Мой Сексуальный Кошмар

Глава 2//3

Катя — человек-загадка. Ей 30, выглядит на 25, а ведёт себя как 18-летняя девчонка, которая только что сбежала с уроков. Блондинка с голубыми глазами, фигурка как у Барби, тонкая талия, длинные ноги, но это только снаружи. Внутри — умная, начитанная, с добрым сердцем, которое она прячет за этой своей ветреностью. Мой личный ураган. С подчинёнными она — строгий босс, голос режет, как нож, а со мной — как сестра, готовая вытащить из любой ямы. Мы познакомились в онлайн-игре лет семь назад — сражались в одной команде против каких-то орков, она была лучницей, а я — магом. Потом списывались в чатах, созванивались по скайпу, она приезжала ко мне в Питер с огромным чемоданом шмоток и бутылкой вина, а теперь я у неё. Она вечно суёт мне деньги или работу: "Переезжай, дам тебе место в клубе, будешь у меня правой рукой!" Я отказываюсь — не привыкла брать, да и гордость не пускает. Кому я нужна там, где все — подтянутые красавцы с идеальным прессом и сияющей кожей? Я — пухлый пончик с растяжками и уставшими глазами. Хотя Катя отмахивается: "Подтянешь тело, и всё идеально. Мне плевать, что думают другие. Ты — мой человек."

Мы пьём чай, и Катя хлопает в ладоши, звеня браслетами на запястье:

— Давай закажем еды, я готовить так и не научилась, даже яичницу жгу! Что будешь?

Я хочу возразить, сказать, что сама заплачу, но знаю — эта коза всё равно всё оплатит. Она всегда так: щедрая до безумия, будто деньги у неё растут на балконе.

— На твой вкус, я голодная как зверь, — вздыхаю я, и желудок предательски урчит, громко, как собака на цепи.

— Тогда шашлыки — мясо и грибы. Через час-полтора привезут, идёт? Может, ещё картошку с чесноком? — она уже листает приложение доставки на телефоне.

Грибы — моя слабость с детства, я их обожаю с тех пор, как бабушка жарила их с луком на даче. Киваю, а сама глазею по сторонам. Квартира — как из мечты: мягкий диван с кучей подушек в бархатных чехлах, огромный телевизор на стене, полки с книгами в кожаных переплётах и статуэтками из стекла — птички, кошки, абстрактные фигуры. Вид из окна — крыши, шпили, утреннее солнце играет на стекле, золотит всё вокруг. Я всегда хотела так жить — в доме, где каждая вещь на своём месте, где нет запаха сырости и детских слёз, но судьба распорядилась иначе — дала мне съёмную квартиру, кредиты и мужа, который считает, что я должна жить только ради него. Зато за Катю рада — искренне, до дрожи в пальцах.

— Можно в душ? — спрашиваю я, потирая шею. После автобуса хочется смыть усталость, запах пота и этого прокуренного салона.

— Иди в ванную, набирай пену, соли — там всё есть. Я пока вина открою, расслабимся! — она суёт мне бокал с красным вином, густым, как кровь, и уходит готовить стол, напевая что-то под нос.

Я захожу в ванную — белый кафель блестит, зеркало во всю стену отражает меня целиком, и я морщусь: бледная, с синяками под глазами, волосы слиплись. Наливаю горячую воду, пар поднимается к потолку, добавляю пену с ароматом лаванды — пузырьки шипят, лопаются, — сыплю морскую соль с блестящими кристаллами. Залезаю, вода обжигает кожу, но это приятно, как объятия после долгой разлуки. Отпиваю вино — терпкое, с ноткой чёрной смородины и дуба, оно греет горло. Пузырьки лопаются на плечах, аромат лаванды кружит голову, и я закрываю глаза. Забыла, каково это — лежать в горячей воде, ни о чём не думая, не прислушиваясь к шагам мужа или плачу детей. Напряжение уходит, плечи расслабляются, и я чуть не засыпаю, пока вода не начинает остывать. Выхожу через час, закутываюсь в мягкий халат — белый, пушистый, как облако, — усталость как рукой сняло, и я чувствую себя почти человеком.

