Тяжелая металлическая дверь, с характерным лязгом, захлопнулась за спиной, и Макс остался один. Сегодня, как никогда до этого в жизни, он с нетерпением ожидал именно этой минуты. Арестант огляделся. Камера, как камера - ничего особенного. Подслеповатое, мутное оконце в грубом "наморднике". Железная кровать без спинок, с замызганным тюфяком на ней, жесткая и узкая. В дальнем углу крохотный столик, с колченогим подобием табурета рядом. В противоположном углу, находился ржавый, в жутких подтеках, стульчак. Он был заботливо накрыт кем-то, куском картона от упаковки китайского термоса. Рядом, на стене, висела точно такая же, в смысле тоже ржавая, раковина.
- Жить можно, - грустно улыбнулся Макс.
Здесь, наедине с самим собой, не требовалось лицедействовать. Поэтому, грусть на его лице, была искренней и, вполне уместной. Чему радоваться то? единственное, что продолжало греть душу, пересиливая все остальное, так это факт, свершившейся сегодня утром, мести.
Макс присел на жесткий тюфяк, покрытый серой простыней, под серым же, в разводах, тонким одеялом. И по привычке, еще не успевшей выветриться за год свободы, опасливо посмотрел в сторону двери. Но бленда "глазка" была закрыта и, окрика надзирателя "Не положено!", не последовало. Впрочем, вполне возможно, и не должно было последовать, при любом раскладе в будущем. Если учесть его положение, все ж таки, не совсем обычного острожника. Кто знает?!
Между тем, даже это, неприветливое ложе, продолжало исправно выполнять свою изначальную функцию места расслабухи. Едва Макс поудобнее расположился на нем, как его с неодолимой силой потянуло в сон. Наверняка, сказался дикий напряг прошедшего дня. Сопротивляться соблазну он не стал. И, как был в окровавленной одежде и кроссовках, лишенных шнурков, так и растянулся во всю длину истерзанного тела. Да и заснул моментально. Словно нырнул в темный омут.
Проснулся Макс от резкого и неприятного скрежета металла о металл. Совершенно потеряв ощущение времени и пространства, он сел на шконке, и недоуменным взглядом уставился в сторону источника скрежета. Кормушка в двери была откинута. А физиономия в белом колпаке, мелькнувшая в этом четырехугольном проеме, быстро вернула его к действительности.
- Ну что, буркалы то вылупил? Ужин! - гавкнул баландер.
Макс послушно поковылял к столику, взял миску с кружкой и передал их в окошко. Выдав положенное, кормушка захлопнулась и в одиночке, вновь воцарилась гнетущая тишина. Баланда и пайка хлеба, выглядели вполне съедобными. Однако при виде пищи, организм Макса повел себя довольно неадекватно. Видимо, это явилось следствием потери крови. Сперва, у него закружилась голова. Затем возникли желудочные колики. А завершилось, жестокой и судорожной рвотой. Выворачивало арестанта долго и основательно, пока не пошла горькая желчь, разбавленная кровью. Наконец, наспех утеревшись куском тряпки, изображавшей вафельное полотенце, он без сил повалился на тюфяк.
Отлежавшись немного, Макс все же заставил себя съесть несколько ложек баланды, выпить сладковатого чая и сжевать положенную пайку. Потому, что по опыту знал, что в тюремных стенах, игнорировать пищу нельзя. "Спасение утопающих, дело рук самих утопающих!" - сказал когда-то классик. Действительно, выжить в этой круговерти, было бы совсем неплохо. Даже под, наверняка, суровым приговором.
Пошли ли скудные калории, запихнутые в организм насильно, на пользу? Неизвестно. Однако, Макса вновь стало клонить в сон. Но какой-то странный - обрывки видений, а то и откровенный бред и, просто, провалы в черную бездну. Несколько раз за ночь, он вскакивал в холодном поту. Затем, пободрствовав самую малость, вновь проваливался в совершенно некомфортное забытье. И так, до самого подъема.
Завтраку арестант, уже отдал должное сполна. А вскоре, за ним пришли. Молоденький прапорщик, корча из себя, как минимум, генерала, сперва, заложив руки за спину, методично осмотрел камеру. После чего, на манер рентгена, как думал он сам, прощупал глазами ее обитателя. И, только после этого, изрек.
- Громов? Собирайся в лазарет. Лепила затребовал - вроде так по вашему?
Неизвестно что нашло на Макса. Он одарил вертухая ироническим взглядом и предельно четко, расставляя ударение, ответил.
- Лепила? А-а, в смысле - врач? По человечески.
Тот аж поперхнулся и, его юное лицо залил густой румянец. Так и не догнав, попал ли впросак, или над ним просто, решили поиздеваться, он пробурчал.
- Врач, врач! Живо на выход! Ишь, разговорчивый!
До тюремного лазарета, пришлось идти достаточно долго. Бесконечными, гулкими и угрюмыми коридорами. С их изобилием решетчатых шлюзов и, вечно скрежещущих по нервам, замков.
Эскулапова вотчина состояла из нескольких комнатушек. Больничка оказалась довольно чистенькой. Со стенами, под самый потолок, выложенными, когда-то белым, а теперь изрядно растрескавшимся, ставшим желтовато-серым, кафелем. Ни дать, ни взять - сельский медпункт. Если бы не толстенные решетки на окнах. Макса встретил его вчерашний знакомец. Судя по всему, в своих пределах, доктор с крысоподобным лицом, ощущал себя полным хозяином. Не то, что в следовательском кабинете. Потому, и вел себя соответствующе. Кроме прочего, наверняка, решил компенсировать, за вчерашнюю необходимость лебезить перед прокурором.
