Сводная пара Альфы

Глава 6

Больше Чезаре не спускался на крыльцо. Я проводила дни в одиночестве на холодном стуле, привыкая к оскорблениям в свой адрес. На самом деле, я и не думала, что отвыкла от грубого отношения к себе. Пока Альфа не вернулся, в стае никто не вспоминал про мое существование особо, поэтому и конфликтов не было. Но оказывается, что выслушивать оскорбления и ругань в свою сторону каждый день, это тяжело. Я не могла спокойно просидеть и получаса, чтобы не услышать обсуждение в свой адрес или того хуже, чтобы кто-то не бросил в меня чем-то. Радовало, когда вместо камней бросались мокрыми тряпками.

— Хрум, — громко откусив кусок яблока, опустилась к дереву спиной.

— Эй, — раздался голос из ямы. — Что ты ешь?

— Яблоко, — прожевывая с наслаждением, шмыгнула замерзшим носом. — В меня им бросили сегодня. Вот я и подобрала.

— Ты себя вообще не уважаешь?

— Кто бы говорил, Айзек, — с сарказмом ответила.

— Мы с тобой знакомы уже четыре дня, малышка.

— Да, — в горле стал ком. — Значит... Завтра ты умрешь?

Я приходила, как и положено к закопанному заживо волку. На третий день моих слез, мы проговорили всю ночь. Мне удалось вылить всю накопившуюся боль за это время. Меня впервые выслушали, а не избили.

— Погоди, я что, слышу грусть в твоем голосе? — Рассмеялся волк кашляя с землей во рту. — Расслабься. Смерть обычное дело, когда ты обычный волк или...

— Или человек.

— Да. Мы все расходники для таких, как Альфа. И я говорю не только за твоего сводного братца. В моей стае тот еще говнюк мразотный.

— Это из-за него ты попал в ловушку?

— А был выбор? Он бы меня изгнал из стаи. Изгнание равняется смерти.

Кончики моих пальцев похолодели, а плечи задрожали. Айзек так легко рассуждал о смерти будучи закопанным заживо.

Я заговорила с горькой улыбкой.

— Насколько глубоко яма?

— Метр точно есть.

— Ты ведь связан, да? — Хватая лопату, отбросила огрызок яблока в сторону. — Если случайно стукну, прости.

— Что ты собираешься делать? Эй! Мелкая! — Айзек нервно смеялся. — Если ты меня откопаешь, тебе свернут голову.

— Нет, мне приказали следить за тобой в яме, — начиная копать, уверенно отвечала. — Я слежу? Слежу. Просто уберу эту чертову кучу земли! Ты ведь связан, так что, ничего они со мной не сделают.

«Даже если решат у***ь, я соглашусь».

Сердце болезненно пульсировало, легкие сжимались, а вдоль лба стекали капли пота. Мое тело не привыкло к такой физической нагрузке. Где-то через час всяческих отговорок от затеи, Айзек успокоился и я смогла продолжить в тишине. Наконец лопата попала не в рыхлую землю, а во что-то металлическое — цепь!

— Я смогла... — радостно прошептала, прежде чем ярко улыбнуться. — Получилось!

Аккуратно снимая лопатой остаточный слой земли, сняла с себя рубашку, оставаясь в свитере. Протирая зажмуренное лицо Айзека тканью, не могла остановиться от приступа эйфории. Наконец-то я сделала что-то сама за все это время! Почувствовала себя живой, хоть на мгновенье!

Отодвинувшись, луна попала на волчье лицо. Взглянув на него снизу вверх, мои глаза расширились, когда я оказалась в несколько сантиметрах от его лица. Его зеленые глаза тоже расширились, возможно, он был не менее удивлен моим поступком.

В глазах, похожих на глубокие райские сады, на поверхности виднелись ядовитые шипы. Когда наши лица были так близко, дыхания смешались. Мое — уставшее и радостное, и его — пыльное и жадное к свежему воздуху. Между нами воцарилась странная тишина: надзирателя в моем лице и смертника в его.

— Ты удивительно смелая, как для человека.

— Буду считать это твоей благодарностью за возможность увидеть лунный свет, — отмахнулась, вылезая из ямы за бутылкой воды, что взяла с собой. — Не хочешь попить? Я бросила туда кожуру от апельсина, как витамины.

— В тебя и апельсином бросались? — Усмехнулся волк.

— Нет, эт-то... — не хотелось говорить, что взяла из мусорки сгнивший наполовину фрукт. — Нашла.

Открыв крышку, поднесла к мужскому рту. В памяти всплыл слишком резкий и неуместный момент. Кожу все еще жгло в тех местах, где Чезаре касался меня губами. Я не знаю, что нашло на него в тот момент... Но, кажется, это был порыв ненависти к игрушке.

— Эти цепи выглядят прочными, — трогая серебро, попыталась хоть на миллиметр отодвинуть их. — Даже не получается пошевелить.

