину лица. Отчего его левый глаз малость заплыл, а ухо заметно оттопырилось.

Однако, так или иначе, до святая святых юных нацпатриотов, он все же добрался без особых проблем и потерь морального характера. С физиологией было много хуже. Макс ощущал жуткую усталость и дикий голод. Причем, если первая подвигала просто рухнуть пластом под любой куст и уснуть, то второй, казалось, превратился в кровожадного монстра, уже начавшего пожирать его изнутри. Так что, в который уже раз, Макс пожалел о разбитой бутылке дармового кефира. Потому, оставалось лишь подбадривать себя на последние метры пути и уповать на то, что в штабе Союза ему не только предоставят кров, но и от пуза накормят отощавшего соплеменника.

Но, его ожидало очередное разочарование за эти сутки. У входа в подвал, где некогда располагались пенаты эсэрэмовцев, царили признаки полнейшего запустения. На выщербленных ступеньках в изобилии валялся всякий мусор. От вывески, со стилизованными под старорусскую вязь буквами, осталось лишь пара гвоздей. Которые, теперь сиротливо и уродливо ржавели в швах между блоками фундамента. Однако то, что добило Макса окончательно, так это полоски казенных бумаженций, коими в трех местах была оклеена металлическая дверь. Они сиреневели круглыми печатями и пугали размашистыми подписями очень решительных людей. Что могло означать единственное - штаб-квартира Союза, скорее всего и сам Союз, были преданы остракизму со стороны официальных властей.

Макс в нерешительности почесал затылок и смачно выругался. Его последняя надежда обрести угол, где можно было отлежаться и восстановить силы, в одночасье превратилась в прах. А иных разумных идей, во все еще гудящей голове, явно не предвиделось. Да и откуда им было взяться в принципе, в чужом городе и в состоянии абсолютной неплатежеспособности. Только подаваться на вокзал и примыкать к бомжующей братии? Что тоже, осуществить на практике, было совсем не просто. Как по причине неминуемого конфликта с блюстителями порядка, так и неизбежным столкновением с замкнутой кастой тамошних аборигенов.

Между тем время шло, а Макс все еще продолжал стоять истуканом перед опечатанной дверью. Пока наконец, его не вернул к действительности, дребезжащий старческий голос. Он раздался за его спиной столь неожиданно, что тот вздрогнул. Но, по давней привычке реагировать мгновенно на любой раздражитель, развернулся и, чуть ли не принял боевую стойку.

- Эко, какой резкий, - мелко захихикал старичок. - Прямо таки, как та диарея. Ежели по научному.

Последним пёрлом, шиканув и продемонстрировав кругозор, он, безусловно, доставил себе огромное удовольствие. Отчего, задребезжал в смехе еще сильнее. Максу же, стало стыдно за свои идиотские действия, и он потупил глаза. А старикан, сморщенный и сухой, как вяленый абрикос, принялся нагло его рассматривать. Естественно, поводов для самых разных умозаключений, у него возникло предостаточно.

- А ты и што такой рисованный, как тот петух? Иль мода такая нынче? - не замедлил поинтересоваться он.

После чего дедок поскреб заскорузлой пятерней редкие седины на затылке. Поправил на голове засаленный картуз-восьмиклинку и, с видимым сомнением, не дождавшись ответа, продолжил.

- Н-да-а-а, петух то, он и петух, нынче и не то творят байстрюки от безделья. Токмо, думаю, никому мозги не хватит, штоб рожу нарошно синюшником разукрашивать. Да и по годам, вроде, в байстрюки ты не годен. Подрался штоль, с перепою то?

- Было дело, - неопределенно отозвался Макс.

- Эт конечно, дело такое, сам знаю. По молодости то. Вот бабы, к примеру, они вроде все одинаковы. А за одну вцепятся и кровянку льют, только держись. Из-за них, стерв, одна неприятность, - авторитетно изрек старикан и тут же, переключил себя на новые вопросы. - А што стоишь, как влитой, да зенки пялишь на подвал? Зайти штоль хочешь?

- Как же зайдешь, если печатями все обложили?

- Во, во, печатями! Так вам и надо! - неизвестно почему обрадовался собеседник. - Их не моги рвать! Они хоть и вшивенькие на вид, но закон представляют.