Тут звонок в дверь. Еда! Запах шашлыка, жареных грибов и чесночного соуса заполняет квартиру, пробирается в каждую щель. Мы садимся за стол — деревянный, огромный, с вышитой скатертью в мелкий цветочек. Катя раскладывает мясо на тарелки — сочное, с корочкой, дым ещё идёт, — я беру гриб, и сок капает на пальцы, тёплый, пахучий, с привкусом угля. Мы едим и болтаем обо всём: о её клубе, где недавно сломался тренажёр и клиент устроил скандал, о моих учениках, которые пишут "карова" вместо "корова", о том, как Максим однажды нарисовал мне "портрет" — я там была с тремя глазами и рогами, а он гордо сказал: "Это ты, мама, красивая!" С Катей можно быть собой — она не осудит, не скажет, что я слишком громко смеюсь или слишком много ем, хотя я и правда накидываюсь на еду, как будто неделю голодала. Это как глоток воздуха после долгого ныряния, и я понимаю: вот ради чего я сюда ехала.

На следующий день она тащит меня в свой клуб. Утро начинается с кофе — Катя варит его в турке, густой, с пенкой, и подает с крошечным кусочком шоколада. Я жду косых взглядов в клубе — ну как же, толстушка среди фитнес-див, но их нет. Ни зависти, ни презрения — только улыбки администраторов в белых поло и шум тренажёров, гудящих, как улей. Зал пахнет резиной, потом и каким-то цитрусовым освежителем. Катя хлопает в ладоши, её кольца звенят:

— Знакомься, это Марк, твой тренер!

Марк — высокий, с лондонским акцентом, который звучит как музыка, мягкий и раскатистый. Тёмные волосы чуть вьются, лёгкая щетина подчёркивает острые скулы, глаза цвета кофе с молоком — тёплые, но с лукавинкой. Сексуальный — другого слова не подберу, и я невольно задерживаю дыхание, когда он протягивает руку:

— Привет, Алиса. Рад видеть. План простой: не переедай, но ешь всё, что любишь — никаких диет, только баланс. Тренировки три раза в неделю, витамины для кожи, массаж дважды, бассейн. Не пропускай, и через месяц себя не узнаешь.

Он улыбается, а потом подмигивает — откровенно, нагло, и я краснею до корней волос, чувствуя, как жар заливает шею. Говорит по-русски идеально, с лёгким британским раскатом — приехал по обмену опытом, через три месяца уезжает. Я сглатываю и твёрдо говорю:

— Я замужем, Марк. Не рассчитывай ни на что.

— А я и не рассчитываю, — ухмыляется он, и его голос становится ниже, почти интимным. — Просто люблю красивых женщин. Ты не исключение.

Он продолжает заигрывать — то поправит мне локоть на тренажёре, то скажет: "Улыбнись, ты же не на каторге." Я фыркаю, закатываю глаза, но где-то внутри мне приятно — давно никто не смотрел на меня так, будто я не просто мать и жена, а женщина.

Катя перехватывает меня перед массажем, хватает за руку:

— Я с тобой, это нельзя пропустить! Ты должна почувствовать себя королевой!

Мы заходим в кабинет — свечи с запахом сандала мерцают в полумраке, тихая музыка с флейтой льётся из колонок, тёплый свет от лампы ложится на кушетку. Массажист — молодой парень с сильными руками и татуировкой в виде компаса на запястье — разминает мне плечи, втирает масло с мятой и эвкалиптом. Я чуть не мурлычу от удовольствия, когда его пальцы проходятся по шее, снимая зажимы, которые я таскала годами. Потом косметолог — маска с глиной, холодящая кожу, крем с коллагеном, пахнущий персиками, — маникюр, педикюр с тёплыми камнями, брови, ресницы. Меня красят в пшеничный блонд, чуть подстригают концы — волосы теперь струятся, мягкие, как шёлк. Смотрю в зеркало и не узнаю себя: глаза теперь яркие, почти зелёные, лицо посвежело, будто скинула лет пять, а то и больше. Мы едем по магазинам — Катя заставляет купить чёрное платье, обтягивающее, с глубоким вырезом на спине, которое холодит кожу, и спортивную форму — леггинсы и топ, ярко-синие, как её глаза. Я ворчу: "Зачем мне это?" — но сдаюсь. Она неумолима, как стихия.

