Сводный подонок

Глава 12

Макс

Чокнутая. Реально чокнутая. Полезла за каким–то блохастым котом в кусты и даже не побрезговала взять его в руки. Ещё и покормить не забыла, притащила ему целую гору еды из ресторана.

Наглости в сводной сестрёнке прибавилось, я хорошо помню, как в первую встречу она шугалась меня. Стоило помочь подвезти ее бухую подружку, так я сразу стал для неё героем. Но она заблуждается. Причём очень сильно. Я далеко не герой.

Затягиваюсь сигаретой и выдыхаю дым, который медленно тает на фоне чернильного неба. Эта Аня, оказывается, ещё тот ребёнок. Слишком невинная и милая для телки, которая шляется по барам и вечеринкам, где все трахаются и бухают.

Пока не понимаю, это все фальш или?..

А впрочем, не похер ли мне на эту Аню? Пошла она. И ее мамаша тоже. Вспоминаю Марину – улыбчивую, всю из себя добрую и аж зубы сводит. Потому что нельзя строить из себя ангела и прыгать в койку к женатому мужику, у которого больная жена. Что мать, что дочь – одинаковые. Две, блять, волчицы в овечьей шкуре.

Отец даже отпираться не стал. Хотя, не в его правилах оправдываться, ведь он всегда делал, что хотел. Марина появилась у него в тот момент, когда мама умирала на больничной койке. Да даже если и позже – отец не мог так резко после смерти матери переметнуться к левой бабе и через полгода сыграть свадьбу. Слишком быстро для человека, который якобы любил и страдал.

Может, стоило его выслушать. Может, стоило поговорить. Но меня блевать тянет от этих разговоров, я давно не пиздюк, который верит в сказки. Мне все ясно по поступкам отца. Нахрена тогда нужны левые слова?

От этих мыслей настроение снова падает на дно. Отец веселится, танцует со своей новой женой, а я… все ещё ночами просыпаюсь, когда мама снится.

Каждый раз открываю глаза и кажется, что это был не сон. Что она дома и все, как прежде. Что спит в спальне, а утром придет будить меня на пары, потому что я вечно не слышу будильник. Но все рушится слишком быстро, реальность настигает огромным, резким прыжком и я понимаю, что тупо хватаюсь за то, чего нет. И никогда уже не будет. Мама осталась в лишь в воспоминаниях. Ее смех, ее запах и улыбка – это то, чего в реальности я больше не услышу, не почувствую и не увижу.

Это сука больно. Это режет, кромсает меня без ножа на куски. И никому, кроме как себе, я в этом никогда не признаюсь.

Выкидываю бычок в урну и возвращаюсь обратно. Хочу разнести в щепки гребаный ресторан, пинать стулья и швырять посуду, чтобы все эти счастливые улыбки стёрлись к херам. Но даже этого не могу – отец сделал все по–своему. Поставил своё условие. И я буду держаться, потому что у меня нет выбора. А потом свалю навсегда, подальше от этой долбанутой семейки. И больше никогда о ней не вспомню.

В ресторане по–прежнему шумно и весело. Все танцуют, разговаривают, смеются. А я жду, когда этот паршивый день закончится. Сажусь за стол и только собираюсь глотнуть чего–нибудь покрепче, как музыка стихает и по залу разносится весёлый голос ведущего.

– У жениха и невесты есть двое детей, вы знали? – весело спрашивает он и я мгновенно напрягаюсь. Прекрасно знаю, что сейчас что–то будет. – Они теперь тоже станут семьей. Похлопаем!

Зал взрывается аплодисментами. Марина сияет, как лампа, отец широко улыбается.

– Уверен, что Ане и Максиму есть что пожелать нашей счастливой паре! – продолжает этот черт и махает рукой. – Детки, идём сюда!

Наверное, если бы можно было уничтожить взглядом, я бы это сделал и от ведущего бы ничего не осталось. Я не хочу выходить и участвовать в этом кринже, но ловлю предупреждающий взгляд отца и всё–таки поднимаюсь. Как же это все бесит. Ненавижу подчиняться.

Шагаю к ведущему и скалюсь. Представляю, как душу его где–нибудь в темном углу. Аня тоже идёт, придерживая длинную юбку своего платья и едва не спотыкаясь на каблуках. Я же говорю, она чокнутая. Но признаюсь, меня это немного забавляет. Наблюдая за ней, на миг даже забываю, что мне в очередной раз предстоит изображать из себя счастливого сына.

– Кто начнёт? – спрашивает ведущий, когда мы останавливаемся по обе стороны от него. И, не дав нам ответить, продолжает: – знаю, вам обоим не терпится. Но думаю, стоит уступить Ане. Как на это смотришь, Максим?

– Замечательно, – все ещё скалясь, отвечаю я в подсунутый мне микрофон.