- Ну что, варнак, живой еще? - грубо поинтересовался он и, сам же констатировал. - И будешь живым, куда денешься. На радость нашей юстиции. Что застыл, как пень, проходи.
Он жестко, словно и впрямь не ведал, что такое чужая физическая боль в принципе, содрал с пациента повязки. Предплечье и ребра, даже не удостоил взглядом. Но на ране в бедре, внимание все же задержал. Ненадолго. Пощупал, ковырнул, довольно хмыкнул. После чего, крикнул, обращаясь к кому-то.
- Человек, ну-ка, подь сюда. Живо!
Из соседней комнатушки, бывшей, вероятно, лабораторией, слышалось позвякивание склянками. После крика звяканье прекратилось и на пороге, объявился стриженный наголо парнишка. Он был лишь ненамного младше Макса. Но выглядел тщедушным и несколько инфантильным. Замызганный до жути медицинский халат, болтался на нем, как на вешалке. Из-под халата, чернела арестантская роба. В ожидании дальнейших указаний, парень воззрился на эскулапа круглыми глазищами. В них отражалось сразу все - и готовность, и хитрованство и, наверное, успевшая стать второй натурой, вороватость.
- Обработай! Физраствор, Вишневского и перевязать. Но не бинтом, а пластырь налепи. Антибиотик вкати. Миллиончика два сразу, не жалей! - распорядился доктор.
- Так новокаин то кончился, - подал голос медбрат.
- А ты мочой разведи! - аж взвизгнул от негодования эскулап. - Вон, вода дистиллированная. Мурло с зенками!
После чего, он тщательно вымыл руки у раковины и скрылся за дверью. На которой красовалась фанерная табличка "КАБИНЕТ".
Парнишка довольно проворно принялся за дело. Несколько минут, он добросовестно работал и молчал. Затем, воровато оглянувшись по сторонам, вдруг, заговорщически прошептал.
- Так это ты и есть Макс, тот самый? Я слышал. Но думал, что совпадение просто.
Услышав свое имя, Макс невольно вздрогнул и, с нескрываемым интересом, посмотрел на лепилова помогалу.
- Тебе то, откуда известно?
- Известно, - довольный произведенным эффектом, расцвел в улыбке тот. - Мы ж с тобой, в одной малолетке парились. Только я в первом отряде, а ты - в третьем. Точняк!
- Да ты что?! - еще более удивился Макс, напрягая память.
Однако парнишка прервал его потуги.
- Не старайся, меня ты все равно не вспомнишь. Это ты в почете и авторитете значился. А мне пришлось так, среди шелупени обретаться.
- Как зовут то?
- В малолетке Глистой все больше - худой был до ужаса. А вообще - Венькой. Тут же, по разному. Или "Человек", сам слышал. А свои - Духом предпочитают. Фамилия у меня - Духанкин!
- Понятно. Ну, а здесь что делаешь?
- О, это целая история, Макс, - не без гордости, напыжился бывшая Глиста.
Он и сейчас, немногим стал толще. Но дело свое, знал туго. И языком трепал с удовольствием, и раны обрабатывал достаточно профессионально.
- Я же, когда из малолетки откинулся, твердо решил учиться дальше. В техникум поступить. Мечта моя, давняя была. И поступил! Даже закончил. Ветеринарный! Зверюшек, страх, как люблю лечить.
- Вон оно что, - усмехнулся Макс. - Тогда, ты на своем месте, парень. Точно!
- Да ладно тебе, - отмахнулся Дух. - Пруха просто выпала. Ну, а я что, лох, чтобы отказываться?
- На вольняшку ты вроде не похож. Здесь то, как оказался?
- Я ж тебе и трекаю - целая история! После технаря, значит, в лечебницу устроился. С дружком на пару. И, все бы ничего - кошечки, собачонки, козочки. Но, один кон, гуманитарку нам выделили. Вот и вошли мы, с дружком, в соблазн. А как не войти, там такие препараты были - люди для себя, нарасхват хапали. А упакованы как? Короче, снесли мы партейку на толчок. Там нас и повязали с поличным.
- И что?
- Ничего. 158, часть вторая - и в клетку! Вообще-то, там до "пятирика" карячится. Но, наш главный, врач в смысле, подсуетился, сука. Характеристики выдал, закачаешься. То, да сё. Чуть ли не на поруки хотел взять.
- Что, добрый такой?
- Добрый. Деваться некуда было! Он ведь сам, большую часть гуманитарки сбагрил. И вот, чтобы мы на него косяка не кинули, решил нам хлебалки замазать. Короче, сунули мне "двушку", как рэцэдэ. А дружок и вовсе, условным отделался.
- Понятно, - вздохнул Макс. - Потом тебя, как великого спеца по живым организмам, в СИЗО оставили?
- Точно!
В этот момент, дверь с табличкой "Кабинет" приоткрылась и, в проеме показалась крысиная мордочка эскулапа. Сквозь очки-велосипеды он изучал обстановку в процедурной недолго. Однако выводы сделал правильные и обрушился на помогалу.
- Ты что, человек, операцию на открытом сердце делаешь? Живо залепливай его пластырем и, марш в лабораторию порядок наводить!!!
После чего, дверь с треском захлопнулась.
- Вот, так всегда, - сокрушенно покачал стриженой головой Дух. - Наорет, за здорово живешь. А вообще, с ним жить можно.
Он споро завершил перевязку. Бережно всадил Максу укол. И, передал в распоряжение, терпеливо ожидавшего в коридоре прапора.