Дни летят как в сказке: клуб утром — пот, лёгкая дрожь в мышцах, смешки с Марком, прогулки по Москве днём — Красная площадь, кофе в Старбаксе, запах жареных каштанов от уличных торговцев, помощь Кате с её делами вечером. Я разбираюсь с расписанием персонала — когда-то работала в этой сфере, умею наводить порядок в хаосе. Мы внедряем старшего администратора, чтобы Кате не приходилось всё тащить на себе — от бухгалтерии с её бесконечными таблицами до найма новеньких, которые вечно опаздывают. Она обнимает меня так, что рёбра трещат, её волосы щекотят мне нос:

— Алис, ты гений! Без тебя бы утонула в этом бардаке, честное слово!

— Да брось, ты сама половину сделала, — отмахиваюсь я, но внутри горжусь, как будто снова ожила после долгого сна.

На шестой день Катя заявляет, хлопнув ладонью по столу так, что чашки подпрыгивают:

— Мы неделю тут, а в клуб так и не сходили! Сегодня идём. Ты красотка, Алиска, надо тебя показать миру! — Она ухмыляется, как чертёнок, глаза блестят, как у кошки перед прыжком.

— Нет, я замужем! — пытаюсь я отбиться, но голос звучит неуверенно.

— Мне твой муж не нравится, и оправдания твои слабые, — отрезает она. — Идём. Не заставлю же я тебя с кем-то спать! — Она подмигивает, наклоняется ближе. — Хотя Марк вон уже уши мне прожужжал, какой ты клад. Говорит, Игорь тебя не ценит, отпустил такую женщину одну.

— Ладно, уговорила, — сдаюсь я, сердце стучит быстрее. Спорить с ней — как с ветром бороться, бесполезно и выматывающе.

Мы собираемся у неё дома. Я надеваю то самое чёрное платье — оно обтягивает бёдра, подчёркивает талию, вырез на спине открывает кожу до поясницы, и каждый сквозняк заставляет меня вздрагивать. Да, я пухловата, но изгибы теперь сексуальны, платье обнимает их, как вторая кожа, и зеркало это подтверждает — я выгляжу… опасно. Катя красит мне губы алой помадой, подкручивает ресницы тушью, а себе делает smoky eyes, превращая свои голубые глаза в омуты. Мы пьём вино — терпкое, с привкусом вишни и специй, — пока собираемся, и хохочем над её попытками нарисовать стрелки: одна кривая, другая толстая, как у панды. К девяти вызываем такси и едем в клуб — огни мигают вдоль дороги, музыка доносится ещё снаружи, запах духов, алкоголя и сигарет встречает нас на входе, густой и пьянящий.

Катя тянет меня к столику в углу — подальше от колонок, но с видом на танцпол, где уже толпятся люди, двигаясь под басы. Там сидит парень — высокий, с тёмными волосами, в чёрной рубашке, расстёгнутой на две пуговицы, открывающей загорелую грудь. Катя бросается к нему, целует в губы, её пальцы зарываются в его волосы, и я застываю, как громом поражённая. Что за новости?

— Кать, познакомишь? — спрашиваю, пока они воркуют, как голубки, не обращая на меня внимания.

— А, да! — она отрывается от него, щёки розовые. — Это Марсель, а это Алиса, моя подруга.

Марсель салютует бокалом, ухмыляется, показывая ровные зубы:

— Слышал о тебе от Кати. Рад видеть вживую. Ты и правда такая, как она описывала.

Катя шепчет мне на ухо, её дыхание щекотит кожу:

— Мы с ним иногда встречаемся, ничего серьёзного. Потом расскажу, это долгая история.