— Ювелирная работа Альфы и его пса Беты, — Айзек пытался шутить, но я видела, как по его лицу стекает одинокая слеза при взгляде на небо. — Элиза, можно тебя попросить?

— Только не говори, что хочешь есть, — отшутилась, — у меня совершенно нет еды, прости.

Зеленые глаза врезались в мои, проникая, будто невидимыми руками смерти с косой.

— Двадцать первое июня, тысяча девятьсот девяносто шестого года.

— Что это значит?..

— Это моё день рождения. Запомни его, если не трудно и напиши на листе бумаги в тот день, когда я умру, — зеленые глаза, будто покрылись алыми бутонами роз, краснея от слез.

Айзек просит меня сделать ему надгробие из жалкого листа бумаги? Сердце сжалось. И первая мысль, что пронзила:

«Когда я буду умирать, кому мне сказать свое день рождения?». Такого человека нет. Поэтому, целиком понимая просьбу волка, я улыбнулась, стараясь не заплакать вместе с ним.

— Обещаю, Айзек.

Я легла на землю и задумчиво посмотрела на небо.

— Ни сегодня, ни завтра, ни в любой другой день в будущем, я не забуду твою просьбу.

Неглубокая улыбка тронула мои губы, и только один уголок приподнялся. Завтра пятый день.

— Не скажешь свою дату?

— Я... Я не хочу, Айзек.

— Почему?

— Не хочу вспоминать то, что пытаюсь забыть. Я давно живу и веду себя так, словно мертвая. Я ничего не делаю. Я ничего не жду. Какие бы эмоции и желании не возникали, отчаянно пытаюсь их стереть внутри себя. Поэтому... Поэтому, просто выбери любой день, что тебе нравится и считай его моим днем рождения.

Все презирали и ненавидели меня. Но умирающий волк вражеской стаи стал моим другом. Парадокс жизни, когда ты — никто.

— Уже солнце всходит, Элиза, — Айзек кратко улыбнулся, прощаясь. — Тебе пора идти.

Мне поплохело. Я хотела встать и убежать сейчас же в прошлое, отмотать время назад. Почему дни так быстро прошли?

— Я не уйду.

— Что? Мелкая, иди!

— Нет! — Вскрикнула, схватившись ладонями за лопату. — Я останусь здесь до самой ночи. До последнего момента, пока ты будешь жив, я никуда не уйду!

Взглянув в сторону, Айзек недоверчиво посмотрел на меня.

— Если бы мне было куда идти, я бы умолял тебя освободить себя и мы бы вместе сбежали. Но бежать от двух Альф разных стай — заведомо известный итог, Элиза.

— Зачем ты это говоришь?

— Я бы хотел подружиться.

— Что?..

— Я думаю, мы бы с тобой могли быть хорошими друзьями, смелая ты девчонка, — Айзек широко улыбнулся, так сильно, что глаза закрылись и слезы брызнули с них. — Ты так не считаешь?

— Я...

Он плакал.

Он боялся.

Он не хотел умирать.

Он улыбался, чтобы не умирать одиноким...

— Я думаю, что да, — так же широко улыбнулась, кивая головой. — Мы бы были прекрасными друзьями. Возможно, ты был бы моим единственным другом.

Наши искусственные улыбки дрожали в бездонных слезах. Мое сердце болезненно забилось под ребрами.

— Может, ты что-то хочешь съесть? — Спросила тихим голосом.

— У тебя ведь нет никакой еды, Элиза.

— Украду у кого-то из дома, — пожала плечами. — Знаешь, сколько у них еды и денег? Украду, а если увидят, то что сделают? Максимум изобьют.

— Я не хочу, чтобы ты пострадала, даже если бы кусок еды помог мне выжить — нет.

Я подозрительно посмотрела на него. Он искренне беспокоился? Сдерживая слезы, улыбалась, сжав кулаки.

...Мы походили на двух умирающих зверей, что пытались зализать раны друг друга — слезами.

Мне давно забылось, каково это, делать что либо для себя. Есть ради себя или спать, а может попытаться приползти на коленях, облизывая грязный пол языком ради куска хлеба? Но ради Айзека, я была готова сделать что угодно. Ради первого и последнего волка, кто был добр ко мне за такое долгое время никчемной жизни. Мне было не важно: убийца он, плохой человек или жертва обстоятельств. Наедине со мной он был открытой книгой, в которой исповедовался перед кончиной.

— Я хотел бы помочь тебе, — прошептал сквозь кашель мужчина, — за твою доброту. За то, что я не умер в муках и один.

— Ты ничего мне не должен.

— Нет, должен.

Его лицо выражало одновременно столько противоречивых эмоций, что я едва могла зацепиться хотя бы за одну из них. Казалось, что он борется с каким-то важным решением внутри себя.

— Ты бы хотела сбежать, если бы был такой выбор?

— От волков? Ты сам сказал, что это невозможно, — улыбнулась с добрым смешком.

