Макс кладёт Лизу на заднее сидение, затем садится рядом со мной и заводит машину. Вскоре мы отъезжаем от дома и мчимся по ухабистой дороге, окружённой зелёной стеной леса. На улице уже окончательно стемнело. Я пытаюсь абстрагироваться, поэтому просто смотрю в окно, на проплывающее мимо бархатно–синее небо с яркими звёздами и полумесяцем, выглядывающим из–за полупрозрачного облака.
Самое главное, что ничего плохого не случилось, что Лиза в порядке. И что Максим помог мне, несмотря на свой заносчивый характер. Более того, я только сейчас осознаю, что он везёт нас с подругой домой, хотя мог бы спокойно веселиться дальше. Это вызывает во мне смешанные чувства. С одной стороны он вспыльчивый, наглый придурок, но с другой…
– Спасибо, – слетает с языка прежде, чем я успеваю подумать. Это секундный порыв, потому что я правда ему благодарна.
– Пожалуйста, – даже не глядя на меня, отрезает Максим. – Считай это извинением за твое плечо.
Я киваю. Он не исправим. И похоже всегда будет меня ненавидеть.
Остаток пути мы едем в тишине. Я все так же смотрю в окно, Макс – на дорогу. Вскоре мы заезжаем в мой двор и я облегченно вздыхаю. Наконец–то этот вечер закончится.
Как только «Ауди» тормозит возле моего дома, я выхожу из машины и, открыв заднюю дверь, пытаюсь растормошить Лизу.
– Сегодня она не проснётся уже, – доносится сзади голос Макса. – Он ее накачал.
– Ты ведь мне поможешь? – оборачиваясь, встречаюсь с чуть сощуренными, изучающими меня глазами.
– Хотел бы я глянуть, как ты потащишь ее до квартиры, – хмыкает Гордеев. – Но не сегодня. Отойди.
Я послушно шагаю в сторону и наблюдаю за тем, как Макс с лёгкостью вытаскивает Лизу из машины и снова закидывает ее себе на плечо.
– Куда? – спрашивает, повернувшись ко мне.
– Идем, – я первой шагаю к подъезду, одновременно размышляя, что скажу маме при встрече.
Мы заходим в подъезд. Я торопливо поднимаюсь по серым лестницам и, нажав на сожженную кнопку старого лифта, нервно притаптываю ногой. Макс задумчиво смотрит на зелёные стены с облупившейся краской, на сколотую плитку под ногами и на старую газету, валяющуюся под почтовыми ящиками.
– М–да, лакшери, – цокает языком он и первым заходит в лифт.
– Не все живут в хоромах, как ты, – бурчу я, шагая следом за ним.
Теперь я понимаю, что Гордеев не такой уж и мудак, каким хочет казаться, поэтому чувствую себя немного смелее.
– Но все хотят, – парирует он. – Например, твоя мама.
– Не надо, Максим, – предупреждаю его я. – Просто смирись, что они поженятся и все.
– Не хочу, – рычит он. И в его глазах сразу же вспыхивает недобрый огонь. – Не говори со мной на эту тему.
– Да что такого сделала моя мама? – недоумеваю я. – Разве она виновата, что полюбила твоего отца?
– Она виновата, что спала с ним, пока он был женат, – выплевывает Гордеев. В эту же секунду двери открываются и он первым выходит на лестничную клетку.
Пару секунд я пораженно смотрю на его спину, а потом иду следом. Меня раздражает, что Макс так отзывается о моей маме. Она не могла так поступить! Она не такой человек и точка!
– Ты… с чего ты это взял? – нахмурившись, спрашиваю я и останавливаюсь возле нужной двери.
– Умею складывать дважды два, – огрызается Гордеев и, глядя мне прямо в глаза, добавляет: – твоя мать далеко не святая и ты…
Но не успевает он договорить, как дверь распахивается и на пороге появляется моя мама. Кутаясь в розовый, длинный халат, она приветливо и широко улыбается Максиму.
– Привет… вы гуляли вместе, надо же! – говорит она и переводит недоуменный взгляд на Лизу. – А что случилось?
– Мам, – вздыхаю я, пытаясь собраться, – Лиза немного перебрала на вечеринке. Она ведь может переночевать у нас?
– Да, конечно, – кивает мама и открывает дверь шире, – Максим, можешь не разуваться, проходи. Я покажу, куда ее отнести.
Гордеев мрачно кивает и шагает за моей мамой. Я скидываю кроссовки, на всякий случай поправляю топ и иду следом за ними.
В зале мама торопливо стелит простынь на разложенный диван, надевает чистые наволочки на подушки и помогает Максиму положить Лизу. Накрыв мою подругу одеялом, она качает головой.
– Лизе надо быть аккуратнее с алкоголем, – мама поворачивается ко мне и вздыхает, – теперь понимаешь, почему я не хочу, чтобы ты жила одна?
– Я почти не пью, ты же знаешь, – закатываю глаза я.