Я киваю, но внутри буря вопросов. Почему не сказала раньше? Мы берём коктейли — мой с джином и лимоном, кислый и холодный, её с чем-то ярко-розовым и сладким. Пьём, едим креветки в кляре — хрустящие, с чесночным соусом, — болтаем о ерунде: о погоде, о том, как Катя однажды пролила кофе на важного клиента и притворилась, что это был комплимент. Через час она кричит, перекрывая музыку, которая бьёт в уши:

— Идём танцевать! Танцпол ждёт!

Я киваю, допиваю коктейль — джин уже кружит голову, — и мы идём. Танцпол зовёт — огни мигают красным, синим, фиолетовым, басы бьют в грудь, как молот. Я двигаюсь в ритме, платье обнимает тело, волосы падают на лицо, липнут к губам. Впервые за годы я чувствую себя живой, лёгкой, свободной, как будто сбросила с плеч невидимый мешок с камнями. Музыка вливается в вены, и я закрываю глаза, отдаваясь ей.

Вдруг на талию ложатся мужские руки — тёплые, сильные, чуть шершавые. Они сжимают меня, притягивают ближе, и горячее дыхание касается уха, хриплый голос шепчет, низкий, как раскат грома:

— Такая сексуальная… Не останавливайся, девочка.

Он прикусывает мне мочку уха, его зубы слегка царапают кожу, и по телу пробегает ток, от шеи до кончиков пальцев. Я оборачиваюсь — зелёные глаза, глубокие, как лесные озёра, пухлые губы, чуть приоткрытые, лёгкая щетина на подбородке. Красавец. Опасный. Его взгляд прожигает меня, как луч, и я теряю способность думать. Мы танцуем, его руки скользят по моим бёдрам, сжимают их чуть сильнее, чем нужно, он прижимается ближе, и я чувствую жар его тела сквозь тонкую ткань рубашки. Запах — смесь сигарет, дорогого парфюма с нотами сандала и чего-то терпкого, как смола, — кружит голову. Я забываю всё — мужа, детей, долги, свою жизнь. Как будто мне снова 18, и я могу всё — быть дикой, желанной, живой. Его пальцы забираются под край платья, касаются кожи чуть выше колена, и я вздрагиваю, но не отталкиваю. Музыка заглушает мой разум, и я растворяюсь в ней, в его движениях, в этом моменте, который пахнет свободой и грехом.

Катя хватает меня за руку, утаскивает в уборную:

— Ты где пропала? Я тебя потеряла!

— Танцевала, — выдыхаю я, поправляя волосы перед зеркалом. Лицо горит, губы влажные от коктейля, глаза блестят. Про него не говорю — не успеваю, да и не хочу. Мы возвращаемся к столику, и моё лицо вытягивается от удивления. Там Марсель и… он. Тот, с танцпола.

— Руслан, — протягивает он руку, его голос — как бархат с шипами, хриплый и глубокий. Пальцы длинные, с мозолями на костяшках, будто он много работает руками.

— Алиса, — отвечаю я, и он сжимает мою ладонь чуть дольше, чем нужно, проводит большим пальцем по запястью. Его взгляд — как огонь, он пожирает меня, раздевает, ласкает, и я тону в этом жаре, чувствуя, как пульс бьётся где-то в горле.

— Алиса, — повторяет он, будто пробуя моё имя на вкус, катая его на языке, и от этого по спине бегут мурашки. — Что будешь пить?

— Уже пью, — показываю коктейль, но руки дрожат, я сжимаю стекло, чтобы скрыть это, и лед звенит, ударяясь о стенки.

Мы болтаем, смеёмся. Руслан то и дело касается моего плеча, его пальцы горячие, поправляет прядь волос, упавшую мне на лицо, и каждый раз я вздрагиваю, как от разряда. Он наклоняется ближе, шепчет что-то про музыку, и его дыхание касается моей шеи. Я пьянею — от джина, от его взгляда, от свободы, которая бьёт в голову сильнее алкоголя. Вдруг он говорит, голос становится ниже, почти рычанием:

— Давайте на квартиру, музыка достала. Хочу тишины и тебя рядом, Алиса.