Его физиономия стала предельно серьезной. Но морщенные губы, так и желали растянуться в ехидстве, то и дело, обнажая несколько сохранившихся, прокуренных в темный янтарь, зубов.

- Однако дали вам под дерьмо. Дали! И, правильно, между прочим, сделали. Нечего фашизму здеся разводить было.

Выдав это, он горделиво выпятил худую грудь.

- Какой фашизм? Ты что, дед? - просто так, ради того, чтобы не молчать, как пень, выдавил из себя Макс.

Кстати сказать, он уже стал прикидывать варианты, как бы посподручнее выудить у старикана теперешние координаты эсэрэмовцев. В том, что тот владел данной информацией, он не сомневался.

- Какой я тебе дед?! - агрессивно сверкнул желтыми белками старикан. - Внучек хренов нашелся! Фашизма, она и везде фашизма! - следом, без перехода, он немного обмяк и продолжил. - Хотя, вы, в общем-то, за наших русаков, вроде, агитировали. Идея, она конешно, правильная. Но...

- Конечно, правильная, - обрадовался повороту Макс.

- Конешно - сердешно! - буркнул дедок.

Судя по всему, в его голове сейчас варилась очень густая каша. В которую, наверняка, входило все. И неприглядная информация о скинхедах, почерпнутая из местных газет. И такие же сюжеты по телевидению. Но этот набор круто смешивался с псевдопатриотизмом той же газетной шумихи, относительно поиска национальной идеи и засилья инородцев. В результате, старикан никак не мог вычленить нужное к случаю. Помаявшись в сомнениях достаточно, он все же, выдал довольно пространное резюме.

- Агитировали, да не так, как нужно! Русский человек, ить он широкий по натуре. За меч берется когда жареный петух в задницу клюнет. Или, когда под ту же задницу хорошего пинка дадут. А вы шо творите? Ни недели, штоб кому из курчавых морду не набили! Рази так можно? Они ж нам эту, как ее, хурму всякую везут, цветочки всякие. Жизню нашу украшают, можно сказать. Мы ж сами то, окромя картошки, да буряка, ничего растить не могем. И те, что колорадский жук не сожрет, на самогон норовим пустить. Нечего вам делать, на завод тогда б шли, страну из разрухи подымали. Эх!

Видимо он окончательно запутался в собственных мыслях. А Максу показалось, что это был самый удачный момент, чтобы спросить о своей собственной беде.

- Правы вы конечно, правы. Тут спорить глупо, - начал он осторожно. - Только, думаю, подвал не скоро разрешат распечатать?

- А на кой он вам сдался? - оживился приободренный собеседник. - В бомбоубежище рази худо? Ни мухи не кусают, ни комары. Сиди себе, да корчь князя великого.

- В бомбоубежище? - сердце Макса радостно забилось.

Старикан пристально посмотрел на него и, наконец-то, сделал единственный за все это время, правильный вывод.

- Э-э-э, браток, да ты, видать, вовсе не из ихней стаи. То-то я смотрю и никак не пойму, другой ты какой-то. Даром, что с фингалом. Злости лютой в тебе не хватает. Што так? просто любопытствуешь, значит? Дык вон оно, бомбоубежище то. На территории школы, рядом с тиром ихним.

Максу осталось только поблагодарить информатора. Что он и сделал. К великому удовольствию того. После чего, потопал в указанном направлении. А старик еще долго, с усмешкой смотрел ему вслед. О чем он думал при этом, неизвестно. Наверняка сам когда-то ходил и стенка на стенку, и в чужие сады-огороды. Да и за родной район, постоять был не прочь. А тут, надо же, с годами обрел мудрость. Но критиковать, по-прежнему, готов кого угодно. Только не "царя-батюшку", с его непомерной свитой безголовых чиновников. Тех, лишь иногда, на кухне, под писярик со слезкой. Или же в толпе, где собственными мозгами шевелить лень - есть поводыри побойчее. Хотя, как посмотреть, кто виноватее в этом самом национализме-фашизме. Кто границы понастроил, а людям голую кость кинул - нате, мол, жируйте. И ни в чем себе не отказывайте. А потом: "Вроде накормили от пуза. И все для них. Откуда злоба берется?"