– Мне все равно не спокойно, – отвечает она, затем поворачивается к Максу и снова расплывается в улыбке. – Ты такой молодец, Максим. Никак не нарадуюсь, что у меня такой пасынок, как ты.
– Мне пора, – отзывается он. И я снова злюсь. Вот, козел. Сложно что ли ему хотя бы улыбнуться?!
– Может, чая? – спрашивает мама. – Вы не голодные?
– Нет, – в один голос отвечаем мы и на секунду встречаемся взглядами.
– Так, Максим, – она поднимает указательный палец вверх, – никуда тебя не отпущу без чая с моим фирменным яблочным пирогом. А ну быстро на кухню, не расстраивайте беременную женщину.
И она, больше не говоря ни слова, выходит из зала. Гордеев тяжело вздыхает и снова смотрит на меня:
– Она у тебя всегда такая приставучая?
– Она тебе рада, – как же меня злит его отношение, просто до чёртиков, – и даже не догадывается о той грязи, которую ты про нее несёшь!
– Лучше ей и дальше не догадываться, – рычит Макс, испепеляя меня взглядом. – Она заслужила каждое мое слово.
– Ты невозможен! – шиплю я. – Как же раздражаешь!
– Взаимно, – выплёвывает Гордеев. – Лучше прикуси свой язык и не нарывайся. Нам ещё жить в одном доме и кто знает, – ухмыляется он, – что я могу устроить.
От его тона по телу расползаются мурашки. Я решаю с ним не спорить, просто разворачиваюсь и ухожу на кухню. Но не могу скрыться от тяжёлого взгляда, который сверлит мой затылок.
Мы заходим на кухню и садимся за небольшой стол, покрытый нежно–салатовой скатертью в цветочек. Я вдыхаю сладковатый аромат тёплого, яблочного пирога и малинового чая. Но натыкаюсь на пристальный взгляд голубых глаз и тут же напрягаюсь. Даже есть уже не хочется.
– Приятного аппетита, – мама берет свою чашку с изображением розового пончика и садится с нами за стол. – Максим, не стесняйся, пробуй. Я очень старалась.
Улыбаясь ему, она помешивает чай серебристой ложечкой. Гордеев выдавливает подобие улыбки в ответ и откусывает внушительный кусок от пирога. Жуя, бродит задумчивым взглядом по стенам кухни.
– Как тебе? – интересуется мама.
– Огонь, – запивая пирог чаем, отвечает Макс.
– Вы с Аней теперь вместе гуляете или так вышло? – спрашивает она, подперев подбородок ладонью.
– Вместе, – тут же отвечает Гордеев и я приоткрываю рот от удивления. – Аня – хорошая девчонка. Мы неплохо заобщались.
– Ух ты! – радуется мама, искренне улыбаясь. – Ребята, это так здорово. Мы с Вовой ещё не поженились, а я уже уверена, что мы точно уживёмся! Не представляете, как для меня это важно.
– Главное, чтобы ты была спокойна, – говорю ей я.
– Я очень даже спокойна, – улыбается она и, поморщившись, торопливо уходит. – Я скоро вернусь.
Я провожаю маму взглядом и изумлённо смотрю на Максима.
– Зачем ты это делаешь?
– Делаю что? – невозмутимо вскидывает бровь он, вонзаясь белоснежными зубами в пирог.
– Врешь, – отвечаю я. – Зачем тебе это?
– У любопытной Ани на базаре нос оторвали, – Гордеев допивает чай и встаёт из–за стола. – Я ухожу.
– Как? Уже? – я тоже поднимаюсь, растерянно хлопая ресницами.
– А ты хочешь, чтобы я остался? – усмехается Макс, останавливаясь напротив меня.
– Что? Конечно же нет, – тут же говорю я. – Пока. Надеюсь, мы увидимся не скоро.
– Надеюсь, мы вообще не увидимся, – Гордеев проходит мимо меня, встречается с моей мамой в коридоре и, попрощавшись с ней, уходит.
Я облегченно выдыхаю, устало прислоняясь к стене. Какой же странный день. Эмоции, которые я сегодня испытала, выкачали все мои силы. Я хочу спать, но когда мама заходит на кухню, в голове эхом звучат слова Максима:
«Она виновата, что спала с ним, пока он был женат.»
Мне не даёт покоя то, что сказал Гордеев, и я совершено не знаю, как об этом поговорить с мамой. Я хочу у неё спросить, но вместе с этими боюсь разочароваться, поэтому очень надеюсь, что слова Макса – не правда.
– Ты что–то хотела? – убирая чашки со стола, мама кидает на меня короткий взгляд.
Я молчу несколько секунд и собираюсь с мыслями, но… не могу себя пересилить. Мне неловко о таком спрашивать и я решаю вначале подумать, как узнать все более аккуратно, а потом уже спросить. В другое, более подходящее время.
– Спокойной ночи, мам, – улыбаюсь ей и ухожу к себе, пытаясь утихомирить хоровод самых разных мыслей в голове.