— Нет! — вырывается у меня, резче, чем хотела. С ним наедине? Это конец, я не выстою против этого огня.

Катя хихикает, разливая остатки коктейля себе в бокал:

— Алиса у нас приличная, привыкайте, мальчики. Она святая, даже в мыслях не согрешит!

— Тогда сыграем в "правду или действие", — предлагает Марсель с хитрой улыбкой, крутя в руках зажигалку.

Катя хлопает в ладоши, чуть не опрокидывая бутылку:

— Да! Согласны! Это будет весело!

Играем. Вопросы сыплются как confetti: "Кого бы ты поцеловал здесь?", "Сколько раз врал начальнику?" Смех, коктейли, лёгкость. Доходит до меня.

— Алиса, правда или действие? — Руслан смотрит в упор, глаза блестят, как у хищника, и я чувствую, как жар поднимается от живота к груди.

— Действие, — выпаливаю я, не думая. Алкоголь ударил в голову, язык сам решил за меня.

— Поехали ко мне? — его голос обволакивает, как дым, густой и тёмный, глаза обещают всё, что я не должна хотеть. Я чуть не роняю бокал, джин проливается на платье, холодит кожу.

Катя смеётся, хлопает меня по спине:

— Алиса слишком правильная для такого! Она сбежит, даже если ты её на цепь посадишь!

— Спорим? — подмигиваю я, пьяная, злая, с каким-то отчаянным куражом. — Если поеду, ты через месяц замуж выйдешь.

— А если нет — ты разводишься и остаёшься у меня работать, — парирует она, протягивая руку.

Вчера я сказала ей, что хочу развод, что Игорь — это ошибка, а она клялась, что замуж — ни ногой, пока не найдёт "того самого". Подстава.

— Договорились, — жму ей руку, и внутри всё сжимается, как перед прыжком с высоты.

Поворачиваюсь к Руслану, сердце колотится так, что кажется, он слышит:

— Чего сидишь? Поехали.

Он хватает меня за руку, его пальцы стальные, горячие, и мы уходим. Такси ждёт у входа, огни города мелькают за окном, как в калейдоскопе, его рука лежит на моём бедре, сжимает его, и я не отодвигаюсь. Дверь его квартиры — чёрная, с царапинами у замка — распахивается, и дальше — туман страсти. Он прижимает меня к стене в коридоре, его губы находят мою шею, жёсткие, голодные, зубы царапают кожу, оставляя следы. Я шепчу: "Я замужем," а он рычит: "Мне плевать," и его руки скользят под платье, сминают ткань, находят бёдра, сжимают их так, что я задыхаюсь. Его язык касается моего, вкус виски и сигарет смешивается с моим джином, и я тону в этом. Он подхватывает меня, несёт в спальню, бросает на кровать — простыни серые, пахнут стиральным порошком и им самим. Платье летит на пол, его рубашка следом, и я вижу шрам на его плече — длинный, неровный, как молния. "Откуда это?" — хочу спросить, но его губы накрывают мои, и я забываю слова. Он ласкает меня — медленно, уверенно, его пальцы знают, куда идти, его дыхание обжигает грудь, а я выгибаюсь под ним, шепчу его имя, как молитву. Лучшая ночь в моей жизни. Он разбудил во мне огонь, которого я не знала, и я горела, растворялась, кричала, пока не потеряла голос. Уехать? Нет шансов. Я тонула в нём — в его голосе, в его руках, в этом безумии, и не хотела спасаться.

Утро бьёт по голове молотком, раскалывает виски. Я открываю глаза — чужая спальня, серые простыни смяты, запах секса, его парфюма и моего пота витает в воздухе. Рядом Руслан, спит, простыня сползла с его груди, мышцы напряжены даже во сне, шрам на плече кажется ещё ярче при свете утра. Я вспоминаю ночь — его губы на моей коже, его шёпот: "Ты моя," мои стоны, его рычание, когда он сжимал мои бёдра, впиваясь в них пальцами, — и щёки горят, жар заливает всё тело. Лучшее, что было. Но я замужем. Паника бьёт в виски, как барабан, сердце колотится, как пойманная птица. Хватаю платье с пола, лифчик с лампы, колготки с кресла — трусиков нет, черт их знает, где! — и бегу к двери, путаясь в рукавах. Слышу:

— Алиса! — он зовёт, голос хриплый со сна, полный какого-то странного тепла. Я оборачиваюсь — он сидит на кровати, волосы растрёпаны, глаза ещё сонные, но цепкие. — Куда ты?