— Мне — нет. Но если бы Ты. Ты бы хотела?

— Я ведь всего лишь человек и...

— А если бы была такой же?

— О чем ты?

Айзек оценил мое обеспокоенное лицо и положительно покачал головой, словно я ответила правильно на какой-то важный вопрос.

— Ты бы могла наклониться ко мне?

— Дать ещё воды?

— Нет-нет, — сглотнув ком в горле, откашлялся он. — Просто наклонись. Я бы хотел кое что тебе сказать.

— Х-хорошо, конечно.

Спускаясь в яму, аккуратно опустилась на мужское тело, мое ухо было на одном уровне с его лицом.

— Ниже, — прошептал хриплый голос.

Только когда мое ухо было возле мужских губ, Айзек заговорил:

— Чезаре охотится на моего Альфу не просто так.

— Вражда за деньги?

— Глупенький ты человек, Элиза. Деньги мелочь в масштабах оборотней. Мой Альфа ставит... Скажем так, эксперименты. Над людьми. Он хочет создать идеальную стаю. Даёт свою кровь с лекарством, после чего у человека начинается ломка. Конец результата должен быть полное обращение. То есть искусственно выведенный вид оборотней.

— И-ик! И сколько уже таких?!

— Ноль. Все опыты неудачные. Каждый вскоре умирал, — хриплый голос стал ниже. — Чезаре схватил меня, когда я должен был дать дозу одному из «подопытных кроликов» людей.

В голове все смешалось, глаза быстро моргали, а руки непослушно тряслись. Я приподнялась, смотря на Айзека.

— Ты успел?

— Нет. Они меня и приговорили к смерти лишь по причине того, что я не признался, где спрятал дозу.

— Нужно сказать! Сказать и они тебя отпустят!

Я собиралась обыскать его карманы, но Айзек даже не повел бровью.

— Он не в одежде, Элиза.

— Что?

Волк медленно повернул голову, обнажая шею. Набухшая венка проступала под его ухом, не пульсируя, наоборот, была необычно твердой.

— Эт-то?

Руки тряслись, когда я попыталась прощупать кожу.

— Как же его достать?

— Зубами, — усмехнулся Айзек.

— Что?! Нет, я не могу. Прокусить кожу? Это... Это ужасно!

— Ты и не сможешь. Человеческие зубы удивительно хрупкая вещь. Поэтому, я прошу тебя сдавить его пальцами.

— Разве тогда доза не прольётся внутри тебя?

— Да.

— И что с тобой будет?

— Не знаю. Но я ведь все равно умираю. Считай, что это моя предсмертная просьба, как друга. Чтобы никто и никогда не наткнулся на это лекарство.

Живот свело в нервных спазмах. Меня затошнило, а голова закружилась, когда я вновь прикоснулась к твердой вене на шее. Стоит ли делать это?

— Я не хочу вредить тебе, Айзек.

— Как и я тебе, Элиза. Сожми.

Отговаривая себя из мысли в мысль, надавила пальцами со всей силы. Твердая субстанция лопнула под волчьей кожей, разливаясь ядовито-синим оттенком по всей шее.

— Айзек! — Схватилась за его голову. — Айзек! Как ты?!

Зелёные глаза обрели синеву. Будто листья разлились по летнему небу. Его вены вздулись, одна за другой. Тело вздрагивало, а цепи стали звенеть, будто готовые сорваться.

— Айзек!!!

— Наклонись, — сквозь зубы попросил мужчина.

— Айзек! Я здесь!

Волчьи кости хрустели, а вместо слов моментами вырывался сдавленный рык безумия.

— Эттто всссе, что я могггу сделать для тттебя, — сдавленно, еле говоря сквозь боль, шептал Айзек. — Наклон-н-нись.

Решив прислонить как можно ближе к его рту, чтобы облегчить слова, почувствовала лишь жаркое дыхание в шею.

— Айзек, что ты... АААААА!!!

Острые клыки впились в мою шею. Адская боль на грани агонии пролилась вместе с кровью. Клыки вошли глубоко, задевая вены, как свежие нити. Все тело сдавило, пульсируя. Перед глазами замылено неслись синие пятна.

Я чувствовала каждое движение волчьего языка по своей шее, что старательно проникал ровно в открытые раны... И слюна. Много слюны смещенной с моей кровью и его.

Как бы не билась руками и всем телом, стараясь отползти, клыки впивались только мощнее.

Это длилось, казалось, вечностью. Вечность, что соткана из боли и предсмертных мук.

«Мы скоро встретимся, папа».

Все, о чем могла думать, пока вместо крика из моего рта не потекла алая жидкость. Только когда я закашляла кровью, Айзек отступил.

Мое тело безвольно рухнуло на него, не в силах пошевелиться. Я кашляла, лёжа на его груди. Кровь проливалась так бесшумно и бесполезненно, словно я уже умерла.

«Это конец?».