– Аня, тебе слово, красотка, – мужик убирает микрофон и передаёт его Ане.

Вижу, как у неё трясутся руки. Она волнуется, но говорит с улыбкой. Ну, ещё бы, мамка обеспечила такое шикарное будущее, как тут не лыбиться во все тридцать два.

– Я безумно рада, что нахожусь сейчас здесь, в этом ресторане и разделяю с вами моменты этого дня. Мама, – Аня продолжает и ее голос дрожит. – если ты счастлива, то счастлива и я. Хочу пожелать и тебе и Владимиру много любви, взаимопонимания и всего самого прекрасного.

Я сейчас блевану, честное слово. Гости хлопают, Марина уже ревет от умиления, отец продолжает улыбаться и хлопает вместе со всеми.

Не успеваю моргнуть, как микрофон оказывается уже у меня в руках. Подношу его к губам, а на языке вертится только мат.

– Горько, – говорю и отдаю микрофон обратно.

Ничего нормального пожелать все равно не смогу, поэтому пусть будет очередной обмен слюнями.

По залу снова разносятся аплодисменты. Отец поднимается с места, помогает подняться Марине и целует ее. А я смотрю куда угодно, только не на них. И пока все умиляются и считают, я мечтаю исчезнуть отсюда и больше никогда здесь не появляться.

Когда этот позор заканчивается и я ухожу за свой стол. Сижу за ним в гордом одиночестве и накидываюсь коньяком. Вроде, начинает отпускать и становится не так гадко, как раньше. Я даже угораю с шуток приглашённого комика.

Время пролетает как–то смазано и незаметно, от безделья улыбаюсь какой–то девчонке со стороны невесты. Она оставляет мне свой номер, но я даже не запоминаю ее лица. Отец говорит какую–то речь, благодарит всех гостей за то, что пришли. А потом потихоньку все начинают расходиться. А значит, мне тоже можно сваливать.

– Ты напился что ли? – когда я иду к выходу, отец ловит меня за локоть и мне приходится повернуться к нему. – Максим, что за поведение? Зачем так много пить?

– Да хорош гундеть, – отмахиваюсь от него. – Я сидел в уголке и бухал. И между прочим, – с важным видом поднимаю указательный палец вверх, – даже ничего не вытворил. Все, как ты просил, папочка.

– Ты меня позоришь, – рычит отец. – Что скажут люди, а? Что сын Гордеева напился в стельку?

– А ты им закрой рот, – расплываюсь в широкой улыбке и пожимаю плечами, – ты ж мастер.

Он хочет мне сказать что–то ещё, но к нам подходит Марина, придерживая своё белое платье.

– Вов, ну не лезь к нему, – успокаивающе кладёт руку на его плечо, – ну перепил, с кем не бывает. Ничего страшного.

Сама доброта. Святая женщина. Ее бы засунуть в сериалы, которые крутят по первому – отлично бы сыграла роль какой–нибудь простушки из деревни. На сколько помню, в них там ещё влюбляются олигархи.

Отец стискивает зубы, пронзает меня напоследок своим взглядом и выходит вместе с Мариной из ресторана. Я подхватываю с ближайшего стола виноградину и, отправив ее в рот, не спеша шагаю к выходу.

В небе расцветают вспышки салютов. Останавливаюсь на крыльце и прикуриваю, залипая на яркие искры, которые со свистом разлетаются в разные стороны и плавно исчезают в темном небе.

Вот и закончился этот стремный денёк. Надо цепануть водителя и валить домой. Докуриваю сигарету и швыряю ее в урну, но не попадаю – она приземляется рядом, постепенно угасая. Похер. Шагаю к широким ступенькам и вдруг чувствую, как ногу пронзает чем–то острым.

Поморщившись, оборачиваюсь и вижу, что у меня на штанине висит рыжий комок. Ловлю взгляд зелёных глазищ и вскидываю брови.

– Что творишь, блоха? – хватаю котёнка и с трудом отцепляю от своей ноги. – Я тебе дерево что ли?

Поднимаю рыжего на уровень своих глаз и задумчиво разглядываю его морду.

– А ведь мы с тобой похожи, братан, – сообщаю ему с таким видом, будто он реально меня понимает, – я такой же одинокий, как ты. Только не блохастый.

Комок мяукает, забавно шевеля своими длинными усами.

– Ладно, пора прощаться, – опускаю его на пол и шагаю дальше.

Спускаюсь по ступенькам, намереваясь разыскать Илюху – водителя, но в последний момент останавливаюсь.

Не оборачивайся. Не оборачивайся, дебил.

Но я всё–таки оборачиваюсь. Рыжий все так же сидит на крыльце и смотрит на меня немигая. Раздраженно вздыхаю и бешу сам себя.

– Едешь со мной, Блоха, – сообщаю котёнку и снова беру его на руки. – Считай, сегодня у тебя второй день рождения.