— Домой, — бормочу я, и вылетаю в коридор, чуть не спотыкаясь о его ботинки. Дверь хлопает за мной, я вызываю такси, сажусь, хлопаю дверцей. Прощай, красавчик. Это ошибка. Невероятная, сладкая, но ошибка. И всё же я знаю: я буду вспоминать эту ночь до конца жизни.

Такси везёт меня к Кате, голова трещит, желудок крутит — то ли от похмелья, то ли от стыда, то ли от того, что я всё ещё чувствую его руки на себе. Не буду пить. Никогда. Прихожу — в квартире тихо, шторы задернуты, свет мягкий, приглушённый. Заглядываю в её спальню — она спит, прижавшись к Марселю, её рука лежит на его груди, его дыхание ровное. Они прекрасны вместе, как картина, а я краснею до корней волос, чувствуя себя грязной, чужой. Стыдно до дрожи. Иду в душ, включаю горячую воду, смываю его запах, его прикосновения, но они всё равно в моей голове, в каждом нерве. Телефон звонит — незнакомый номер. Я беру трубку, голос мужской, низкий, незнакомый:

— Алиса Мелехова? Нам нужно поговорить. Это важно.

— Кто это? — спрашиваю, но он кладёт трубку. Сердце сжимается. Что за чертовщина?

Еду в клуб — Марк даёт щадящую тренировку для "пьяниц после клуба": лёгкая растяжка, вода с лимоном и мятой, дыхательные упражнения. Он суёт мне листок с советами по питанию и тренировкам дома:

— Если решишь разводиться, приходи ко мне. Ты красивая, Алиса. Игорь тебя не заслуживает.

Я благодарю его, улыбаюсь через силу и ухожу. Может, и правда начну новую жизнь — без Игоря, без вредной еды, без этого груза? Возвращаюсь к Кате. Она одна, потирает виски, морщится:

— Голова трещит. Марсель уехал, дела в компании. Утро после клуба — это ад.

— Через месяц жду приглашение на свадьбу, — грозлю пальцем, стараясь шутить.

— Уже могу дать, — улыбается она, и глаза загораются. — Марсель вчера сделал предложение. Прямо в клубе, на колене, с кольцом — золотым, с маленьким бриллиантом. Все хлопали, я чуть не сгорела от смущения.

— Серьёзно?! — я бросаюсь её обнимать, чуть не роняя её со стула. — Рада за тебя, Катька!

Она рассказывает: как он встал на колено посреди танцпола, как музыка стихла, как она сказала "да", а он надел ей кольцо, целуя её пальцы. Я выпытываю детали, смеюсь, но время поджимает — пора домой.

— Через два месяца свадьба, но через полтора приезжай. Будешь подружкой невесты, согласна?

— Конечно! Обиделась бы, если не я, — обнимаю её снова, и слёзы жгут глаза.

— А что с Русланом? — подмигивает она, хитро щурясь.

— Это было… невероятно. Но больше не повторится, — отрезаю я. Вслух не добавляю: "Лучшее в моей жизни. Он — как пожар, а я сгорела дотла, и мне не жаль."

— Спасибо, Кать. За всё.

— Люблю тебя, Алис.

— И я тебя.

Вызываю такси. Еду к автобусу, к детям. Соскучилась по их смеху, их объятиям, их тёплым рукам. Эта неделя — как сон, который я буду прокручивать в голове снова и снова. А эта ночь с Русланом… Она останется во мне навсегда, как шрам, который не видно, но чувствуешь каждый день. Никто не сравнится с ним. И не надо пытаться. Но этот звонок… Кто это был? И почему он знал моё имя?